Даже если мы не живем по соседству с улицей Аристотеля в Салониках, не проводим отпуск на островах Эгейского моря, то и тогда можем ощутить незримое присутствие в нашей ежедневно напряженной жизни отзвуков Эллады. Они являются в виде образов мифологических персонажей, загадочных слов греческого происхождения, имен собственных, которые мы уже давно считаем родными, неясных символов и аллюзий. И вечный Рим постоянно напоминает о себе, и по давней привычке перенимать все греческое он также поддерживает связь между прошлым и настоящим. Видимо, каждому ныне живущему досталась какая-то кроха общей памяти, а потому ушедшие цивилизации для нас не исчезли окончательно. И декабрьским вечером в заснеженном городе приятно сочинить несколько строк о том, что было, есть и, бог даст, будет.
Приветствую тебя, прекрасный Аполлон
Бельведер - звучит мелодично за счет трех «е», загадочно, туманно, иностранно; слово красивое и певучее, похоже на итальянское. Первая ассоциация - Аполлон Бельведерский. Умопомрачительный красавец. Греки эпохи эллинизма увековечили образ бога; римляне, ценители совершенств, скопировали и присвоили себе, сохранили и забыли. Мраморный слепок статуи Аполлона обнаружили только в благодатные дни кватроченто. После чего он обрел приют во дворце Бельведер в Ватикане. И с того времени стал именоваться Аполлоном Бельведерским. Это ни для кого не новость, просто напоминаю.
А теперь - вынесенное на поверхность волной собственной памяти. Слепки прекрасной статуи облагораживают собой многие интерьеры, но мне вдруг вспомнилось одно не совсем подходящее место обитания дивного изваяния - парадная лестница в помещении Строительного института на Спартаковской улице в столице. Многострадальное здание, принадлежавшее в свое время Мусиным-Пушкиным, сильно изуродованное перестройками, сохранило внутри себя роскошную лестницу. Поднимаешься по ней, замотанный, задавленный проблемами, глядя под ноги и не замечая красоты ступеней, но в какой-то момент вдруг поднимаешь глаза… А там он, Аполлон - предположительно, Бельведерский - тебя встречает и лично приветствует. И сразу кажется, что идешь не на зачёт, а в гости к белоснежному божеству. И свет, - конечно же, не из казённого плафона - а от него самого исходящий, тихо разливается вокруг.
Аполлон из Бельведера… Думаю, грекам должно быть обидно за такое присвоение римлянами их культурных достижений. Но эллины канули в лету, современные греки решают другие проблемы. А Бельведер и сейчас стоит на том же месте, где его построил Браманте, среди дворцов крохотного государства на территории огромного города.
Конечно, бельведером называют не только конкретное прекрасное творение, но и другие архитектурные конструкции, предназначенные для обозрения красот местности. Вспомним Дом Пашкова с бельведером, как раз напротив Кремля, с которого булгаковский Воланд обозревал Москву. А еще - плод воображения гоголевского героя Манилова, мечтавшего иметь дом с бельведером, чтобы пить чай, любоваться Москвой и рассуждать о приятных предметах.
Мечта авантюристов
Панацея, вечный двигатель, философский камень - «то, чего на белом свете вообще не может быть» (это из сказки Л. Филатова про Федота-стрельца). Удивительно не то, что эти понятия благополучно просочились сквозь все стадии технического прогресса и до сих пор существуют в наших головах, а то, что идея создания панацеи будоражит воображение ныне живущих.
Можно предположить, что внучка Аполлона и дочь греческого полубога-врачевателя Асклепия, сама на четверть божественная, красавица Панакея (Панацея) сейчас имеет своих приверженцев и вдохновляет их на подвиги. Поиску заведомо несуществующего (с точки зрения коллективного здравого смысла) вещества фанатики идеи готовы посвятить жизнь. Делается это не всегда из гуманистических побуждений, но часто под влиянием алчности. Убедить массу людей в том, что изобретено универсальное средство, излечивающее все болезни, и заставить их приобретать его за большие деньги в огромном количестве - весьма часто встречающееся стремление современных умельцев получать прибыль «из воздуха».
Полезно напомнить, что отец Панакеи, врачеватель Асклепий был убит собственным дедушкой (Зевсом) за невиданную дерзость - способность успешно исцелять и даже воскрешать людей, то есть соперничать с всесильными богами. Высшие силы ни в какие времена этого не поощряют. Панацея - мечта многих поколений людей, светлый образ невероятных достижений разума. Это частная составляющая более масштабной мечты - овладеть механизмами всех естественных явлений и прибрать к рукам матушку-природу, заставить ее действовать в угоду человеку. Мать-природа относится к играм своих расшалившихся деток весьма равнодушно, но провинившихся всегда готова наказать.
Человек единственного пути
Ортодокс - слово нездешнее, пришедшее из греческого языка, что наводит на мысль о первоначальном появлении ортодоксии на землях Эллады. Но проигнорировать Древний Китай с его вечными кумирами Конфуцием и Лао Цзы, было бы несправедливо. Да и мало ли где еще появлялись ныне забытые ортодоксии и ортодоксы.
Основа мировоззрения ортодокса - некая доктрина, то есть убеждение, основанное на вере в истинность данного учения - религиозного, политического, правового, военного, экономического, идеологического и др. Доктрина не рассматривает иных путей по сравнению с тем единственным, который она сама утверждает.
Ортодокс - это человек, идущий по узкому железобетонному подземному тоннелю с фонарем на шее. За ним следуют массы людей, уверовавших в его авторитет. Доктрина - творение авторское. Её кто-то когда-то создал, не обязательно единолично. Доктрина в процессе своего господства может развиваться, но не может преодолеть рамки, обозначенные ею, то есть собственные основные принципы.
Всякая религия имеет постулаты и догмы, которые именуются основами вероучения. Основы прописаны в источниках, почитаемых священными. Большинством приверженцев конкретной ортодоксии основы учения приняты на веру, точнее истинность основ принимается без рациональной аргументации. Этот же механизм работает и в отношении нерелигиозных доктрин. Адепты различных ортодоксий имеют обыкновение рассматривать инакомыслящих как конкурентов, соперников, неправоверных; в случае фанатической преданности избранным идеям - как врагов.
Ортодокс - человек единственного пути. Он непреклонен, никогда не сделает шага в сторону. Он может остановиться, являя пример бега на месте, но не может оглянуться назад (то есть усомниться в правильности выбора пути). Иначе его постигнет участь жены Лота. Если Лотова жена была безымянной, то имена ортодоксов остаются в истории, но их не всегда поминают добрым словом.