ГЛАВА IX.
Пока решалась моя семейная жизнь, я ни на минуту не забывал о геологе, тщетно высматривая его среди встречающих. Мы решили вести себя так, будто ничего не случилось, боялись спугнуть охотников за золотом. Михаил отправил паренька на лошади за помощью. По реке не рискнул, тайгой дальше, зато надёжнее, мало ли что взбредёт бандитам в голову. И парня потеряем, и энкеведешников не дождёмся. Решили с утра сделать вид, что готовимся к съёмке, что снимем, то и повезём, за сутки много не намыли, а бдительность притупим. Наш коллега, похоже, обучался в серьёзной разведшколе, да и зло на Советскую власть копил годами, противник достойный и опасный. По дороге домой встретил жену Вайкулиса. Статная красивая женщина, блондинка с причудливо уложенной косой. Раньше никогда о ней не думал, знал только, что зовут Линда, тоже геолог, работает коллектором. Второй геолог нашему прииску не положен. Благодаря ей, он и уходил в тайгу надолго, знал, что с её помощью все вопросы решаемы. Я не обращал на его отлучки внимания. Выходит, зря, как бы для меня это не обернулось служебной халатностью или чем похуже. Через час встречаемся с капитаном в конторе, надо обсудить, вдруг она тоже причастна к делам мужа. С трудом преодолел желание обернуться: если она не та, за кого себя выдаёт, моя заинтересованность ей не понравится. Выругался про себя и пошёл домой, хотелось что-то перекусить, денёк выдался ещё тот. Лучше бы не приходил, мать плакала как по покойнику. Взглянув на меня в дверях, зашлась ещё больше. Молча, пройдя к столу, перекусил холодным супом с дранниками и поспешил в контору. Придётся сегодня на работе переночевать, а там видно будет. Поговорив с капитаном, решили охрану пока не посвящать. Меньше знаешь, лучше спишь. Да и от предательства гарантии нет. Как только появятся солдаты, берём геолога с женой, потом разберёмся кто прав, кто виноват. Говорили только о делах. Подозреваю, Михаилу труднее, чем мне, общаться. Ничего, пройдёт время, а оно, как известно, лучший лекарь. Тяжело пережил смерть Даши, а счастье друга переживу. Он не знает, что Ольга как женщина мало для меня значит, о своей семейной жизни я не распространялся. Даже сейчас, в самый удобный момент снять тяжесть с души Михаила, я молчал. Было стыдно рассказывать, как я поступил с Ольгой, он её любит и вряд ли поймёт.
– Прости, Володя, поздно, я пойду, никак не верится, что дети дома ждут.
Уже пожимая руку на прощанье, пристально посмотрел в глаза, словно спрашивал: больно моему сердцу или нет? Надеюсь, он ничего в них не прочёл. Ничего, кроме того, что он может на меня рассчитывать, и в наших отношениях ничего не изменилось. Этой весной, заступившись за меня, Миша рисковал всем, теперь мы на равных. Я не переживал, что Ольга теперь его женщина, моей она и не была никогда, я отдал его детям мать, пусть не родную, но что-то мне ещё в лодке подсказало, что Ольга их любит.
– Всё, капитан, иди, ты теперь семейный человек. Иди.
Я засмеялся и подтолкнул его к двери. А сам ещё долго сидел в кабинете, размышляя, как мы справимся с бандитами, если помощь не придёт. Вспомнил про Ефима, как я мог забыть про него, он же у нас остановился. Как сказал бандит, только Ефим вспомнил пароль. Он тоже в деле, а Михаил про него ничего не спросил. Ему простительно, столько событий сразу. А вот мне – нет, надо срочно идти домой, расспросить, куда он делся.
Приоткрыв тихонько дверь, прокрался мимо крепко спящей Фроси, заглянул в комнату. Не обнаружив Ефима, разбудил маму, а чтобы опередить её нападки, строго поинтересовался, где наш гость.
– Да кто же его, Володя, знает, как ты утром ушел, так и он сразу за тобой. Сказал, уходит, не хочет, чтобы у тебя из-за него неприятности были.
– Ладно, прости, что разбудил. Спокойной ночи.
«Благодетель», куда же он подался? Нас сутки не было, наверное, с Вайкулисом связался, а он его на остров отправил. Ясно, что геолог у них за главного. Ладно, надо спать ложиться, хватит маяться, пока золото не повезём, всё тихо будет. Подходя утром к конторе, увидел Михаила. Мы не говорим об утопленном золоте, я уверен, ему так же беспокойно, как и мне. Пропадёт, нас расстреляют без суда. Прошли в мой кабинет, разговаривали с открытой дверью. Видели, как появились почти одновременно наши немногочисленные сотрудники, Линда прошла, а Вайкулиса нет. Неужели в тайге? Нет, сегодня должен быть обязательно. К съёмке золота по правилам допускаются три человека. Мы не стали оформлять его через Первый отдел, всё-таки прибыл с оккупированной территории. Теперь понятно, почему он не настаивал. Сегодня его надо не разочаровать, чем больше золота, тем лучше.
– Владимир Александрович, поговорить надо.
Она стоял в дверях бледная, но не потерявшая ни гордой осанки, ни холодного, так свойственного ей, выражения лица. Кто-то быстро прошел по коридору, хлопнула входная дверь. Линду качнуло, и она начала медленно оседать. Капитан сориентировался мгновенно. Перепрыгнув через тело с торчащим в спине по самую рукоятку ножом, бросился в погоню. Я зачем-то стал переворачивать ставшую вдруг тяжелой женщину на спину, крикнув, чтобы срочно бежали за Ольгой.
– Он убил, убил…
Взгляд, ещё секунду назад осмысленный, потускнел. Поняв, что больше ничего не услышу, выскочил из конторы и повернул к берегу. Там стреляли. Добежав, застал одного Михаила.
– Ушёл, гад, надо было вечером брать, ловкая сучара, и плавает отлично. Думал, подстрелю, а он нырнёт в одном месте, а вынырнет, где и не ждал. Только зря патроны спалил. На остров к своим подался, больше некуда. Придётся отложить погоню, а то, не ровён час, банду спугнём. Линда жива?
Я отрицательно покачал головой.
– Сказала, убил кого-то, а у нас, слава богу, все живы. Обыск делать будешь?
– Пойдём, посмотрим их комнату. Что-то комсомольцы вестей не шлют, с утра на перевал отправил. Пока ты на гидравлике будешь, я схожу, проверю.
В бараке никого не было, все на работе, а замок висел только на двери Вайкулиса. Выдрав пробой валявшимся у печки топором, вошли. Обстановка не отличалась разнообразием, всё как у всех. Грубо сработанный стол, две табуретки и топчан. Вот разве что швейная машинка имелась. Фанерный чемодан с личными вещами тоже пришлось вскрывать топором, замок на нём висел амбарный, в два раза больше дверного. Миша даже не удивлялся, а я, всю жизнь проживший в Сибири, был шокирован. Самое большое, что позволяли себе мои земляки, уходя из дома, это вставить в дверную щеколду палочку вместо замка. Это значило, что хозяин ушёл далеко и надолго. Мы не нашли ничего компрометирующего, только под швейной машинкой в футляре лежало несколько неотправленных писем.
– Письма надо взять, прочитаю на досуге, вдруг там что-нибудь важное. – Капитан посмотрел на часы. Видно было, что ему не терпится узнать, пришла или нет помощь из Ольховки. Да и мне пора на гидравлику, надо имитировать съёмку золота. – Иди, Володя, действуем, как договорились, вдруг ещё есть у них люди на прииске.
К вечеру всё закончили, золото не больше двухсот граммов опечатали в брезентовый мешочек, и я отнёс его в кассу в кармане, чтобы не привлекать внимания. Главного инженера пришлось ввести в курс дела, делать съемку вдвоём запрещёно, но Михаил отсутствовал, и мы вторично нарушили незыблемое правило. Про солдат я ему ничего не сказал, не потому что не верил, просто поостерёгся. В железном ящике, в котором возили золото, было опечатано около пятнадцати килограммов камней. Охранники несли его по очереди. Всё как всегда. Они не догадывались, что их ждёт утром, а мы не знали, чем всё закончится. На помощь прислали тридцать человек. Собрали, кого могли, в том числе милицию и военкомат. Особенно капитану понравились обстрелянные офицеры из военкомата, как и он, покинувшие фронт из-за ранений. Война учит быстрее самого лучшего училища.
– Я с ребятами все глаза проглядел, думал, они с перевала пойдут. Ты не поверишь, подошли с тыла и окружили. Я когда команду услышал руки поднять, с жизнью попрощался. Боевые ребята, всё хорошо будет. Надеюсь, за день выспались, должны уже по времени быть на месте.
– А как охрана поплывёт мимо острова? Перестреляют мужиков.
– Продумано. На повороте, где мы Ольгу встретили, они остановятся, сделают вид, что одному из них с сердцем плохо. Я за ними отплыву, минут через десять. Шум поднимут, будут звать причалить. «Сердечника» я заберу и поверну на прииск, а мужики чай попить на косе задержатся. Банда давно бездельничает, притомилась, ожидая, а тут такой удобный случай. Протоку переплывут, брать можно. Берег крутой, обзор как в тире. Сейчас мужиков подниму и отплываем. Наверное, не надо им говорить, что камни везут?
Я кивнул:
– Береженого, бог бережёт. Миша, я разве не с тобой? Вдруг место попутаешь, где золото утопили, да и сподручнее вдвоём.
– Ладно, чёрт не выдаст, свинья не съест. Не хотел тебе до времени говорить, но учти: Ковинько группу возглавляет. Ты для него как красная тряпка для быка. За разговором следи, не давай повода для ареста.
– Не подведу, знаю, что ты за меня поручился.
– Всё, пошли, операция назначена на восемь утра.
Через полчаса лодка с сейфом отчалила. Мы тоже не задержались. Я волновался, казалось, снова пытаюсь перехитрить Мишку, цепляясь в темноте за брёвна затёкшими от недавно развязанных пут руками. Вспомнил Матвея. Как ему живётся одному на пасеке? Интересно, отвёз он Дашу в деревню или в тайге похоронил? Думал об одинокой могиле, а представлял свою любимую весёлой и живой. Верил: кончится война, обязательно съезжу на Дальний восток и пройду наш с ней маршрут. Это будет прощаньем, может, тогда она меня отпустит. Перестанет сниться. Сказать по правде, я любил эти сны, дорожил ими, потому что утром казалось, что Даша жива, и именно с ней я провел далеко не безгрешную ночь. Если бы не эти сны, и Ольга была бы счастлива со мной. Хотя, судя по тому, как она глядела на Мишу, имея законного мужа, никакого счастья не предвиделось. Я так задумался, монотонно гребя по течению, что вздрогнул от истошного крика, раздавшегося где-то рядом.
– Мужики, быстрее, с Валеркой плохо, фельдшера срочно нужно. Быстрее, синеет прямо на глазах.
Мы с капитаном тоже разорались в два голоса, не торопясь причаливать, но живо интересуясь самочувствием грузноватого и несколько неуклюжего Валеры. Сердечника «спасали» не меньше часа, делали искусственное дыхание, наконец, погрузили и отплыли обратно на прииск. Гребли против течения что было сил. На первой излучине, едва приблизившись к берегу и бросив лодку на охранника, помчались назад. Мишке с его наганом бежать было легче, а мне била по ногам винтовка «Бельгийка», которую отец умудрился купить уже после своего плена у друга в Минусинске. Тот привёз её с войны, а батя, взяв посмотреть, не мог расстаться, и никогда не ходивший на охоту хозяин уступил. Была она десятизарядка, что при охоте на медведя высоко ценилось. Я нёсся, держа её высоко над головой, боясь зацепиться предохранителем за прибрежные кусты. Его повредили ещё на войне, и он капризничал. Беспорядочная стрельба, заставлявшая нас бежать из последних сил, прекратилась. Когда мы, ломясь через кусты, выскочили на берег, поняли, что безнадёжно опоздали. Живых повязали, а трупы поднимали по крутояру. Ефим мазнул по мне ненавидящим взглядом и отвернулся. Остальные были незнакомы. Мы спустились помочь вытаскивать мёртвых. Вайкулис пропал, как в воду канул. Ушёл. Интересно, почему он пошёл на риск? Убив Линду, выдал себя с головой. Не мог же он знать, что раскрыт, если бы нас с Михаилом обнаружили, живыми точно бы не выпустили. Вопросы, вопросы, а ответа нет.
– Максимов! Какая встреча! До сих пор на свободе? Ну, ничего, кончится война, поедешь к морю. Пока мы врагов народа ловили, ты прохлаждался как на курорте. Крабов кушал. В Китай подался. Не повезло тебе, обидно, поди, что от границы завернули? – Я слушал Ковинько и не имел ни малейшего желания отвечать. Ещё год назад мог вспылить, высказать всё, что думаю о таких, как он. Видимо, я повзрослел и, надеюсь, поумнел. Разговаривать, себе дороже, он не изменится, и ничего ему не докажешь. Михаил смотрел одобрительно, ясно, боялся, что сорвусь. – Молчишь? А кто геолога пригрел? Капитан рассказал, что вы его с бандой застукали. Бдительность не проявил, буду рапорт писать.
До чего странный человек, при чём здесь я? Вайкулиса с Ольховки прислали, да и на то пошло – это забота Михаила, а не моя. У меня прииск, золото, а бандитов должен Ковинько ловить, и настоящих врагов народа выявлять его работа. Надо достать со дна реки перемётные сумы. Я жду, когда капитан про них расскажет, сам не суюсь. Никто никуда не торопится. Незнакомый майор пытается выяснить, где геолог, но бандиты дружно отрицают всё, что касается Вайкулиса. Михаил не знает в лицо Ефима, и я решился подойти.
– И ты, Ефим, не знаешь нашего геолога? – Он отрицательно качнул головой, глядя куда-то мимо меня. – Надо же, а ведь ты и с отцом его знаком, помогал бежать в Китай, когда Колчака разбили, и пароль запомнил, с которым он пришёл. Нехорошо, божий человек, столько лет убийц покрывал. Не простят тебе ни бог, ни люди. Я, конечно, маленький был, и твоих головорезов не запомнил, но обратил внимание, что мужиков полно в скиту. Жаль, сразу не сообразил, как границу с Тувой открыли. Так куда Вайкулис податься мог? Он сам сказал, три дня вас ждать будет. Или я не прав?
– Парни, восстановите деду память. Да не переусердствуйте.
Пока избивали Ефима, Ковинько откровенно издевался надо мной, глумливо восхищаясь моей техникой ведения допроса. Но и его метод ничего не дал. Старовер потерял сознание.
– Товарищ полковник, разрешите обратиться.
– Разрешаю, капитан, что ещё?
– В сейфе камни, а золото мы три дня назад в протоке утопили, достать надо.
Кто-то из бандитов протяжно свистнул и громко выругался. Действительно, с ума сойти: рисковали из-за ящика, набитого камнями. Но полковник тоже был ошарашен, в голосе явно прорезалась визгливая нота.
– Вы что себе позволяете? Мы головы под пули подставляли, а оно на дне реки! Кто разрешил съёмку? Почему золото не опечатано? Я кого спрашиваю?
Миша вышел вперёд, заслонив меня спиной, как будто это что-то меняло. Да и золото спрятали мы чисто интуитивно, сам не знаю, почему забеспокоился, увидев староверского попа.
– Действовали согласно обстоятельствам, не надеялись на помощь. Решили, что сами не справимся, а главному инженеру известно, где утоплено золото.
Я понял, он не сказал, что мы вывезли его, не зная про банду.
– Ты мне арапа не заправляй! Почему геолога сразу не взял? Чего ждал? А он утёк, и тебе спасибо говорит, и жену зарезал, не с кого спрашивать. Все ниточки обрубил. В Ольховку с нами сейчас поплывёшь, за всё спросим. Показывайте, где золото!
Мы, понурясь, побрели по берегу. Переплыли на бандитской лодке протоку. Не знаю как у Миши, а у меня селезёнка ёкала от страха, казалось, иду по незнакомой местности, всё как в тумане. Неужели не найдём? А может, геолог давно к границе подходит. Перемётные сумы легко нести, перекинув через плечо, а десять-пятнадцать килограммов не груз для здорового мужика. Золото не взвешивали, боялись засветиться в конторе.
– Можно, мы от того места пойдём, где причалили? Остров большой, боюсь направление потерять, в темноте все деревья одинаковые.
– Максимов, ты часом не сбежать собрался? Как это ты место не помнишь? Капитан, а у тебя хорошо с памятью?
– Мне тоже от берега сподручнее.
Всё, Миша тоже запаниковал, соберись, Володя, а то время военное, могут прямо на берегу шлёпнуть. Так уговаривая себя не спешить, я, наконец, увидел торчащий далеко в сторону сухой обломившийся ствол. Для верности потрогал ушибленный локоть. Это точно здесь, даже вспомнил, как выматерился про себя, ударившись «электрической косточкой». Уверенно зашагал к воде.
– Думаю, здесь.
– Думает он. Рыбачьте, посмотрим, что поймаете.
Он противно засмеялся. А нам с Мишей было не смешно. Молча, раздевшись, мы дружно прыгнули в холодную воду. Под берегом оказалось глубоко. Переглянувшись, нырнули. Темно, деревья не пропускали солнце. Ныряли и ныряли, обшарили, казалось всё дно. Тело закоченело, перестало чувствовать боль, и уже всё безразлично: найдёшь или умрёшь. В лагерь я не хотел и уже решил, что окунусь последний раз, и с меня хватит, нет больше сил мёрзнуть. Да и смерть лёгкая, уже и глаза Дашины в воде чудятся. Если права мама, а я никогда в глубине души не отрицал бога абсолютно, то совсем скоро соединюсь с ней навсегда. Но Миша считал иначе, его дома ждали, и подводить семью он не собирался. Посадив на моём затылке изрядную шишку, он умудрился вытащить одной рукой и меня, и сумки.
– Нашел! Нашел! – Голос прерывался и дрожал, переволновался капитан не меньше меня.
Под строгими взглядами офицеров мы вытащили из кожаных сумок брезентовые мешки с золотом. Опечатаны они были по всем правилам. Вскрывать не стали. Ковинько, забрав нашу лодку и арестованных, отбыл. Осенью дни короткие, и солнце как-то незаметно начало клониться к западу. Миша расстроился, он для ребят из военкомата разжился двумя бутылками водки и вяленой щучкой килограммов на десять, а посидеть душевно не получилось: все заторопились. Одно утешало, что он умудрился потихоньку положить свой подарок в последнюю недоступную начальственному взгляду лодку. Ковинько сделал вид, что забыл о своём приказе плыть Мише в Ольховку. Велел написать подробный рапорт и бросить все силы на поиски геолога. Когда последняя лодка скрылась из глаз, мы с капитаном запрыгали от радости по поляне, как два недозрелых подростка. Сказалось напряжение последних дней, да и, наконец, отогрелись после почти часового ныряния в холодной воде. Напрыгавшись, не сговариваясь, подобрали выручившие нас перемётные сумы и ходко пошли на прииск. До темноты надо собрать охотников и отправляться на поиски Вайкулиса. Скорее всего, он залёг, как зверь, после убийства жены, и наша задача: за три дня найти его нору. Я надеялся, что он ждёт золото в скиту, но где-то в глубине души точило сомнение. Не прост, ох, как не прост наш противник. Вот где он прятался в конторе? Я глаз с двери не спускал, видел всех входящих, да и разговор с Мишей не был предназначен для посторонних ушей. Что его вспугнуло? При чём здесь Линда? Получается, он всё рассчитал, где-то затаился, придя раньше всех, и хладнокровно убил близкого человека. И что он слышал из нашего разговора? Мы говорили, совершенно не таясь. Но почему-то не предупредил своих.
ГЛАВА Х.
На прииске было оживлённо. На стане сновали неугомонные мальчишки, у барака Вайкулисов толпились женщины. Мы подошли к ним.
– Александрович, мы покойницу обмыли, а без милиции хоронить можно?
– И где участковый? Вторую неделю в тайге, не случились бы чего с нашим кормильцем. Тетка Марфа, когда твой дед вернётся? – Обратился я к его жене.
Было милиционеру лет шестьдесят, и по этой причине в армию не взяли, а послали к нам. Рассудив, видимо, что прииск небольшой, воровством сибиряки не грешат, а молодых и задиристых война забрала. Опытный охотник и замечательный человек, он сам нашёл себе дело. Кормит прииск по мере сил сохатиной, а недавно медведя-пестуна в малиннике застрелил. Мясо молодое, жирное. Пусть по килограмму на семью, зато какое подспорье в лихую годину.
– Дак, обещался, в неделю управится, а нету его, Лександрыч, сама не знаю, что и думать. Жду его, жду, уже все жданки закончились. А с работы старого не попрут, как думаешь?
– Ты с чего это взяла? Это же надо сообразить: за что его выгонять-то, а, тётя Марфа?
– Дак, бабёнку-то убили, а он не при исполнении. Убивца ловить надо.
– Сейчас идите по домам, скажите мужикам, что мы их всех в конторе ждём. Будем думать, как убийцу отыскать. Права тетка Марфа, время теряем.
– А у меня мужика нет и не было, кому сказать-то? – Напарница Фроси стрельнула на меня пронзительно чёрными глазами в пушистых ресницах. Красавица какая подросла, ещё зимой ходила нескладёхой. Война проклятая, может и засидеться в вековухах, накликает беду своим глупым языком.
– Ты, Дуся, болтай поменьше, а то точно без мужика останешься, ну, а пока тебе и пятнадцатилетний мужик. Как пригожего какого встретишь, посылай в контору. Давайте, женщины, поторопитесь. Кто-нибудь зайдите к моим, пусть мама поесть соберёт дня на три.
Миша тоже попросил соседку передать Ольге, чтобы прислала Ваню с провиантом. И мы потопали на стан. Через полчаса мы имели в своём распоряжении крепкого ещё дедка, лет на шестьдесят пять, вооружённого дробовиком и биноклем времён гражданской. Ещё четверых с гидравлики, они работали в первую смену. Явившегося мальчонку лет тринадцати отослали домой. Когда он совсем по-детски расплакался, я дал ему спецзадание: сходить на гидравлику и предупредить мужиков, что утром смены не будет пусть обходятся своими силами. Он перестал шмыгать носом и, проникнувшись важностью момента, даже загордился, мигом приступив к исполнению. Последними пришли три шестнадцатилетних парня, замучившие военкомат просьбами послать на фронт. Я одобрительно глянул на берданку и две двустволки. Все знали, что стреляли ребята отлично и просились на войну снайперами.
– Не густо, но, надеюсь, управимся, не баб же в тайгу снаряжать, им и так достаётся, бедолагам. У кого мало патронов, признайтесь сейчас, возьмём в посёлке, попросим у жён, чьи мужья воюют.
Мужики показали набитые самодельные патронташи и карманы. Миша присвистнул: не ожидал такого изобилия. Сибирь не Европа, здесь с малолетства охотиться обучают, пули лить, патроны набивать, следы в тайге читать. Капитан кратко рассказал о Вайкулисе, предостерёг, что враг опытный и тренированный, встретившись один на один, никаких действий не предпринимать. Случайная встреча на охоте – и всё. Самодеятельностью ни в коем случае не заниматься. Идти решили в сторону скита, вероятнее всего, встреча была назначена где-то рядом. В тайге быстро темнело, но это нас не удручало: конная тропа к староверам хорошо натоптана. А до границы с Тувой пограничники, часто наезжавшие раньше на прииск, прорубили неширокую просеку. К брошенной заставе мы подошли за полночь. Миша распорядился проверить казармы и, выставив часового, всем спать три часа. С удовольствием расположились на старых солдатских нарах и пройдя десять километров пути уснули мгновенно. Часовые менялись каждые полчаса. А у нас с капитаном был трудный день, и, повинуясь общему мнению, мы сладко проспали до побудки. После вчерашнего погожего дня погода начала портиться. Звёздное с вечера небо спряталось за низко несущимися тучами, казалось, это не ветер, а они заставляли деревья гнуться к земле, а тайгу гудеть на разные голоса. Ветер и ливень лучше, чем занудная морось. Такая свистопляска ненадолго, бывает, хватает полчаса, и только старые сгнившие деревья, вырванные с корнем, как больные зубы, напоминают о бешенстве природы. Полюбовавшись на стихию и дав команду на отдых, мы курили с Мишей на крыльце. Не знаю, как ему, а мне нравилась гроза, ливень, ветер, все природные катаклизмы вызывали у меня восторг, какое-то непонятное другим ликование. Пацаном, если начиналась пурга, я вставал на лыжи и ходил по тайге до изнеможения. Где-то высоко надо мной гудело и стонало, а я был счастлив, разговаривал с деревьями, как с людьми, знал: я часть всего, что вижу вокруг. Кедр, насыпавший мне за воротник снега, здоровался со мной. Мои друзья, которым я пытался объяснить свои чувства, смеялись и не понимали. Экая невидаль, снег, снесённый ветром, пусть и с кедра, за шиворот свалился. Глупые, это ветер приветствовал и радовался нашей встрече. Я не хотел уходить, спать не хотелось, а Михаил стоял, видимо. за компанию. Ещё мне было тревожно, что-то было в тайге не так, какой-то посторонний звук не давал мне покоя. Капитану надоело мёрзнуть на ветру, и он открыл дверь в теплое, пропахшее пылью и не выветрившимся солдатским потом помещение. Самопроизвольно я схватил его за руку.
– Слышишь? Миша, там кто-то есть, так кричат о помощи.
– Володька, ты что? Какие крики, тайга беснуется.
– Когда только вышли, мне выстрел почудился, и я всё время прислушиваюсь. Ветер, не поймёшь, близко или, наоборот, далеко, но кто-то в беде. Я схожу, только винтовку возьму. Чёрт, темно, как в преисподней. Надо бересты сухой в казарме взять, ребята на ней чай кипятили. Положу под куртку, чтобы не намокла.
– Пойдём вместе, только часового предупредим.
Мы быстро экипировались, предупредив, что идём на северо-запад. Оттуда, вместе с порывами ветра, прилетал призыв о помощи, Алёшка, стоявший на посту, оказывается, тоже прислушивался.
– Как шквал налетит, вроде кричит кто-то, а сказать постеснялся, если почудилось, парни засмеют.
– Значит, идём по той же дороге в сторону прииска. А там будет видно.
Ливень прекратился, начинался рассвет, правда. серенький и невнятный, но на востоке небо начало потихоньку светлеть. Деревья вдоль тропы стали принимать очертания. Шли уже полчаса, но крик не повторялся. Неужели почудилось? За поворотом наткнулись на вырванное с корнем дерево. Придётся обходить, перспектива невесёлая, вымокнем до нитки. Деревья напитались дождём и высохнут только на солнце, если оно будет. Постояли, раздумывая, продолжать или нет поиски. Холодный душ принимать не хотелось, а тишину нарушали только звуки падающей с листьев воды. Стон, идущий, казалось, откуда-то из-под земли, заставил нас на мгновенье замереть. Мы ошеломлённо переглянулись и кинулись к упавшему дереву. Раскидывая пихтовый лапник, я ругал себя. Смотрел и не видел. Дерево, упавшее поперек тропы, было берёзой. Стало уже достаточно светло, чтобы увидеть небольшой шалашик, сделанный наспех. Миша, добравшись первым до человека, ахнул. Казалось, по лицу лежащего без сознания человека провели граблями, стараясь, чтобы борозды были как можно глубже. Волосы отсутствовали совсем, а на их месте запеклось что-то серое и грязное пополам с кровью. Я не удивился как Миша: приходилось видеть изувеченных медведем. Это он пытается, как индеец, первым делом снять скальп, подкрадываясь, по возможности, со спины. Ни один зверь не может вынести долго человеческого взгляда. Бывали и курьёзные случаи. Наш сосед в Арлапке решился руки только потому, что найдя в своем капкане медведя, решил перемотать портянки. Увидев человека и озверев окончательно, мишка отгрыз лапу и пошел на врага. Ступает он неслышно, но что-то заставило сидящего на пеньке дядьку Андрея обернуться. Счёт шёл на секунды, и, схватив ружьё, он успел засунуть его вместе с рукой в смердящую пасть. Зверь задохнулся, изжевав предварительно соседскую руку до кости. А как-то коровы всем стадом, смывшись от уснувшего пастуха, ушли в тайгу. Мужики разбрелись в их поисках по горам, а повезло их найти только чудаку, прихватившему с собой шкуру годовалого медвежонка. Обнаружив стадо, он надел шкуру и рявкнул по-медвежьи. Вместо того чтобы опрометью нестись домой, как он предполагал, бурёнки дружно бросились в его сторону. Успев заскочить на близстоящую пихту, он принялся уговаривать свою выкормленную с бутылочки Майку. Но даже слыша его голос, она продолжала вместе со всеми рыть корни векового дерева. Нашли их только на второй день. Пихта держалась из последних сил, а привязанный брючным ремнём незадачливый хозяин коровы Майки прощался с жизнью. Мне понадобилось много времени, чтобы осознать, что человек в шалаше – это наш участковый. Узнал больше по одежде да по ружью, одному из лучших на прииске.
– Чужой какой-то, откуда он взялся?
– Насчёт чужого ты, Михаил, не прав, а вот кто Ивана Артемьича сюда принёс, вот это загадка. Скорее всего, у него и рёбра поломаны, а может, и ещё что важное повреждено. Это не он стрелял, и на помощь звал кто-то другой. Он вернётся, а может, и нет, раз на тропе шалаш соорудил в надежде, что раненого заберут. Не удивлюсь, если где-то рядом сейчас наблюдает. Придётся двоих отрядить участкового нести, в Каратуз в больницу надо.
Шаги возникли прямо за спиной, тот, кто пришел, шумел специально. Нельзя возникнуть ниоткуда, значит, подошёл крадучись, скорее всего, послушал и решил больше не таиться. «Вот и хорошо», – подумал я, оборачиваясь и улыбаясь незнакомому тувинцу. Он тоже успокоился и опустил старенькую берданку, которую держал на всякий случай наизготовку.
– Я тебя узнал, начальник, летом вот с ним в тайге повстречал. Охотники говорят: он энкеведэ, – тувинец кивнул на Михаила. Тот тоже согласно кивнул, доброжелательно разглядывая гостя. – Я по-русски хорошо говорю, в скиту вырос. Не там, где сейчас, а в старом. Они ушли в Туву, а я остался. Ефим, когда за границу подался, скит поджёг, я на охоте был, смотрю с горы, зарево, побежал помогать тушить, а там никого нет. На моё счастье, дождь начался, осталась церковь и три дома. Там и живу. С прииска многих знаю, охотимся вместе. С Иваном в избушке на Таскыле договорились встретиться, тот месяц с ним сохатых добывали. Два дня ждал, потом искать пошёл. Медведь его в листву закопал, сытый был, ждал, пока протухнет. Медведя я убил, на тропе оставил, только ляжку вырезал. Думал, в избушке Иван отойдёт от ран, голову горячим жиром медвежьим залил и пеплом посыпал. Ребра туго перемотал, а он заговариваться начал, нога чернеет, в больницу надо. Неделю идём, вашего геолога встретил, просил помочь, а он только отмахнулся и дальше пошёл.
Это повезло, что только отмахнулся, скорее всего, побоялся, что на убитых тувинцы набредут. Они народ незлобливый, но кодекс таёжный чтят, человека в тайге не бросят, а за убийство кара жестокая, будут неделями по следу идти. Самое доступное наказание посадить голым на муравьиную кучу, что и проделывают, не собираясь тратить пули, просто привязывают к дереву сыромятным ремешком. Вайкулис не захотел наживать себе лишних врагов. Умная сволочь!
– Где ты геолога видел? Он в сторону Китая идёт? – капитаном завладел азарт погони, голос выдал его нетерпеливое желание немедленно идти за Вайкулисом.
– Нет, я его и сегодня ночью видел. Подходить не стал, от него смертью пахнет.
– Мёртвого видел? Объясни толком, совсем запутал. Ну, что за человек, рассказывай, не томи ты душу.
Миша бестолково топтался на месте, с надеждой смотря в глаза тувинца. Я же остервенело копался в своей памяти, было что-то, что связывало меня со спасителем Ивана Артемьевича. Я даже имя вспомнил, выплыло из глубин прошлого, но я точно откуда-то знал, что зовут его Гурий.
– Почему мертвого? Живой был, у костра сидел. Я, когда буря началась, был примерно в километре отсюда, ну и вспомнил, что видел недалеко что-то вроде пещеры. Ивана под дерево положил, а сам на скалы поднялся. Меня не слышно, ветер гудит, да и ливень следы глушит. Заглянул, а он сидит у костра. Тут меня такая жуть взяла, сам не могу объяснить, чего испугался, в тайге раньше часто с ним встречался, даже охотились вместе. Страшно мне стало. Потому и ушёл оттуда подальше от греха.
– А стрелял и кричал тоже ты?
– Нет. Я когда выстрел услышал и крики о помощи, сразу в ту сторону пошёл, но не нашёл никого, да и кричать перестали. Иван умрёт, торопиться надо, я хотел его оставить, а сам на прииск за лошадью сходить.
– Быстро в казарму, кого-нибудь из молодых за лошадью отправим, а ты с нами пойдёшь, покажешь пещеру.
После Мишиной команды мы почти побежали к нашему немногочисленному и совершенно не обученному охоте на людей отряду. Через полчаса Алёша шёл в сторону прииска за лошадью, а мы взбирались на скалы, Гурий повёл нас к пещере с тыла. Тучи давно унесло, остались бесформенные клочки тумана, разбросанные по распадкам, как клочья ваты. А у нас в скалах хозяйничало солнце, от камней поднимался пар, становилось жарко и мокро, как в бане. Ещё час – и оно спустится в долины, выпьет влагу с деревьев и травы, съест клубящийся там туман. Гурий дёрнул меня за рукав, показывая что-то внизу. Это был старый скит, где Ефим пытался учить меня старообрядческой религии. Я ничего не узнал, кроме деревянной потемневшей от времени церкви. С удивлением увидел, что какая-то женщина доит корову прямо на улице.
– Ты там не один живёшь? Кто это, твоя жена?
Он рассмеялся беззвучным смехом, но очень искренне. Так же шёпотом, как и я, ответил, что десять лет назад в скит пришла семья. Они не знали, что все ушли в Туву. А он обрадовался, одному так тошно. Муж не пришёл два года назад с охоты, а мальчишки выросли, обоим больше двадцати, но какие-то они непутёвые. Раньше они в Туву к Ефиму ходили вместе с отцом, правда, редко, а как границу открыли, ушли и почти не появлялись. По крайней мере, Гурий их видел редко. А тетя Груня совсем не переживает из-за их отсутствия, говорит что без них лучше. И вообще мы уже пришли, пещера под нами. Я повернулся к Михаилу и показал глазами вниз. Он понял и махнул рукой за ближайшую скалу. После небольшого совещания мы с двух сторон начали спускаться, стараясь достичь входа одновременно. Громко скатился под чьей-то неосторожной ногой камень, все замерли, но ничего не произошло.
– Вайкулис, выходи, ты окружён!
В ответ ни звука. Держа перед собой обоими руками пистолет, капитан ворвался в пещеру, мы вбежали следом. Никого не было, но костер ещё дымил, несмотря на то, что его, видимо, совсем недавно залили водой. Не сговариваясь, двинулись вглубь пещеры. Быстро подступила темнота, вот уже вместо входа только размытое белое пятно. Нужен свет, иначе, просто вжавшись в стену, он спокойно пропустит нас мимо. Я вспомнил о бересте, которую напихал по всем карманам ещё ночью. Сложив трубочкой, поджёг, и мы как можно быстрее пошли вперёд. Из-за горящей бересты никто из нас не понял, что сразу за поворотом мрак рассеялся, и мы просто оказались по другую сторону скал, выйдя на небольшое плато, с которого, приложив небольшие усилия, опытному человеку ничего не стоит спуститься. Теперь геолог знает, что мы идём за ним, боюсь, нам его не найти в бескрайней тайге с непроходимыми скалистыми горами.
– Здесь он спустился, не уйдёт теперь, только бы по курумнику не пошёл, там следов не видно, камни сплошные.
Гурий начал осторожно спускаться, мы за ним. Похоже, повезло: тувинец умеет читать следы. Среди нас один дед Кондрат умел идти за зверем, но и медведь, и сохатый не беспокоятся о том, что кто-то идёт по следу, а наш преследуемый наверняка обучен умению уходить от погони. Вдруг Гурьян затормозил на склоне, вглядываясь во что-то справа. Я тоже повернул голову вместе со всеми. В небольшом каменном ущелье, куда мы спускались, кружило воронье. Там что-то лежало, но из-за столпотворения птиц это что-то разобрать было невозможно. Подошли поближе. При виде обезглавленного тела рвотный рефлекс не сработал только у Миши, Гурия, и деда Кондрата. Остальных вывернуло наизнанку. Зрелище было отвратительным. Но это был не Вайкулис. Капитан вопросительно поднял голову, но все дружно открестились от знакомства с мертвяком. Гурия не было, он исчез сразу, только бросив взгляд на валявшуюся рядом с трупом голову. Всем стало вдруг неуютно в этом узком каменном пространстве, и мы молча пошли на выход в долину. Первое, что увидели, был Гурий, задумчиво стоящий ещё, похоже, над одним телом. Когда все подтянулись, он кивком головы обратил наше внимание на по-хозяйски утопленный в дерево топор. На рукоятке виднелась кровь.
– Соседские парни, я начальнику про них рассказывал. Игнат зачем-то зарубил Фролку. А самого камнем по голове пристукнули, это точно кто-то из своих. Чужие здесь не ходят.
– А следов геолога нет?
– Следов полно. Видишь, трава примята, роса оббита, совсем недавно ушел. Где Фролка лежит, он не был, там глина на дне и след только убитого и Игната, а вот тут он по ту сторону дерева стоял, где Игнат топор воткнул. – Действительно, виднелся след ботинка довоенного образца с хорошо рифленой подошвой, предмет зависти молодых ребят на прииске. – Только я не знаю, точно ли этот след вам нужен. Я когда его встретил, на след внимания не обратил, не до того было.
Дядька Кондрат приосанился и обратился к Мише.
– Капитан, его это след, я неделю назад за ним по прииску после дождя шёл, ещё подивился, ну ни у кого уже таких новых подошв нет, за войну поистерлись, а он будто вчера обутку купил.
Гурий ещё раз обошел вокруг дерева и безапелляционно заявил:
– Вайкулис ваш его ещё вечером убил. Кровь до черноты запеклась, а геолог с пещеры перед нами ушел. Он на плато долго стоял, глина утоптана. Видел или слышал, как братья повздорили, а потом пошёл за Игнатом и, подкравшись со спины, ударил. – В доказательство своей правоты тувинец поднял с земли острый окровавленный камень. – Следы в сторону старого скита идут, пойдёмте, может тётя Груня что-то знает, да и я помогу братьев закопать, ей одной не справиться. Я вас быстро догоню и собаку свою возьму, она в бурю домой убежала. Молодая, боится, когда ветер сильный и деревья трещат, зато по следу за зверем идёт, не нарадуюсь. Может, и за человеком пойдёт, только ей надо что-нибудь из его одежды дать понюхать, а может, след возьмёт, если не выветрился.
– Чего стоим, как бабы на базаре? Вайкулис уходит, а мы лясы точим. Пойдёмте в скит.
Капитан решительно зашагал по хорошо видимому в траве следу. Самое удивительное, что след вышел на заросшую стелющейся мелкой ромашкой бывшую скитскую улицу и пропал. Мы добросовестно обошли весь скит по периметру, но геолог как сквозь землю провалился.
– Что-то тётка не выходит, может, она видела, куда эта сволочь делась? Гурий, показывай, где её изба?
Михаил насторожённо глядел по сторонам, хотя вряд ли наш враг будет стрелять: пока не обнаружен, не высунется. Махнув рукой на стоявшую немного особняком избу, тувинец толкнул калитку прямо напротив. Через минуту он вышел с большой собакой неизвестной породы. Чёрная, с круглой головой, она напоминала медведя. Скользнув взглядом по изумлённым лицам, я понял, что удивлён не только я. Капитан давно ушёл к соседке Гурия, а мы, оставшись без командира, стали расспрашивать хозяина, где он взял такое лохматое чудо.
– На Южный Аржан ходил. Увлёкся погоней за сохатым и ушёл за перевал, а там всё другое. Буряты в степи живут. Народ интересный, огородов не садят, в баню не ходят, отхожих мест не имеют.
Мы рассмеялись, а самый молодой в нашей команде спросил:
– А что, тувинцы бани и сортиры строят?
Гурий сначала обиделся, а потом тоже развеселился и, оглядев своё подворье, ответил:
– Конечно, нет, но я с пятнадцати лет с русскими живу, забываю иногда, что тувинец.
После этих слов я, наконец, вспомнил, что присутствовал на крещении Гурия. Память избирательна, пока не видел, не помнил, а последние сутки мысль, откуда я знаю, как его зовут, была навязчивой. Полгода мы вместе спали на полатях в Ефимовой избе. И имя поп ему дал редкое. Я как-то листал от безделья мамины святки, обратил внимания на день, когда можно было назвать только Гурием или Варсонофием. Так что Гурий – это ещё по-божески. Мои воспоминания самым грубым образом нарушил Миша.
– Бегом к церкви, вон в ту низинку, и не высовываться, пока всё не обдумаем.
– Тётя Груня сказала, что он там?
Миша кивнул Гурию уже на бегу, а тот моментально дёрнув его за рукав, попробовал остановить.
– Да отвяжись ты, увидит, что бежим, опять в тайгу сиганет, а там ищи свищи.
– В обход надо, в церкви выход к речке под землёй.
Капитан резко затормозил.
– Ты чего молчал? Уйдёт зараза! Мужики, караульте вход, чтобы мышь не проскользнула, а мы на берег, ещё Володю возьмём.
Гурий на бегу рассказал, что после пожара, когда он остался в скиту совсем один, из любопытства исследовал церковь. Пацаном видел однажды, как Ефим, осторожно оглядевшись, отодвинул алтарь и скрылся под полом. Понял, что ход тайный, мало кому известный. Боясь скорого на расправу попа, близко больше к тому месту не подходил. У берега, по сигналу Гурия, залегли. Он, свесив голову с крутояра, показал замаскированный кустарником вход.
– Там дверь с запором, открыть можно только изнутри. – Погладив прибежавшего с нами пса, он нагнулся и начал что-то ему нашёптывать.
– Что ты там ему наговариваешь?
Смущенно улыбнувшись, Гурий объяснил, что пёс у него как человек, всё понимает. Никогда не лает, только рычит, если недоволен. Буряты, у которых он взял щенка, хотели его утопить. Из двенадцати в помёте родился он самый последний и самый слабый, а главное, не походил ни на одну из известных собак. Через перевал Гурий принёс малыша на руках. Теперь друга вернее у него нет, а к грозе и ветру он повзрослеет и привыкнет, кличка Буран дана не зря. Что пёс сразу и подтвердил, молниеносно кинувшись в кусты у нас за спиной. Мы тоже вскочили, но тревога оказалась ложной, к нам с крынкой молока шла тётя Груня.
– Гурий, я корову пастись выгоняла, фуражку нашла, наверное, какой-то ваш начальник потерял, вчера её на тропе точно не было, я там каждый день хожу. – С этими словами женщина протянула форменную фуражку с двумя скрещёнными молоточками на кокарде.
– Здесь он где-то, гад, его фуражка!
Миша вскочил, не зная, что предпринять, весь его вид говорил, что надо бежать, искать, только не бездействовать.
– Товарищ капитан, дайте сюда. – Гурий ловко поймал брошенную фуражку и положил перед Бураном. Тот обнюхал, осторожно взял зубами и застыл, ожидая команды хозяина. – Пойдёмте к церкви, если он там, Буран учует.
– Вы с Володей идите, а я буду дверь караулить, если побежит, меня не минует.
Спорить не стали, пошли вдвоём, хотя мне не хотелось оставлять Мишу одного. За это лето мы так сдружились, сработались, я боялся его потерять. Преследовали хорошо подготовленного врага, а у Миши протез вместо руки, ну. как до рукопашной дойдёт.