Впервые я увидел его в туманном рассвете. Сквозь жуткий, почти непроглядный, туман просачивались очертания фронтонов и стен могучей, но уже треснувшей, Кембрджской кладки, прошедшей испытания временем. Поднявшись на холм, с которого была видна вся равнина, я огляделся, взгляд мой сразу упал на деревушку. Находясь, непосредственно, в этой деревне, еще полностью не осознаешь проблему местной архитектуры, но вот с вершины Уолтерского холма отлично видно, что это скорее не деревня, а богом забытое кладбище, где полуразрушенные дома торчат словно гробы из плохо зарытых могил. Подойдя, практически на ощупь, из-за плохой видимости, к ржавым, потерявшим всякий смысл, воротам я силой оттолкнул одну из воротин и, настроив небольшой керосиновый фонарь, я смог зайти на территорию поместья и в полной мере осмотреть особняк Уолтеров. Огромное, трехэтажное сооружение грозно восседало на плоском холме. Обратной фасаду стороной особняк лежал на твердом песчанике и выходил к уединенной долине и небольшому озеру. Стоит отметить, что здание странным образом воплощало в себе несколько архитектурных стилей, на романском основании стояли готические башни с маленькими, заостренными оконцами, такое объединение предавало зданию уйму отличительных, от прочих английских особняков, черт, в следствии чего у многих архитекторов этот памятник забытых временем и вызывал неподдельный интерес. Осторожно ступая по щебенчатой аллейке, заваленной ветками, я подошел к небольшому фонтану, на треснувшем цоколе которого когда-то находилась красивая фигура, ныне представляющая из себя груду камней.
Уолтеры обосновались в этих землях в конце 15 века, вернувшиеся с французских берегов герои войны отстроили на здешнем холме особняк и добрую сотню лет жили как подобает провинциальной аристократии. С момента, как в поместье поселился Альфред Уолтер, это, должно быть, на закате 16 века, вся жизнь в радиусе нескольких милей претерпела серьезные изменения. Деревенщина отныне стала нелюдимой, скрежет дверных замков и ставней звучал все чаще, а дворовые псы без устали стали заливаться лаем при очередном пожаре на холме. Все дело в том, что в деревне стали пропадать люди и подозрения сразу же пали на Уолтеров. Обитателей холма изменения тоже коснулись, наверняка Уолтеры и стали причиной тех самых перемен, неоднократные необъяснимые пожары и крики с мансард, обвинения в чудовищных убийствах и оккультных ритуалах облили кровью множество страниц летописи провинциальных аристократов. Небезызвестным остался случай, когда с десяток людей стали свидетелями смерти Альфреда Уолтера, профессора близлежащего университета. В ночь с 17-18 февраля 1681 года всю окрестность вплоть до дорожного распутья, что в шести милях от деревни, сразил неумолимый, леденящий душу гомон, не трудно догадаться, что источником шума было поместье Уолтеров. После нескольких часов, раздирающего душу и, как отмечают очевидцы, полностью нечеловеческого крика, объятый пламенем, Альфред Уолтер выбежал на один из балконов третьего этажа своего дома, выкрикнул несколько непонятных фраз, а затем мучительно сгорел заживо. Подобное событие было далеко не единичным, хоть и отчетливо въелось в память деревенским жителям. Крестьяне еще не один год гадали над природой криков, доносившихся с вершины холма, и с каждым годом все больше и больше сторонились Уолтеров. Никаких фиксированных документов по поводу смерти Альфреда Уолтера и сведений о иных последующих проишествий найти мне не удалось. Известно было только лишь то, что последний, живший в родовом поместье, Уолтер был объявлен пропавшем без вести в 1792 году и весь холм должен был отойти во владения королевства, как, собственно и случилось. Во власти короны, мха и летучих мышей поместье пробыло еще практически полтора века, пока, скрепя сердцем, я его не выкупил в мае прошлого года.
Мое рвение к этому заброшенному дому было таким же странным, как и то, что мой отец, погибший в 1919 году, не оставил мне никаких известий. Если бы меня не звали Фрэнсис Уолтер, то я бы и не уделял всему этому дому столько внимания. До моего визита в поместье я и сам был смеющимся циником, не имеющем ни капли серьезности по отношению к безумцам, что в ненормальной агонии рассказывали жуткие истории об омерзительных тварях и явлениях, скрывающихся за темными переулками. Но столкнувшись лично с по истине неописуемым безумием, чьи нити не при каких условиях не способны связаться в нечто логичное и приемлемое для устоев нашего разума, я стал приверженцем постоянного страха и мыслей... Мыслей, что куда проще будет самолично раскроить себе череп, чем терпеть все это безумие. Все, что мне остается, это мечтать, мечтать о незнании, об беззаботном времени, когда я жил не отягощенный знаниями о жутком промысле Уолтеров. Нет, это не бред и точно не сон, слишком многое произошло, чтобы надеяться на спасительные сомнения, я оказался в такой ситуации, в которой только зловонные когти смерти могут принести мне покой и не дать памяти окончательно истерзать мой истощенный обстоятельствами рассудок.
Это правда, что последнюю неделю я занимался лишь изучением богопротивных запрещенных ритуалов и уничтожением любых, даже самых незначительных, упоминаниях о своих предках. Но все же, надеюсь, что смогу доказать в изложенных мною данных записях, что, в сущности, я не совершил ничего противозаконного или безумного, а наоборот, пытался сохранить целостность своего разума и живым выбраться из поместья Уолтеров. Безусловно, большинство читателей назовут меня сумасшедшим, ну или же хотя бы безумным, но поверив в мою историю и соотнеся все логические доводы с фактами, доказывающие правдивость всей истории, зададутся вопросом: А мог ли я поступить как-то иначе?
Пройдя далее по щебенчатой аллейке и обогнув разрушенный фонтан и уродливое облысевшее дерево, оказываешься перед широкими мраморными ступенями над которыми обширным навесом расположился балюстрадный балкон, поддерживаемый двумя композитными колоннами. В самом особняке практически не ощущаешь чувства защиты, поеденные паразитами стены, сгнивший пол и халатно заколоченные окна дают множество проходов ледяному утреннему ветру, который даже в этих стенах наравил сбросить с меня шляпу.
Когда-то гнилой паркет, которым были изложены полы практически во всем особняке, мог служить зеркалом для суетливого слуги или таинственного Уолтера, горделиво расхаживающего по территории прекрасного особняка. А в длинных коридорах, вместо затхлого воздуха, вызывающего омерзительную тошноту, могу стоять запах чудесных дорогих духов. Дом пришел упадок и сейчас практически ничем не отличался от развалин под холмом, доживающим свой век вместе со своими прискорбными жителями. Леденящая душу, уже лишь только при своем появлении, мысль, что я не смогу полностью осилить ремонт этого здания, назойливо кружила в моем подсознании, но, когда я увидел полностью разрушенную, развалившуюся, вероятно, поеденную червями лестницу, ведущую на второй этаж западной части дома, где находилась небольшая готическая башня, мысль стала перерастать в глубокую уверенность. По истине жуткой и зловещей стала восточная часть особняка, именно в ней располагался огромный зал, таящий в себе все тайны немыслимого безумия Уолтеров. Обстановка зала, навеивала смутную тревогу в любой здраво мыслящий рассудок, оказавшись посреди высоких стеллажей с древними, по большей части, оккультными фолиантами, чувствуешь, что столкнулся с чем-то запретным и недозволенным. Озирая сквозь широкие окна небольшое илистое озеро невольно опускаешь взгляд на пол, изрисованный какими-то символами, схожими с теми, что находили на старинных палимпестах. Апофеоз той притягательной мерзости, которой было проникнуто все помещение являлись полтона, висевшие на стенах или валяющиеся на полу. Никакая сила, никакое воздействие на мой выпотрошенный рассудок не могут выдворить из памяти эти картины и по сей день. На восточной стене, чьи окна, спрятанные за плотными шторами, выходили на озеро и долину, висел жуткий сюжет пляски кровавых каннибалов где-то в лесу. Нечто кощунственное по отношению ко всему живому находилось в этой картине, глаз суетливо пытался ухватиться за малейшее зерно не выбивающиеся из устоев рациональности, но то и дело сбивался на кровавое пятно. Над пыльной голубой вазой в углу зала располагалась еще одна картина: Безликий экзорцист в черной длинной рясе, с серебряным распятием в руке прикрывался от загадочного спектра, напоминающие бледно-зеленоватое сияние. То, что писали Уолтеры трудно было назвать сумасшествием, скорее это была вера во что-то, верили они в пугающие явления, а значит знали, или даже наблюдали эти явления. Все эти картины объединяла какая-то общая черта дезинтеграции и чувство общего спонтанного беспокойства, возникающего при малейшем взгляде на эти сюжеты. Чтобы писать такие вещи надо быть настоящим сумасбродом или безумцем в высшей степени, иначе говоря: надо быть Уолтером. Картины были своеобразным шедевром, но нечто неправильное и убогое присутствовало в каждой из них, художником была поймана та самая грань между физиологией страха и искусством. Трудно размышлять над природой мыслей, породивших эти безотрадные образы, быть может, источником их были видения или сны, навещавшие медленно сходившего с ума Уолтера. Порыскав в зале побольше я нашел множество набросков пером, содержание их было таким же неприемлемым, как у холстов со стен. Также, прямо над огромным, осыпавшемся камином висел портрет моего предка поразительно сильно похожего на меня. Надпись под портретом хоть была практически стерта, но тем не менее оставалась читабельной: “Альфред Филипс Уолтер” гласили 2 строчки, расположенные на ветхой золотой табличке. Тогда-то мне и стало ясно почему жители деревни меня избегали, пропитанный глупыми суевериями и страхом, крестьянский мозг решил, что Альфред Уолтер вылез из могилы и вернулся в свой дом.
Второй раз я навестил поместье уже будучи подготовленным, на этот раз с собой я взял несколько ламп и старый револьвер, на случай если в деревне меня и вправду приняли за господина Филипса Уолтера. Да, особняк был практически полностью разрушен, но все же я восторгалась тем величием, которое он приобрел за сотни лет томления в одиночестве, одинокое воплощение меланхолия каждодневно грезило, когда ясное небо деревенской жизни под холмом вновь затянет в пучину лунного мрака, всеохватывающего страха. Проникнувшись атмосферой напряженной тишины, исходящей от этих уродливых кипарисов невольно сам вливаешься в это загадочное течение Уолтерской жизни. Оказавшись на балконе, расположенном, на стороне фасадной части особняка, в тебе пробуждаются ранее потаенные в самых темных уголках разума черты Генри Чарльза Уолтера, который в 1753 году в одно из самых длительных лунных затмений, стоя на этом самом балконе завораживал толпу, собравшуюся у фонтана.
- Взирайте, люди! Истина, что вы так долго искали! Алефеия вечной жизни куда старше потаенных звезд, нииспускавших свои лучи на сияющие бриллианты Офира! Гораздо древнее нечестивых кодексов Хаммурапи! Лжецы, коих вы нарекли пророками обманули вас! Затуманили и без того ваш примитивный разум, сбросьте все те лохмотья, что вы зовете плотью, пробудите таящиеся в каждом из вас инстинкты, заложенные настоящими Богами, Богами, что возложили на вас надежды! Вот увидите, те, кого вы клеймили безумцами откроют вам истину! Внемлете же наконец, пока вы медленно сходите с ума, оставаясь слугами предрассудков, подлинные оракулы разрушают сферы слабости, что вы нарекли рациональностью. Нет ни способа, ни языка способного описать ту бездну неоспоримого величия тех, кто дарует вам время и жизнь! Пока вопящие, несведущие смельчаки продолжают поклоняться лжи, вы станете частью хаоса и будете обращать в паническое бегство всех наглых лицемеров, играющих с правдой!
Выбросив с балкона на землю несколько древних свитков, Генри Уолтер прокричал: “Прорицание истины доступно лишь сведующим, чтение мироздания извергает наружу все непостижимые тайны и прокладывает путь к всезнающим Султанам, чье дуновение даже самых мелких секретов вселенной ведет к необратимому, неминуемому смешению действительности и хаоса.” Закончив свою проповедь Генри Чарльз Уолтер превратился в бесчувственный сосуд со стеклянными глазами и последний раз в своей жизни окинул взглядом подножье холма,прежде чем нанести себе несколько ножевых ранений. Перевалившись через балюстрады, Генри Уолтер замертво упал на холодную гравийную дорожку.
Чарльз, точно также и Альфред Уолтер, работал в одном из университетов южной Англии, пока его не выгнали с огромным скандалом, когда он вместо лекции антропоцентризма начал зачитывать свою проповедь. “Проповедь Генри Чарльза Уолтера” была издана скромным тиражом, и даже сейчас, немногий, мнимый себя великим антикварщиком, барахольщик имеет данный фолиант. Мне довелось прочитать множество материалов о Генри Уолтере, большинство людей отмечают его как ученого весьма обширной эрудиции, но сам он был крайне нелюдим, его бледная тонкая фигура вселяла страх в каждого местного крестьянина и интерес в ученых и библиотекарей, состоявших с ним в переписке.
История о Генри Уолтере произвела на меня немалое впечатление, масла в огонь добавлял тот факт, что он являлся моим прямым предком. Но случившаяся сегодня ночью со мной ситуация, заставила меня балансировать на самом краю, между сумасшедшим безумием и той действительностью, о которой говорил Генри Уолтер. Взглянув в окно на уединенную долину я заметил, что недалеко от нее находится семейное захоронение Уолтеров. Находясь в одной из спальней второго этажа, сквозь затертое окно я наблюдал за старым вороном, который с поразительным интересом изучал особенности здешней кладбищенской архитектуры. В миг, черная птица соскочила с ржавого забора и скрылась за еловой стеной. Могу поклясться, что то, что напугало птицу абсолютно непостижимо и может существовать лишь в бескрайнем, вечно бушующем, море фантазий, но никак не в реальности, чьи законы и правила давно нам известны. В случившееся просто невозможно поверить: Темный силуэт, слегка прихрамывая, вылез из своей могилы, зажег факел и скрылся где-то за берегом лесного озера. Неужели, истории Уолтеров были правдой, что если смерть исключительно опциональное явление? Нет, не может быть, я ведь не сошел еще с ума. Всю ту ночь я не спал, пытаясь отыскать разгадки этого явления в оккультных книгах, найденных мною в зале. Всю ночь я просидел в кампании оккультных знаний и старой керосиновой лампы. Начинаясь сомневаться в своем здравомыслии, я уже было собирался отпустить все безумные доводы, об этой о чудовищной карикатуре, вылезший изи могилы, но вдруг услышал поскрипывание пола в соседнем коридоре. Прислушавшись к тяжелым шагам, разрывающим крепкую, как скалу, тишину, я понял, что нечто приближается. Спустя несколько секунд звук шагов прекратился, потом становился все громче и громче, и, о Боги, я слышал голос, голос десятка изуродованных душ, гомон, который когда-то раздирал ушные перепонки жителей деревни. Схватив и разрядив с оглушительным грохотом весь револьвер в старую дубовую дверь дверь, я бросился в западный коридор. Спрятавшись за лестницей, ведущей на мансардный этаж я принялся переводить дух и молиться о том, что той твари, источающий столь мерзкий рокот хватило шести свинцовых пуль, что превратиться в источник тишины. Перезарядив револьвер и рефлекторно накинув на голову фетровый котелок я принялся искать выход из этого лабиринта. Медленно свершая шаги, я обводил пространство напряженным взглядом в надежде выйти к уродливым кипарисам. Выйдя за пределы второго этажа, я стал замечать что лампа начинает бледнеть и близился момент, когда кромешная тьма поглотит меня, не оставив ни малейшей надежды на побег. Внутри души я вопил, проклинал каждый уголок этого дьявольского дома, ненавидел этот гнилостный холм, все вокруг, казалось мне, сходит с ума. В моей ситуации, безнадежной, практически безвыходной властвует паника и отчуждение от логики. Кто неистово преследует меня по коридорам этого дома? Кто способен пережить несколько пулевых ран? Ни сошел ли я с ума окончательно, выдумав своего преследователя? Окончательно утратив надежду на спасение, я, в порыве гнева бросил свой очаг света прямиком в гнилую деревянную стену. Огонь моментально охватил внушительную область, стремительно поднимаясь по шторам. Поняв, что поступил совершенно безрассудно, я собирался броситься в диаметрально противоположном направлении, но услышав тяжелые шаги доносившееся из коридора, я понял, что отрезал себе все варианты побега, ибо второй выход из комнаты был уже загражден пламенной стеной. Прижавшись к стене я лицезрел, как таинственная черная фигура приближаясь ко мне практически в плотную. Я не смогу в полной мере описать эту безобразную безликую форму, но если вы вдруг изъявите о столько странном желании, то я попробую: Если представить, что это человек, то он будет отдаленно напоминать омерзительного старика, чье лицо уже поглотила длинная борода, а седые волосы уже давно ушли за плечи. Но таковым это чудовище не является, только лишь чтобы прибегнуть к самому примитивному описанию и визуализировать образ в ваших мыслях я прибегнул к таим выражениям, назвав вечно перемещающиеся отростки на подбородке бородой и намеренно умолчав о подобии лица, то и дело, меняющим свою форму. Не уверен, случилось ли это наяву, но эта тварь вновь обрела голос.
- Как ты посмел! - Прокричало нечто. - Глупец! Как только хватило тебе ума вернуться сюда во второй раз? Неужели ты так и не понял, что это место принадлежит мне уже сотни лет! - Нечто хрипело все тише, но от того его ярость не переставала быть слабее. - Я стал верой для них всех, я побудил Генри Уолтера поведать истину всем тем безголовым крестьянам! Я направлял каждого жителя этого дома на истину, пока один из них не отрекся от меня, сбежав от правды! И с тех пор, не один Уолтер не посмеет вернуться в этот родовой особняк! На протяжении всей своей жизни я изучал то, во что вы и нос сунуть страшитесь... Тайна Истины открылась предой мной и я обуздал обратную сторону жизни, ибо я! Я! Великий Альфред Филипс Уолтер!
Опомнившись, я ударил рукояткой револьвера то, что некогда звалось великим ученым Альфредом Уолтером, пошатнувшись, Уолтер бросился на меня, но не успев схватить повалился на землю от нескольких, произведенных мною, выстрелов из револьвера. Нет, оно не было живым мертвецом, но оно и не было ни живым, ни мертвым, иная, не подвластная нашему пониманию сущность. Нечто все еще корчилось на полу и, казалось, сейчас снова встанет. Отойдя от стены я бросился в окно и оказавшись на улице помчался к своей машине. Уезжая, я видел только лишь, как небольшая готическая башня рухнула, полностью уничтожив ту часть дома, где невыразимое создание посмело назвать себя моим предком, и, о горе, если оно таковым и является, или являлось когда-то.