Боцман

 

       Я не знаю случая, чтобы кто-то неуважительно высказался о боцмане, и если такое случалось, то значило это, что рассказчику крупно не повезло в своей рабочей морской действительности. Особо хочу отметить боцманов Мурманского морского пароходства, где теплые южные моря, Куба, Карибы,  Средиземка были не столь уж частым явлением. Куда чаще Арктика, самовыгрузка на необорудованный берег, снег, лютый ветер, стрелы, краны, тяжеловески, крепить все, что «не приварено к палубе», в трюмах, крепить по-хорошему, иначе……  В эпоху развитого социализма в нашем пароходстве, наверное, и в других так же, многие матросы не особо стремились вырасти до уровня боцмана и, сдав соответствующие проверки и экзамены, стать на тяжелый путь «палубного прораба», ответственного за все, что там происходило. Матросская вольница в эпоху победившего рабочего класса, негласно поддерживаемая парткомами,  позволяла им и небрежное отношение к порученному делу, и хамоватое поведение.  Да и зарплата не сильно меньше, чем у боцмана, подчас выше, чем у младших командиров на судне. Требования командиров наказать зарвавшегося морячка часто натыкались на возражения парткомов: воспитывайте! -  зачастую этим все и заканчивалось. Вот поэтому наши боцманы - это, как правило, трудяги в возрасте, в совершенстве знающие все судовые палубные механизмы, как и чем пользоваться в разных ситуациях. Капитаны ценили хороших боцманов и старались держать их в своем экипаже. И боцманы, если капитан имел вес в пароходстве, держались этих судов и капитанов, отлично понимая, где будет поменьше арктики, побольше карибов и европы.
       Вот о таком боцмане я и хочу рассказать здесь. Мы готовились к рейсу на самовыгрузку в восточной части Баренцева моря, Медынский заворот, остров Колгуев. Не помню, по какой причине в экипаж прислали нового боцмана. Хотелось бы здесь назвать его имя и фамилию, но не помню. Это был человек за пятьдесят, немногословный, с суровым лицом. Достаточно было взглянуть на него, и было понятно, что в жизни он повидал и прошел через многое. Был он из тех, кто не лез в дружбу к кадровикам.  Отгулял отпуск, получил молча направление и прибыл на судно, конечно, на то, что готовилось в Арктику.
       Мы загрузили плавсредства на Ретинском рейде в Кольском заливе, и я уже собирался сниматься с якоря, больно неуютно стоять на глубине за 100 метров вблизи берега. Поднялся на мостик боцман и попросил час на крепление плавсредств на палубе. Я сказал, что час будет на ходу до выхода из залива, всё успеете закрепить. Но боцман настоял, сказал, что пока тихая погода, он разметит краской все места, где установлены плавсредства, выверит и подготовит найтовы, чтобы потом ,не подгоняя, можно было бы быстро их накинуть и обжать талрепами. Сразу поняв мысль боцмана, я согласился, помнил случаи, когда поставленный понтон или катер на понтоне, смещенный даже на полметра от прежней установки, приходилось долго крепить найтовыми, подгоняя их под новые длины. Пришлось простоять лишний час на мостике, была смена воды, и судно кормой опасно приближалось к берегу, приходилось подрабатывать машиной. После того, как боцман доложил, что всё сделали, мы вышли в рейс.
       Рейс, как это почти всегда в Арктике, выдался непростой. Ветра несколько раз заставляли нас прекращать выгрузку, поднимать все плавсредства на борт и уходить в укрытие. Сразу скажу, что большой остров Колгуев - не очень хорошее укрытие от штормовых осенних ветров, прибрежные малые глубины и пологие берега позволяют быстро разгонять крутую волну, где бы ни прятались под его берегами, особенно от северных ветров. Много раз приходилось поднимать плавсредства, и, благодаря нанесенным меткам на палубе, понтонах и катере, это проходило быстро и четко. На Колгуеве в восточной части острова мы выгружали различную технику и принимали на борт разбитые трактора и ГТСки. С последним понтоном нам отправили трактор С-100 для возврата «на материк». Погода быстро портилась, понтон с катером опасно кренился и подпрыгивал на крутой волне. Машину запустили, начали подрабатывать, чтобы прикрыть пляшущий под бортом понтон  с трактором. Мелькнула шальная мысль, вот бы он соскользнул за борт, меньше риска, их немало потоплено было здесь, но тот устоял. Подняли, опустили в трюм. Быстро перекрыли твиндек и трюм, подняли понтон и, благодаря боцманским меткам, споро закрепили его найтовыми. Подтащили и поставили на понтоне по меткам же кильблоки под восемнадцатитонный катер, что плясал под бортом в нескольких метрах, опасаясь подходить под гак сорокатонной стрелы. Пришлось поднять якорь, на самом малом ходу прикрыв бортом от болтанки, закрепили стропа в проушинах катера. Волна все-таки прорвалась, и катер уже на стропах подскочил на гребне волны, боднув непривычно крышей рубки тяжелый гак грузовой стрелы и рухнул в подошву волны. Стрела – сорокатоннка, показалось, застонала от негодования за такое отношение, но выдержала. Быстро приподняли катер над водой, оттяжками и стрелой поджали к борту, пока я разворачивал судно теперь уже против ветра и волны. Волна, крутая и высокая, не могла все-таки раскачать судно в продольной качке, её силы еще не хватало. Этим мы и воспользовались, завели катер на кильблоки и быстро закрепили. Тогда я особо оценил боцманский навык, когда, потратив лишний час, спасли всю ситуацию. Мы выгружались там не одни. На соседнем «Пионере» все получилось не столь успешно. Поднятый катер не успели закрепить на кильблоках и, подвешенный на стреле, он начал мотаться над палубой, еще больше раскачивая судно и раскачиваясь сам, корежа все, что ему попадалось: и понтон, и стойки вентиляторов, тамбучину, релинги. Прекратить это буйство смогли, только спустив его на палубу между трюмами, где он и затих, искорежив себе всю винто-рулевую группу без возможности дальнейшего восстановления.
       Конечно, не часто бывает такое в реальной жизни, что все зависит от одного только действия или бездействия. Работа в Арктике связана со многими рисками, и сказать, что вот как у нас все ловко получилось благодаря тому или иному действию, не стоит, несправедливо будет. Судить, видя лишь последствия и не зная всех обстоятельств, дело не достойное, «не честно», как говорили в нашем детстве. Тем не менее, тогда случилось так, как случилось. Я с большим уважением и благодарностью отношусь к боцману, матросам и всем, кто участвовал в той самовыгрузке, а это весь экипаж, двенадцать через двенадцать. Особо здесь, коль заговорил об этом, хотел бы отметить капитанов катеров, водителей ПТС и трактористов. От их умения, опыта зависело очень многое. Жаль, что такой поистине бесценный опыт больше не востребован. Но жизнь идет, и никто сейчас, наверно, не вспомнит тех умельцев, что ловко запрягали лошадей в повозки, а они наверняка были. Что ушло, то ушло, и без всякого сожаления. Да и что жалеть-то, думается, что большая работа в современной Арктике уже не должна быть связана со столь большим риском.
 
Рисунок автора