Полная версия: https://vk.com/club87908871
Джон Бурк. Глава 28.
Бунт Джеронимо в мае 1885 года.
Те из моих читателей, которые следили за этим рассказом, не нуждаются в заверениях, что местность была настолько суровой, насколько ее могли сделать мрачные скалы и ущелья, глубокие каньоны и горные потоки. Их также не нужно уверять, что следы отступающих чирикауа были обагрены кровью ни в чем не повинных и ничего не подозревающих поселенцев, или что преследование войск было энергичным, неутомимым и, хотя оно часто сбивалось со следа, в конце концов увенчалось успехом. Ни одно военное предприятие не выполняло более напряженной и добросовестной работы, чем команда Эммета Кроуфорда, лейтенанта Бриттона Дэвиса, Фрэнка Л. Беннета, лейтенанта М. У. Дэя, хирурга Бермингема и майора Вирта Дэвиса, по отслеживанию разбросанных фрагментов следов Джеронимо. На скалах и по всей местности, пропитанной проливными летними дождями, которые стирали тропы так же быстро, как они прокладывались. Работа, проделанная Чато и чирикауа, оставшимися в резервации, имела неоценимое значение и была заслуженно признана генералом Круком, капитаном Кроуфордом и другими командовавшими ими офицерами.
Согласно официальным сообщениям, в Нью-Мексико было убито 39 белых, в Аризоне - 34; в дополнение к этому было множество дружественных апачей, убитых ренегатами, особенно во время рейда, совершенного последними в ноябре 1885 года в поселение возле форта Апач, когда они убили двенадцать дружественных апачей и увели с собой шесть женщин и детей. Апачи Белой Горы убили одного из враждебных чирикауа и отрезали ему голову.
23 июня 1885 года одна из враждебно настроенных женщин чирикауа была убита, а пятнадцать женщин и детей захвачены в бою в горах Бависпе, к северо-востоку от Опата (Сонора, Мексика), разведчиками чирикауа-апачей под командованием капитана Кроуфорда. Эти пленники сообщили, что один из их воинов был ранен в коленный сустав, но был унесен прежде, чем военные смогли его схватить.
29 июля 1885 года два враждебно настроенных воина чирикауа попали в засаду и были убиты в горах Хойя, штат Сонора, отрядом скаутов-апачей под командой майора Вирта Дэвиса.
7 августа 1885 года пятеро враждебно настроенных чирикауа были убиты (три парня, одна скво и один мальчик пятнадцати лет) разведчиками апачей под командованием Вирта Дэвиса, которые также захватили пятнадцать женщин и детей в том же бою (к северо-востоку от городок Накори, Сонора, Мексика).
22 сентября 1885 года те же разведчики убили еще одного чирикауа в горах близ Бависпе.
Бывший армейский офицер, писавший про экспедицию на юго-западе в газету «Republican» из Сент-Луиса, штат Миссури, описал ситуацию следующими словами:
«В нашей армейской тактике («Кавалерийская тактика» Аптона, стр. 477) указано, что двадцать пять миль в день - это максимум, который может выдержать кавалерия. Имейте это в виду, а также то, что перед вами враг, которому предстоит преодолеть тысячу миль холмистой и песчаной местности, и у каждого храбреца есть от трех до пяти пони, натренированных как собаки.
У них нет почти никакого груза, кроме оружия и боеприпасов, они могут питаться кактусами, они могут обходиться без воды более сорока восьми часов, они знают каждый источник воды и каждый фут земли на этой огромной территории, они обладают невероятной выносливостью, они бегут небольшими группами, рассеиваясь при первых признаках преследования. Что может сделать солдат Соединенных Штатов верхом на своем тяжелом американском коне, с необходимым фуражом, пайками и походным снаряжением против этого гибкого, неутомимого врага?
Ничего, абсолютно ничего. Не будет преувеличением сказать, что эти изверги могут путешествовать неделю за неделей со скоростью семьдесят миль в день, и это по самой бесплодной и безлюдной стране, какую только можно вообразить. Одна неделя такой работы убьет среднего солдата и его лошадь, и апачи выигрывают на этом. Пограничник в том виде, в каком он существует сейчас - это просто мошенничество, которое подается как борец с индейцами. Он может быть хорош для быстрой погони, но ему не хватает выносливости.
Генерал Крук избрал единственно возможный метод решения этой проблемы. Он, в меру своих сил, охранял все доступные проходы с регулярными войсками, и он послал индейских разведчиков по следу за индейцами. Он сражался с дьяволом огнем. Никогда в истории этой страны не было более доблестной, более безропотной и более эффективной службы, чем та, что была оказана нашей маленькой армией в попытке подавить этот бунт Джеронимо....».
В ноябре были набраны дополнительные скауты вместо тех, чей шестимесячный срок подходил к концу. Это было прекрасное время в Сан-Карлос, и «знахари» (“medicine men”) были во всей своей красе; конечно, разведчикам не обойтись без привычного боевого танца, но, кроме того, «знахари» устроили один из своих «духовных» танцев, чтобы посоветоваться с силами потустороннего мира и узнать у них, стоит ли ожидать успеха в этом походе. Мне несколько раз посчастливилось присутствовать на этих «духовных танцах», а также быть с «знахарями», когда они передавали свои предсказания, полученные от духов, но в данном случае была необычная горячность в пении и особая живость и энергия в танце, которые выдавали тот интерес к результату некромантии, который испытывали все присутствующие. Военный танец, в котором приняли участие более двухсот мужчин и женщин, был в самом разгаре недалеко от зданий агентства, в меняющихся огнях и тенях большого костра. Это позволяло «знахарям» обеспечивать еще большую конфиденциальность для своей особой работы, а я был поглощенным зрелищем наблюдателем.
Около сотни воинов и юношей, еще не достигших совершеннолетия, стояли в кругу вокруг огромного костра, в который регулярно подбрасывали свежий хворост. В одной точке окружности были вкопаны четыре пучка зеленых веток ивы, перпендикулярно сторонам света. В этой священной роще, как я осмеливаюсь ее назвать, поскольку она представляла собой почти все деревья, которые можно было найти в районе Сан-Карлос, сидели члены оркестра, руководитель которого маленькой изогнутой палочкой бил в импровизированный барабан из железного походного котла, обтянутого намыленной бязью и частично наполненного водой. Удары этой закругленной колотушки представляли собой своеобразный растирающий стук, удары были скользящими. Рядом с этим главным барабанщиком была воткнута в землю веточка кедра. Другие музыканты били длинными прутами по тонкой сыромятной шкуре, лежащей на земле, точно так же, как это делали сиу во время своего танца под солнцем. Женщин в это время рядом не было. Я видел на земле трех старых ведьм, с любопытством наблюдавших за всем происходящим, но они держались на почтительном расстоянии и были апачами-юма, а не апачами-чирикауа.
Оркестр яростно барабанил, а дирижер начал напевать, постепенно увеличивая громкость голоса, специальную «шаманскую» песню, из которой я смог понять что часть ее была из слов, которые изредка казались грубо рифмованными, а остальное - тарабарщиной «шаманских» заклинаний, которые я так часто слышал во время похода на Сьерра-Мадре в 1883 году. Хор поддерживал эту песню изо всех сил, и всякий раз, когда звучал припев, они исполняли свои партии с яростной жестикуляцией. Три танцора прыгнули в центр большого круга, бегая вокруг костра, крича и бормоча, ободренные криками и пением зрителей, а также барабанным боем и заклинаниями хора, который теперь гремел на полной мощности своих легких. Каждый из этих танцовщиков был прекрасно украшен: они были обнажены до пояса, в килтах (юбках) из оленьей кожи с бахромой, перевязанных поясом, и в мокасинах до колен. Их личность скрывали головные уборы, часть которых представляла собой маску из оленьей кожи, закрывавшую голову и лицо и закреплявшуюся на шее «шнурком», чтобы она не двигалась.
Над маской простирался на высоту двух футов каркас из планок стебля амоле, каждая из которых немного отличалась от других, но придавала владельцу внушительный, хотя и несколько гротескный вид. Спина, руки и плечи каждого «знахаря» были разрисованы эмблемами в виде молнии, стрелы, змеи или других сил, к которым обращались апачи. Мне удалось сделать рисунки всего этого, а также раздобыть один из этих головных уборов «Cha-ja-la», как их называют, но более подробное описание, похоже, сейчас не требуется. Каждому из танцоров давали две длинные палки или жезлы, по одной в каждой руке, которыми они указывали во всех направлениях, в основном по сторонам света. Когда они танцевали, они прыгали, гарцевали, делали пируэты и, наконец, быстро кружились, вращаясь примерно так же, как это делают дервиши. Должно быть, это была тяжелая работа, потому что их тела вскоре стали мокрыми от пота, отчего они выглядели так, как будто были обмазаны маслом.
«Клашидн» (“Klashidn”), молодой человек, который отвел меня в сторону, сказал, что музыканты теперь поют деревьям, которые были посажены в землю, и тогда я увидел, что четвертый «знахарь», который действовал с видом главного, занял место внутри круга. Когда танцоры совершенно утомлялись, они убегали с арены и исчезали во мраке, чтобы посоветоваться с духами; они несколько раз появлялись и исчезали, при каждом возвращении пританцовывая, бегая и кружась с возрастающей энергией. Достигнув степени душевной или духовной экзальтации, необходимой для удовлетворительного общения с обитателями потустороннего мира, они отсутствовали по крайней мере полчаса, а оркестр исполнял монотонный рефрен, скорбный, как погребальная песнь.
Наконец по толпе пробежал трепет предвкушения, и я увидел, что они с тревогой ожидают прихода «знахарей». Когда они прибыли, весь оркестр встал, их руководитель был впереди, держа в левой руке пучок кедровых веток. «Шаманы» подошли гуськом, передний низко склонил голову и, обняв обеими руками шею вождя так, что их жезлы скрестились, пробормотал ему на ухо какие-то слова, которые казались приятными. Каждый из остальных сделал то же самое с вождем, который встал сначала лицом к востоку, затем к югу, к западу и, наконец, к северу от рощицы, по которой прыгали все трое, бормоча какую-то мешанину из звуков, которые я не могу воспроизвести, но которые звучали для всего мира как пение «Hooter» индейцев зуньи, на их Празднике Огня. На этом грандиозная ночная церемония «магии» завершилась, и радостные возгласы апачей свидетельствовали о том, что заклинания их духовных советников или их некромантия, что бы это ни было, обещали нам успешную кампанию.
Капитан Эммет Кроуфорд.
Капитан Кроуфорд, чьи услуги, как в преследовании враждебных апачей, так и в попытках принести пользу и цивилизовать тех, кто уже сдался, снискали ему уважение каждого мужественного мужчины, который имел честь знать его в армии или вне ее, встретил свою смерть в районе Накори, Сонора, Мексика, 11 января 1886 года, при особенно печальных и мучительных обстоятельствах. Они изложены генералом Круком в приказах о смерти Кроуфорда, выдержка из которых приведена ниже:
«Капитан Кроуфорд с рвением и доблестью, которые всегда отличали его, вызвался выполнить трудную и неблагодарную задачу по преследованию ренегатов из чирикауа-апачей до их твердыни в Сьерра-Мадре, Мексика, и был назначен командовать одной из самых важных, организованных для этого экспедиций. Перед лицом самых обескураживающих препятствий он мужественно и терпеливо шел по следу отступников, постоянно находясь в поле со дня бунта в мае прошлого года, и до дня своей смерти».
Скауты Кроуфорда.
«После восемнадцатичасового марша без остановок по самой суровой местности, какую только можно себе представить, ему удалось обнаружить и захватить их ранчерии в высоких хребтах у реки Джаррас (Jarras River), Сонора. Все, что принадлежало врагу, попало в наши руки, и чирикауа во время боя послали к нам одну скво с просьбой о перемирии. Все приготовления к переговорам на следующее утро были сделаны. К сожалению, отряд мексиканских нерегулярных войск (руралес) напал на лагерь капитана Кроуфорда на рассвете, и, пытаясь спасти жизни других, Кроуфорд погиб».
«Его потеря невосполнима. Нет необходимости объяснять важный характер услуг, выполненных этим выдающимся солдатом. Его имя прочно связано с большинством самых суровых кампаний и со многими из самых жестоких столкновений с враждебными индейцами, начиная с окончания Войны Восстания (War of the Rebellion, или Гражданская война), в которой он также, будучи еще юношей, принял доблестное участие».
Нерегулярные отряды мексиканцев состояли из индейцев тараумара, почти таких же диких, как и сами апачи и так же мало знавших о морали и этикете, но они являлись смертельными врагами апачей на протяжении последних двухсот лет. Хотя вполне вероятно, что их заявление может быть правдой, и что убийство Кроуфорда было непреднамеренным, унижения, впоследствии обрушившиеся на лейтенанта Мауса, сменившего Кроуфорда на посту командующего и отправившегося навестить мексиканского командующего, особым дружелюбием не отличались. Правительство Мексики было в таком же отчаянном положении, как и наше, в отношении покорения апачей чирикауа, которое никогда не могло быть достигнуто без использования таких диких сил, как тараумара, которые в одиночку могли встать и сражаться со свирепыми апачами из чирикауа, или могли неутомимо (тараумара непревзойденные бегуны) преследовать их через горы.
Лос Эмбудос.
Джеронимо сообщил, что придет и сдастся в указанном им месте. Это был Каньон-де-лос-Эмбудос (Ca;on de los Embudos) в северо-восточном углу Соноры, на линии Аризоны. От форта Боуи, штат Аризона, до источников Контрабандиста («Contrabandista», Smuggler Springs) в Соноре восемьдесят четыре мили по дорогам и тропам; высокие горные хребты очень сильно изломанны, и местность определенно неровная, за исключением дороги. Есть несколько прекрасных ранчо: «Chiricahua Cattle Company», в двадцати пяти милях от Боуи, та же компания на Уайтвуд-Крик, где мы видели стада жирных быков, лениво пасущихся под тенистой листвой дубов, и у Джойса, или у Фрэнка Лесли, где мы встретили лейтенанта Тейлора и небольшой отряд следопытов -индейцев.
На следующее утро мы отправились в путь и поехали сначала в лагерь капитана Аллана Смита, из 4-го Кавалерийского полка, с которым были лейтенант Эрвин и хирург Фишер. Капитан Смит жил в глинобитной хижине, над очагом которой он рисовал и раскрашивал, не без определенного мастерства, картины - серьезные и комические - что придавало вид цивилизованности его, во всем остальном неотесанному, окружению. Мистер Томас Мур опередил генерала Крука с вьючным обозом, а с ним были «Алчис», «Ка-и-тен-на» (“Alchise,” “Ka-e-ten-na”), пара старых скво из чирикауа, присланных со всеми последними сплетнями от пленных женщин в форте Боуи; Антонио Бесиас и Монтойя (переводчики), и г-н Штраус, мэр Тусона. Все они двинулись вперед к источникам Контрабандиста «Contrabandista Springs». В последний момент нашего пребывания фотограф по имени Флай из Тумбстоуна попросил разрешения для себя и своего ассистента — мистера Уайта – следовать вместе с нами, и они были отправлены в хвост колонны. И еще одно дополнение, и очень приятное, было сделано в лице Хосе Мариа, другого переводчика с испанского, которым владели многие апачи, за которым послал генерал Крук, по причине его прекрасного знания еще и наречия чирикауа.
Сан-Бернардино-Спрингс (San Bernardino Springs) находится в двенадцати милях от Сильвер-Спрингс, и занят скотоводом по имени Слотер с тех пор, как генерал Крук совершил свою прежнюю экспедицию в Сьерра-Мадре. Здесь я видел дюжину или более довольно больших гранитных ступок местного производства, использовавшихся для растирания желудей и разных съедобных орехов; такие же предметы домашнего обихода находятся, либо будут найдены, в Зеленой долине (Green Valley) в северной части Аризоны и также использовались для этих же целей. Мы оставили колесные повозки и верховых мулов оседланными, а сами поехали к «Контрабандистам», расположенным в трех милях от границы.
Лос Эмбудос.
Той ночью перед сном генерал Крук показал «Ка-е-тен-на» письмо, которое он получил от Лоренцо Бонито, ученика из апачей в школе Карлайла. «Ка-е-тен-на» взял листок и поднес его к свету костра, бормоча что-то, что другие апачи восприняли как чтение, чему они очень удивились; но не удовольствовавшись этим доказательством своей образованности (которой он был обязан прошлой своей отсидке в тюрьме на острове Алькатрас), он взял у меня листок бумаги, написал на нем что-то тщательно выведенными школьными прописными буквами, а затем вернул его мне, чтобы я прочитал вслух. Я подавил смех и медленно и торжественно прочитал: «МОЮ ЖЕНУ НАЗЫВАЮТ ЖЕНОЙ КОУТЕННЕЯ». «ОДИН ГОД КОГДА ДЕРЕВО ЖИЛО ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЕНЬКИЙ ДЕНЬ». «Ка-е-тен-на» держался с достоинством и самодовольством бостонского брамина; зависть его товарищей была плохо скрыта, а удивление их было совершенно нескрываемым. «Ка-е-тен-на» изменился не только в «письменной форме», но и во всем прочем: он стал белым человеком, апостолом мира, и проповедовал методы, которые позволили белым владеть таким большим «ранчо», как Сан-Франциско.
На следующее утро мы двинулись на юго-восток через местность, полную небольших холмов, покрытых наносами и конгломератами, миновав каньоны Гуаделупе и Бонито, первые сухие, а вторые с проточными ручьями. Дорогу нам перебежала стая диких кабанов (пекари или мускусные кабаны, называемые мексиканцами хабали «jabali»); тотчас разведчики бросились за ними на полном скаку, «Ка-е-тен-на» прострелил одному из голову прямо с лошади, мчащейся во весь опор, а другие догнали еще четырех или пятерых; их не стали есть. Приближаясь к Каньон-де-лос-Эмбудос, наши разведчики выпустили сигнальный дым, чтобы предупредить своих товарищей о своем приближении. Глаза апачей чрезвычайно остры, и Алчис, Майк, Ка-е-тен-на и другие увидели и узнали отряд всадников, приближавшихся к нам, по крайней мере на милю раньше, чем Штраус или я смогли обнаружить что-то, показавшееся из-за холмов: это были четверо наших людей, скачущих верхом, чтобы встретить нас. Они привели нас к лагерю Мауса в Каньон-де-лос-Эмбудос - надежной позиции, на низком плато, возвышающемся над водой, и с большим количеством прекрасной травы и топлива под рукой. Окружающая местность была вулканической, покрытой валунами из базальта, а растительностью были испанский штык, юкка и прочие колючие растения.
Ранчерия враждебных чирикауа располагалась в лавовом ложе на вершине небольшого конического холма, окруженного крутыми оврагами, не более чем в пятистах ярдах по прямой линии от Мауса, но с двумя или тремя крутыми и изрезанными ущельями, служившими между этими двумя позициями как эскарпы и контрэскарпы (Эскарпы используются при оборудовании оборонительных рубежей на неровной местности и по берегам рек). Весь овраг был романтически прекрасен: под звон струящейся воды, затененные горами росли гладкие, белоствольные, длинные и стройные платаны, темный корявый ясень, тополя с грубой корой, гибкие ивы, шиповник и большая часть той тропической растительности, которая уже была перечислена выше.
После того как генерал Крук пообедал, Джеронимо и большинство воинов чирикауа подошли к нашему лагерю; не все пришли сразу, лишь немногие, и в основном все они были без оружия. Остальные ходили здесь и там, повсюду, но все были настороже, опасаясь предательства и готовые противостоять ему. Одновременно в лагерь входило не более полудюжины новых апачей. Джеронимо сказал, что ему не терпится поговорить, и вскоре разговор состоялся в тени больших тополей и платанов. Присутствовали генерал Крук, доктор Дэвис, мистер Мур, мистер Штраус, лейтенанты Маус, Шипп и Фейсон, Капитан Робертс и его маленький сын Чарли, сообразительный десятилетний мальчик; мистер Дейли и мистер Карлайл из вьючных обозов; мистер Флай, фотограф, и его помощник мистер Чейз; упаковщики Шоу и Фостер; маленький мальчик по имени Хауэлл, который следовал за нами от ранчо Сан-Бернардино в тридцати милях; и «Антонио Бесиас», «Монтойя», «Консепсьон», «Хосе Мария», «Алчис», «Ка-е-тен-на», «Майк» и другие - в качестве переводчиков.
Я ранее сделал дословный отчет о переговорах, поэтому здесь буду сокращать его, насколько это возможно, поскольку на всех подобных встречах присутствует обычное количество повторений, комплиментов и ничего не значащих лишних слов. Джеронимо начал с долгого исследования причин, вызвавших побег из форта Апач: он обвинял «Чато», «Микки Фри» и лейтенанта Бриттона Дэвиса, которые, как он утверждал, были к нему недружелюбны; как ему сказал индеец по имени «Нодискай» и еще жена «Мангаса», белые люди собираются послать за ним, арестовать его и затем убить; он молился Заре (Tapida) и Тьме, Солнцу (Chigo-na-ay) и Небу (Yandestan), а также Assunutlije, чтобы помочь ему и положить конец тем плохим историям, о которых рассказывали про него люди, и которые они поместили в газетах. (Старый вождь, по-видимому, имел в виду требование, выдвинутое некоторыми юго-западными газетами во время его сдачи Круку в 1883 году, о его повешении).
Джеронимо:
«…Я этого больше не хочу; когда человек пытается поступать правильно, такие истории не следует помещать в газеты. В чем дело, почему ты (генерал Крук) не разговариваешь со мной? Было бы лучше, если бы ты говорил со мной и смотрел с довольным лицом - это улучшит мое самочувствие. Я был бы рад, если бы ты это сделал. Я был бы более удовлетворен, если бы ты время от времени говорил со мной. Почему ты не смотришь на меня и не улыбаешься мне? Я такой же человек; У меня такие же ступни, ноги и руки, и солнце смотрит на меня и видит нормальным мужчиной. Я хочу, чтобы ты смотрел и улыбался мне. Солнце, Тьма, и Ветры слушают то, про что мы сейчас говорим. Чтобы доказать, что теперь я говорю тебе правду, вспомни, как я послал тебе известие, что приду издалека, чтобы поговорить с тобой здесь, и ты видишь меня сейчас. Кто-то приехал верхом, кто-то пришел сюда пешком. Если бы я думал плохо, или если бы я захотел сделать плохое, я бы никогда не пришел сюда. Если бы я не захотел, разве я зашел бы так далеко, чтобы поговорить с тобой?».
Затем он выразил свое восхищение тем, что еще раз увидел «Ка-е-тен-на»: он уже потерял всякую надежду когда-либо получить такое удовольствие; это было одной из причин, по которым он покинул лагерь (форт) Апач.
Генерал Крук:
«Я услышал, что ты сказал. Кажется очень странным, что более сорока человек должны бояться троих; но если вы покинули резервацию по этой причине, то зачем вы убивали невинных людей, крадясь для этого по всей стране? Что сделали с вами эти невинные люди, что вы должны были убить их, украсть их лошадей и бродить по скалам, как койоты? Какое это имело отношение к убийству невинных людей? Не проходит и недели, чтобы ты не слышал каких-нибудь глупых разговоров в своем собственном лагере; но ты не ребенок, и ты не обязан им верить.
Ты обещал мне в Сьерра-Мадре, что этот мир будет длиться долго, но ты солгал тогда. Если человек однажды уже солгал мне, то мне необходимо доказательство посильней, чем другие его слова, прежде чем я снова смогу ему поверить. Твоя история о том, что ты испугался ареста — чепуха, не было приказа тебя арестовывать. Ты послал своих людей убить Чато и лейтенанта Дэвиса, а потом начал рассказывать историю, что они их убили, и таким образом ты заставил очень многих своих людей уйти с тобой. Все, что ты делал в резервации, известно, и бесполезно пытаться говорить глупости. Я не ребенок.
Ты должен решить, останешься ли на тропе войны, или сдашься безоговорочно. Если тостанешься, я буду преследовать тебя и убью, даже если на это уйдет пятьдесят лет. Ты поднимаешь большой шум из-за того, что видишь «Ка-е-тен-на»; более года назад я спросил тебя, хочешь ли ты, чтобы я вернул Ка-е-тен-на, но ты сказал «нет». Это хорошо для тебя, Джеронимо, что мы не отправили Ка-е-тен-на назад, потому что в нем сейчас больше смысла, чем во всех остальных чирикауа, вместе взятых.
Ты рассказал мне такую же историю в Сьерра-Мадре, но ты солгал. Какие у меня есть доказательства твоей искренности? Откуда мне знать, лжешь ты мне или нет? Я когда-нибудь лгал тебе? Я сказал все, что должен был сказать. Тебе лучше подумать об этом сегодня вечером, и сообщить результат мне утром.
Во время разговора Джеронимо выглядел нервным и взволнованным; пот крупными каплями катился по его вискам и рукам; время от времени он хватался за ремешок из оленьей кожи, который крепко держал в одной руке. Г-н Флай, фотограф, вспомнил о своей обязанности, и полностью ее использовал: он сделал снимки Джеронимо и остальной группы апачей, хладнокровно прося при этом Джеронимо и воинов менять позиции и поворачивать головы или лица, чтобы улучшить качество картинки. Никто из них, казалось, ничуть не обращал на него внимания, кроме Чиуауа, который все время прятался за деревом, но в конце концов был пойман в объектив.
Когда встреча закончилась, Флай переместил свое снаряжение в американский лагерь на северном берегу ручья, сделав еще несколько снимков ближе к вечеру. На этом изображении показан лагерь упаковщиков на склоне холма к северу от ручья. С вершины этого холма долина Сан-Бернардино была бы видна на севере и западе. На изображении показан генерал Крук со своим вспомогательным персоналом, всего 35 человек.
На этой фотографии, сделанной в лагере разведчиков под командованием лейтенанта Мариона Мауса, показаны все силы США, присутствовавшиев Каньон-де-лос-Эмбудос.
Вид на запад, в сторону лагеря разведчиков апачей, на фоне Сьерра-лос-Эмбудос.
Флай сделал эту фотографию на возвышенности примерно в 300 ярдах к северу от ручья Эмбудос и немного западнее притока, впадающего с севера. Лагерь армии США находился недалеко к северу от Флая, а лагерь армейских разведчиков — восточнее.
Утром 26 марта Флай пересек ущелье Эмбудос в сторону лагеря апачей, расположеннго на возвышенности среди вулканических скал, образующих южный берег ручья. Этот снимок, который Флай назвал «Вид вражеского лагеря с высоты птичьего полета», по-видимому, был сделан у подножия нависающего холма, возможно сразу после того, как Флай достиг вершины лавовой стены, образующей южный берег ручья Эмбудос. На переднем плане видна небольшая палатка (викиап), возможно для часового, а основной лагерь виден вдали, на вершине холма.
Судя по схожей растительности, эта фотография «Группа противников» могла быть сделана в том же районе лагеря. На ней изображены 16 мужчин, женщин и детей апачей. Опять же, очень хорошо поставленный снимок Флая, с всадниками в заднем ряду.
Самые «Денежные кадры» для Флая, вероятно, были связаны с Джеронимо. Эта фотография, озаглавленная Флаем «Джеронимо и Натчес [Нэйш] верхом, Натчес в шляпе; сын Джеронимо [Цисна], стоит рядом с ним. Эта групповая фотография была сделана по специальной просьбе Джеронимо.
Двадцать четыре воина слушали переговоры, или находились в пределах слышимости; они были вооружены винтовками разных систем. У каждого мужчины и парня в отряде было по два патронташа. Молодежь была в новеньких рубашках из немецкого хлопка, какие шьют и продают в Мексике, и почти все — молодые и старые — носили новые пестрые одеяла того же производства, что свидетельствовало о том, что после разрушения деревни Кроуфордом, в январе они полностью обновили свой гардероб, либо за счет грабежа, либо за счет покупки.
Мистер Страусс (Mr. Strauss), мистер Карлайл, «Хосе Мария» и я были разбужены рано утром (26 марта 1886 г.) и пошли на ранчо чирикауа. Джеронимо уже встал и вел серьезный разговор с Ка-е-тен-на и почти со всеми его воинами. Мы переходили от одного «хакала» (jacal) к другому, и все они были построены одинаково из стеблей испанского штыка, мескаля и амоле, покрытых лоскутами одеял, холстов и других тканей. «Кинжалы» испанского штыка и мескаля были расставлены вокруг каждого хакала, образуя неприступную маленькую крепость. Их было не более двенадцати или пятнадцати на всей «ранчерии», расположенной на вершине потухшего кратера, лавовые глыбы которого использовались в качестве брустверов, в то время как глубокие пласты по контуру холма представляли собой такое количество рвов, что их можно было пересечь только после печальной бойни их защитников. Полноценная бригада не смогла бы вытеснить этот маленький гарнизон, при условии, что у него остались боеприпасы и магазинные винтовки. Они были прекрасно вооружены винчестерами и спрингфилдскими карабинами, заряжающимися с казенной части, и располагали большим количеством металлических патронов.
Физически чирикауа находились в великолепном состоянии: каждая мышца их тела была идеально развита и тверда, как адамант, а один из молодых людей, игравших в монте, был так же мускулист, как греческая статуя. Группа маленьких мальчиков свободно и беззаботно резвилась вместе; один из них, по-видимому, был ирландского и мексиканского происхождения. После некоторых уговоров он сказал Страуссу и мне, что его зовут Сантьяго Маккин (Santiago Mackin), схваченный в Мимбресе, Нью-Мексико. Его молодые товарищи, казалось, обходились с ним ласково, и разговору нашему не мешали, но он не хотел много говорить и, несомненно, был сильно напуган. Он только показал умным взглядом своих глаз, что полностью понимает все, что ему говорили по-испански и по-английски, но больше не обращал на нас внимания. Ему было около десяти лет, и был он стройный, прямой и жилистый, с серо-голубыми глазами, лицо было сильно усыпано веснушками, со светлыми бровями и ресницами, сильно загорелый и покрытый волдырями от солнца, а на голове его был старый, когда-то белый платок, закрывавший волосы так плотно, что их совсем не было видно. Впоследствии он был возвращен к своим родственникам в Нью-Мексико.
Несколько апачей, в основном мальчиков, позируют перед викиапом на скалистой вершине холма. Впереди — Сантьяго «Джимми» Маккин, которому тогда было 11 или 12 лет, захваченный апачами несколькими месяцами ранее, недалеко от Сильвер-Сити, территория Нью-Мексико.
У одного из чирикауа были серебряные часы, которые он назвал «Chi-go-na-ay» (Солнце), что свидетельствовало о том, что он хорошо понимал их назначение. Почти каждый носил какое-либо «лекарство» (магические предметы): либо мешочки из оленьей кожи (со священной пыльцой) ходдентина туле (Hoddentin of the Tule), либо перья красной птицы или дятла, голову перепела, когти луговой собачки или серебряные полумесяцы. Носили также «магические» шнуры — «Izze-kloth». Я остановился рядом с молодым Тубал Каином (Tubal Cain) и наблюдал, как он расплющивает мексиканский доллар двумя камнями, и когда он довел его до надлежащей тонкости, он начал выбивать и вырезать на нем орнамент, используя для этого клинок ножа и орудуя камнем вместо молотка. Почти все маленькие девочки подошли к краю нашего лагеря и с немым восхищением смотрели на Чарли Робертса, демонстрируя свое хорошее мнение о нем таким безошибочным образом, что молодой джентльмен сразу же стал парнем номер один, из всей команды упаковщиков. Джеронимо и его воины весь день оставались в своей деревне, обсуждая идею безоговорочной капитуляции.
На следующее утро (27 марта) Чиуауа отправил секретное сообщение генералу Круку, в котором сообщил что он уверен, что все чирикауа скоро придут и сдадутся, но независимо от того, будут они или нет, в полдень он оставит свой отряд и спустится в наш лагерь. Ка-е-тен-на и Алчис были заняты работой среди враждебных, раздавая советы, пробуждая их надежды, и усиливая их страхи; если бы генерал Крук пообещал им неприкосновенность в прошлом, они пришли бы накануне вечером, когда Чиуауа впервые сообщил о своем намерении сдаться без каких-либо условий, но генералу Круку не хотелось, чтобы Чиуауа покидал лагерь врагов сразу; он думал, что может быть полезнее, если он останется в деревне на день или два в качестве закваски, чтобы разжечь общее недоверие к Джеронимо и начать распад и деморализацию его группы. Ка-е-тен-на сообщил генералу Круку, что всю предыдущую ночь Джеронимо держал своих воинов наготове к любому акту предательства с нашей стороны, и что во время разговора 25-го они были готовы стрелять в тот момент, когда будет предпринята попытка захватить их предводителей. Едва наступил полдень, как вошли Джеронимо, Чиуауа, Начита, Кутли (“Geronimo,” “Chihuahua,” “Nachita,” “Kutli”) и еще один парень и заявили, что хотят поговорить. Нанэ (Нана) ковылял за ними, но он был так стар и слаб, что мы его в счет не принимали. Наши люди собрались под платанами в овраге, а Джеронимо уселся под тутовым деревом, и у него, и у Кутли лица были вычернены растертым галенитом.
Чиуауа сказал следующее:
«Я очень рад видеть тебя, генерал Крук, и иметь с тобой этот разговор. Как ты и говорил, здесь мы всегда в опасности. Я надеюсь, что с этого момента мы сможем жить лучше со своими семьями и больше никому не причинять вреда. Я хочу вести себя лучше. Я думаю, что Солнце смотрит на меня сверху вниз, а Земля слушает. Мои мысли свежи.
Мне кажется, что я видел того, кто вызывает дождь и посылает ветры, или он, должно быть, отправил тебя в это место. Я отдаюсь тебе, потому что верю в тебя и ты нас не обманешь. Ты должен быть нашим Богом. Я доволен всем, что ты делаешь. Ты должен быть тем, кто создает зеленые пастбища, кто посылает дождь, кто повелевает ветрами. Ты должен быть тем, кто посылает свежие плоды, которые появляются на деревьях каждый год.
Чиуауа Нана.
В мире есть много людей, которые являются большими вождями и командуют многими людьми, но ты, я думаю, самый большой из них. Я хочу, чтобы ты был мне отцом и относился ко мне как к своему сыну. Я хочу, чтобы ты пожалел меня. Нет сомнений, что все, что ты делаешь, правильно, потому что все, что ты сказал — правда. Я поверю во все, что ты скажешь; ты не обманщик; все, что ты говоришь нам, является фактами. Я теперь в твоих руках.
Я предоставляю себя в твое распоряжение, чтобы ты сделал со мной все, что тебе угодно. Я пожимаю тебе руку. Я хочу приехать прямо в твой лагерь со своей семьей и остаться с тобой. Я не хочу оставаться в стороне на расстоянии. Я хочу быть там, где есть ты. Я бродил по этим горам от одной воды к другой воде. Никогда до сегодняшнего дня я не находил места, где смог бы увидеть своего отца или мать. Я вижу тебя, ты мой отец. Я сдаюсь тебе сейчас, и я не хочу больше испытывать никаких плохих чувств или слышать плохих разговоров. Я собираюсь остаться с тобой в твоем лагере.
Всякий раз, когда человек что-нибудь выращивает, даже собаку, он думает о ней хорошо, и старается ее вырастить и хорошо с ней обращается. Поэтому я хочу, чтобы ты относился ко мне хорошо и не позволял людям говорить обо мне плохо. Теперь я сдаюсь тебе и иду с тобой. Когда мы вместе путешествуем по дороге или еще куда-нибудь, я надеюсь, что ты будешь разговаривать со мной время от времени. Я много думаю об Алчисе и Ка-е-тен-на, а они много думают обо мне. Я надеюсь когда-нибудь стать таким же, как их брат. (Пожимает руки). Сколько времени пройдет, прежде чем я смогу жить с этими друзьями?»
В форт Боуи были отправлены депеши, чтобы проинформировать генерала Шеридана о переговорах и их результатах; чирикауа обдумывали три варианта сдачи: один их собственный - разрешить им вернуться в резервацию целыми и невредимыми; второй был от генерала Крука - чтобы они были помещены в тюрьму на несколько лет вдали от агентства, и что, если их семьи того пожелают, им будет разрешено сопровождать их, оставив Нану, который был стар, в лагере Апач, и последний вариант - что они вернутся на тропу войны и сразятся с Круком. Мангас (Mangas) с тринадцатью чирикауа, шесть из которых были воинами, не был с Джеронимо, покинув его несколько месяцев назад, и так и не воссоединился с ним. Он (генерал Крук) просил в письмах, чтобы ответные инструкции (по этапированию пленных апачей), были отправлены ему с наименьшей задержкой.