ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+
ОТПУСК ОДНОГО НУДИСТА В КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический роман
Четвёртый день отпуска Романа Селезнёва,
9 июня 2006 года, пятница
Глава 37. ПОЧЕМУ ИНОГДА ТАК СИЛЬНО БОЛИТ УЗДЕЧКА ?
* * *
Проснувшись наутро, Роман первым делом расстроился. Судя по упругим вибрациям ткани палатки, ветер даже не подумал униматься. Так что к морю спешить было нечего: солнце то лишь выглядывало на чуток из низких и быстрых, почти сплошных серовато-сизых туч, то снова пропадало в них. На улице чувствовалась изрядная прохлада. Вылезать из палатки не хотелось, и завтрак очевидно откладывался на позднее.
Через неплотно прикрытый полог Роман обратил внимание , что немногим правее палатки, за обширным пляжем Эдем с одноимённым палаточным городком, в котором пока что были установлены всего две палатки, наблюдается достаточно высокий и протяжённый клиф – слегка нависающий над пляжем береговой обрыв, образованный мощными штормовыми волнами, разрушительная способность которых усиливается прибрежной галькой и более крупными окатышами.
Показалось, что сегодня это временное природное сооружение очень хорошо защитит костёр от порывистого западного ветра. Вот уж поистине хоть какая-то польза оказалась от разрушения.
А горячий завтрак, конечно, всё же очень здорово манил аппетит голодного туриста, потому что после вчерашней сплошной сухомятки захотелось поесть исходящей паром ароматной вкуснятины.
К сожалению, к погодным капризам сегодня добавилась ещё и личная неприятность: Роман почувствовал, что у него побаливает четвёртая уздечка (кстати, первые три уздечки у людей располагаются во рту, и в этом легко можно убедиться – под языком, а также посерёдке между дёснами и губами). Видимо, в ходе долгого вчерашнего вечера увлёкшийся воспоминаниями молодой человек всё же перестарался во время тестирования Ромки-младшего на стойкость и упругость.
Но и это было не всё. Роман лишь слегка повернулся на своём жестковатом ложе, чтобы взглянуть на море, как ново-обретенный с вечера спермо-панцирь тут же дал о себе знать неприятной натянутостью кожи живота.
Из-за вчерашней детской шалости и последующей гигиенической неряшливости Роман теперь с некоторым стыдом простительно улыбнулся себе: ах да, ведь его ожидает намеченное на сегодня благодатное морское омовение с последующим телесным обновлением и духовным перерождением.
Но... нет-нет, от «панциря» придётся избавляться позднее, уже после завтрака, ведь на улице пока ещё было довольно прохладно.
Молодой человек расслабленно откинулся на спину и прикрыл бёдра футболкой: в палатке было ощутимо свежо, и голой кожей ног он хорошенько почувствовал это. Зато живот и грудь надёжно были защищены вчерашними «белковыми латами». Да в этих более-менее закалённых местах холод, в принципе, обычно не ощущался.
Поудобнее поправляя на теле футболку, Роман задел себя внизу и вследствие очередных не очень приятных ощущений в паху вспомнил, как он когда-то впервые порвал, а позднее ещё раз повредил «галстук на шее» Ромки-младшего.
Вначале это достаточно неприятное и болезненное дело дважды кряду случилось у него с огненноволосой однокурсницей Викой Беловой в конце первого курса обучения на юрфаке – об этом написано в предыдущей главе.
А повторно точно такая же пакостная неприятность случилось у него уже в конце учёбы в институте, когда в очередной раз (с учётом школы) ставший выпускником Роман с трудом, лишь на третий вечер бесплодный усилий всё же порвал девственную плеву у своей так и не состоявшейся невесты (не Огнёвки, не подумайте на неё зря).
Слегка закомплексованная из-за неудач на сердечном фронте Люся – Людмила Верховская, трёхлетней свежести выпускница индустриально-технологического колледжа, оказалась не только труднодоступной для парней, любителей лёгкого интима, но и достаточно застарелой целкой. Поэтому взятие бастиона её девственности оказалось затяжным и обоюдно кровопролитным событием, на первых порах доставившим отнюдь не противоборствовавшим сторонам никакую не радость, а лишь страдания и мучения (Люсе) и злость (Роме).
Впоследствии его раздражение постепенно усиливалась ещё тем, что он с Люськой и во второй и в третий раз кряду с недельным перерывом хоть и не так сильно, как в первый раз, но всё же надрывал уздечку до тех пор, пока окончательно не разработал «парадный вход» в Люськин «сад неземных удовольствий». После этого уздечка его зарубцевалась накрепко, и с тех пор он больше не имел с ней проблем.
Но прорвать застарелую девственную плеву ему удалось только с третьей попытки, вернее, на третий кряду вечер. До чего же ударно-трудовыми для него выдались те пятница, суббота и воскресенье! Тогда Роман вообще озверел из-за столь долгих и всё бесплодных попыток войти в неподатливое вместилище. И прорвался, наконец-то!
Ну, и что? Да первым же его ощущением после прорыва замшелой блокады было примерно такое же, как и четыре года назад с Викиным «задним двором»: Ромка-младший будто сквозь мощные кольцевые тиски с большим трудом протискивал куда-то свою настырную боевую мощь. И снова Роме было очень больно – просто невероятно!..
Но не в коня пошёл проверенный годами корм: напрочь забыл он свою науку с Огнёвкой. И только через месяц, после двухнедельного перерыва после третьего кряду «шейного ранения» Ромки-младшего, всё у них с Люськой стало вроде бы очень хорошо во время интима: уже достаточно комфортно разработались слишком тугие «пружины на двери парадного входа».
К тому же, очередная его подруга оказалась не только весьма темпераментной партнёршей в постельных игрищах, но и разно-всякие вкусняшки готовить она тоже очень любила, за что и угодила в очень конкретные кандидатки на визит к ретивым специалистам ЗАГСа. Да вот только не дождалась его «невеста несколько в годах» из армии, куда он на год загремел после института. Ну, да и бог с ней!
И вот, что особенно интересно узнать, поскольку ранее никогда такого у Ромы не бывало: тогда же у будущего жениха случился один весьма забавный момент, поначалу всё же довольно сильно всполошившей его.
Наутро после второй бесплодной ночи по прорыву Люськиной интимной блокады, когда Роман сходил в туалет по маленькому, он банально и довольно сильно перепугался. Да потому что моча по уретре ощутимо прорывалась с какими-то перебоями, а на выходе и вовсе плевалась белыми хлопьями и сгустками! Жуть тогда наступила – смертная! – вплоть до шевеления волос на голове. Да что же это за хрень-невидаль такая выплюхивается из него вместо обычной и привычной мочи?!
Но тут же стало и очень странно: кроме некоторого дискофорта из-за новизны явления, никакой боли при этом не чувствовалось. Поэтому Рома кое-как успокоился и окончательно завершил процесс мочеудаления: ну, пописал он как-то очень странно, да и пописал. Никакого покраснения ведь нигде не было, зуда не ощущалось и ничего подозрительного с конца не капало.
В следующий раз по маленькому он сходил уже вполне нормально, да и впоследствии тоже писал, как всегда до этого случая. И только значительно позднее он сообразил, когда об этом явлении прочитал в одной умной книжке, что в тот раз у него вместе с мочой выходила... сперма.
Он поднапряг свою не такую уж и давнюю к тому времени память, заново прошёлся по своим ощущениям во время затяжного процесса «ломки целки» и вспомнил: однажды ночью, видимо, той самой, что была накануне странного мочеиспускания, во время интимных мучений с Люськой он вроде бы почувствовал оргазм... Вернее, ощущения были очень похожими на него.
Но, поскольку выход для спермы на тот момент был плотно закупорен девственной плевой или чем-то там Люськиным еще, то общеизвестные, феерично приятные освободительные ощущения на этот раз сконцентрировались не в привычном месте, а почувствовались где-то сзади и глубоко в теле, как бы в районе предстательной железы. И ощущения эти были не настолько взрывными и яркими, как обычно. Они показались только в виде очередной, быстро затихшей волны приближения к оргазму.
Ан, нет! Оказывается, в тот раз Рома кончил-таки по-китайски в смысле их классического способа предохранения – в мочевой пузырь. Оказалось, согласно всё той же умной книге, у достаточно хитро-мудрых восточных интеллектуалов и утончённых спецов по части безопасного продолжения интимного дела есть и такое древнее искусство профилактики нежелательных залётов.
Впрочем, в итоге анализа собственных ощущений Роману показалось совершенно неинтересным делом заниматься интимом таким невнятным способом: никакого особого кайфа при оргазме с излиянием спермы в мочевой пузырь он не поймал.
Но восток – дело тонкое, понятно: согласно той самой старинной китайской методике безопасной реализации секса нужно было ещё какие-то особые мантры выполнять, настраивать себя на соответствующий лад нирваны – как до, так и во время секса, а уж в момент оргазма – в особенности. И лишь в таком случае, может быть, при всём неком сходстве этого действа на банальный анальный оргазм, но только с излиянием спермы в мочевой пузырь, все китайские сады неземного эдема покрываются какими-то особыми цветками сакуры...
Зато на третий вечер, когда раздосадованный и уже злившийся на всё и на всех на свете Рома всё же яростно прорвал Люськину интимную блокаду, то снова сильно надорвал уздечку, ранее по неопытности и недоумию порванную им совместно с незабвенной Огнёвкой.
Через неделю Рома снова надорвал уздечку, когда та, казалось бы, вроде нормально зажила за миновавшие дни полного воздержания от секса и онанизма. И всё у него повторилось будто под кальку, как когда-то с Викой!
Ещё через неделю он снова повредил уздечку во время секса с Люськой, поскольку после столь длительного интимного воздержания чувства их достаточно перегрелись для того, чтобы удержать себя от неосторожности оказалось делом невозможным.
И только через две недели , когда многострадальное место снова зажило, а для дополнительной защиты локации хронической травмы от очередного повреждения Рома решил воспользоваться ещё и презервативом (вот же дурак! – казнил он сам себя позднее, – и почему было раньше не дотумкаться до такого очевидного спасения от очередного «ранения»?!), – только тогда уздечка зажила окончательно и больше не рвалась: хорошо же помогла банальная наука с презервативом!
Впрочем, тут был ещё один нюанс: впоследствии ему больше не попадались целки – ни классические, ни заднеприводные.
* * *
Поскольку Роман заночевал совсем недалеко от Киногородка, следующего своего остановочного пункта, то от Нюшки добраться до него было плёвым делом, особенно когда оно делается попутно, а длительной остановки там не предполагается. Но попристрастнее осмотреть территорию городка и ближних окрестностей всё же можно было, да и хотелось, ведь уже года три не рыскал он в этой округе.
Вероятнее всего, если только вдруг не распогодится, что сегодня же, лишь позднее, он сделает туда плановую ходку. Но пока что нужно было срочно сообразить насчёт сбора хвороста для костра и пополнить запасы питьевой воды, в том числе, для приготовления пищи. Из-за никак не унимавшегося сильного и достаточно свежего ветра, для длительной вылазки наружу пришлось надевать дорожные спортивные брюки и ветровку.
«Панцирь» под одеждой продолжал давать знать о себе суховатой натянутостью кожи на животе и груди, правда, уже не так сильно ощущавшейся, как сразу после пробуждения. Ладно, пусть там всё побудет пока на своём месте: час омовения наступит позднее, как только стихнет ветер, на море распогодится и выглянет солнце.
Не зарядила же пасмурная погода на целую неделю, как это бывает в Москве. Это вам не средние, а южные широты! А на югах всё по-быстрому делается даже на кухне погоды, не говоря уже о природе, к которой он, Роман, имеет прямое отношение, будучи неотъемлемой её частью и принадлежа ей всеми частями своего тела – как бы плотью от плоти из праха земного и водной тверди вышедши... Вот!
* * *
Расположенная веером трёхрогая Крутая балка, по местному называемая оврагом Тут-Агач, со всех сторон из глуби суши тянется к Сидеритовому мысу, вернее, к расположенному рядом с ним пляжу Эдем. Западной своей ветвью эта гроздевидная промоина начинается в районе горной седловины, хорошо заметной между хребтами Эчки-Даг и Чалка.
Ничего интересного в этих оврагах нет, поскольку склоны здесь – почти одни бедленды, как по-научному называются эти ребристые и лысые, дурные земли. При выпадении дождей или во время таяния снегов вода быстро стекает по крутым глинистым склонам, своими бурными потоками прорезая новые многочисленные промоины, которые со временем размываются и углубляются всё сильнее.
Постепенно места эти, некогда бывшие пологими и благодатными, достаточно комфортными пастбищами, превращаются ныне в скопление крутосклонных и более-менее протяжённых островерхих пиков и останцев. Они совершенно непригодны для возведения поселений. Тем более не годятся такие земли для сельскохозяйственного использования.
Археологические памятники, обнаруженные в этих местах в достаточном изобилии, вовсе не интересовали Романа. Да их ещё и хорошенько поискать нужно было бы.
Зато из флористических уникальных особенностей и даже достопримечательностей здесь растёт удивительный двухголовый асфодель – это карадагский двухцветковый тюльпан, своего рода уродливый цербер, который нигде в мире больше не встречается.
Оно и понятно: ведь только здесь всё очень тесно связано с разного рода чертовщиной – одних только тематических названий здесь вон сколько! Да что там: здесь совсем неподалёку имеется даже отдельный вход в подземное царство Аида, в котором полно точно таких же бесцветных и без всякого запаха тюльпанов.
И стоит ли удивляться тому, что в своё время побывавший в аду Одиссей, сильно расстроенный после встречи с душой умершего отца и весьма рассеянный по причине узнавания не очень блестящих перспектив в дальнейшей своей судьбе, бросил на берегу ближайшей бухты несколько луковиц асфодели, механически и бесцельно вырванных им в подземельном царстве вместе с блеклыми цветками. Или же они попросту не понравились ему на вкус? Он же ведь не съел их, а лишь надкусил, как бы располовинил...
Но луковички эти, порождающие ни на что земное не похожее в сфере флористики, всё же укоренились здесь. К тому же, удвоенные цветки их со временем даже кое-какой цвет и слабый запах всё же обрели на воздухе и солнце. И в том, что эти тюльпаны являются двухголовыми, ничего удивительного нет. Ведь под землей обитает всем известный трехголовый пёс Цербер, и там же водятся другие чудеса, ещё ужаснее для нашего цивильного вкуса.
Впрочем, цветок сразу с двумя жёлтенькими узко-лепестковыми тюльпанчиками по весне смотрится здесь очень даже мило. Да, это непривычно, но всё же приятно.
Жаль, миновал уже сезон их цветения, но несколько кустиков с широко-ланцетными листьями и раздвоенными цветоложами с пестиками Роман всё же увидел, пока собирал в округе хворост и ходил в восточный отрог Сухой балки к роднику за водой.
Кстати, родник этот тоже очень хитрый: он то есть, то нет его!
Но, когда Роман подошёл к заветному месту, родник пока ещё всё же цедил воду, хотя уже очень скупой, просто тонюсенькой струйкой. Впрочем, бутылки-полторашки родниковой воды ему с лихвой хватит, да и процедура заполнения не такой уж и объёмной тары заняла не слишком много времени.
Судя по всему, вскоре родник этот совсем пересохнет. А жаль, ведь живительная его влага, подземные запасы которой пополняются только небесными осадками, очень кстати пришлась бы страдающим от жажды туристам, особенно обильно отдыхающим здесь в августе – как раз в самый пик засухи, которая на ту пору безраздельно царствует в этих местах.
* * *
После горячего завтрака, по ускоренной программе приготовленного под ближним краем клифа, далеко к востоку протянувшегося вдоль Лиски, и после неспешного усвоения принятых внутрь макарон с тушёнкой по-флотски, да вприкуску со свежим огурчиком, лучком и винцом, Роман собрал походный свой рюкзак.
Чай заваривать не стал, хотя и хотелось бы глотнуть его в столь ветреную погоду. Но хвороста набралось немного, а ведь нужно ещё и на обед кое-что оставить для костра на очередном месте для ночёвки, которое намечено было за селом Приморское.
Впрочем, домашнее вино со своей алкогольной энергетикой потихоньку делало своё дело по согреванию организма и пополнению в нём запасов влаги. А вот купаться не хотелось от слова совсем: всё ещё было довольно ветрено и прохладно.
Из-за этого по всему Лискиному пляжу виднелась только пара-тройка уж совершенно отчаянных купальщиков, которые прибыли с какого-нибудь Крайнего Севера и теперь вяло «моржевали» в воде. Да ещё отмечалось менее десятка легко одетых людей, слоняющихся вдоль берега, видимо, с коллекционными намерениями, либо же уныло стоявших на урезе волн или в мелкой воде.
«Простите, пожалуйста, люди добрые! Но одежда на нудистском пляже – это всё же перебор!» – решил Роман и решительно не стал купаться.
Наоборот, вместе с остатками «панциря» на груди и рюкзаком за спиной уверенно направил стопы по дальнейшему своему маршруту – в сторону Киногородка.
* * *
Как ранее уже упоминалось, недалеко за курганом Нюшкой прямо из подмытого волнами невысокого, густо задернённого бережка-клифа довольно приличной струйкой бежит ещё одни родник. Рома знал о нём, как и том, что вода в нём солоноватая. Но всё же она вполне годится для приготовления первых и особенно вторых блюд: причём, еду при этом даже подсаливать не нужно.
Роман донабрал свою полторашку родниковой воды из Сухой балки и попробовал новый её вкус. Водный коктейль показался только слегка солоноватым, так что вода вполне сгодится и для приготовления обеда, и для питья.
«Но пить мы будем вино! – ухмыльнулся Роман. – К тому же, по такой прохладе его не так уж много и требуется» - окончательно утвердился он в своём решении.
Кстати, очень красивыми показались ему несколько разноцветных и довольно больших, с ладонь величиной, удлинённо-овальных и совершенно плоских окатышей, которыми специально и со вкусом было выложено место забора воды из родника. Жаль, что привлекательными такие камни выглядят, пока они мокрые – таких здесь полно на берегу моря. А как они подсохнут, то сразу же тускнеют и сереют, видимо, из-за соли.
По всему было видно, что камни эти в дремучие времена были подняты подземными силами со дна древнего моря-океана Тетис: вперемешку с песком и глиной края этих окатышей в изобилии торчали из отвесного берегового обрывчика-клифа. Своими почти плоскими боками и почти идеально обкатанными округлыми краями они безмолвно свидетельствовали об очень древней и очень долгой истории приобретения ими таких правильных форм.
А чуть далее по пути следования Романа виднелся ещё один такой же округлый, как Нюшка, но значительно меньше неё по размерам и по сей причине оставшийся безымянным мысик-курган, выскочивший прямо на берег моря перед самим Киногородком. За такую неосторожность он был очень сильно, просто беспощадно подмыт морскими волнами – где-то на треть условного радиуса от его макушки. Берег моря в этом месте курганчика был глинистым и совершенно отвесным, а прямо под ним в урезе воды виднелись следы свежих, не размытых пока волнами обвалов глины вперемешку с камнями.
Даа... Из-за того, что такое явление здесь происходит постоянно и повсеместно – из-за подмывов и оползней почвы, обвалов и осыпей камней, каждый год берег моря в окрестностях Кара-Дага немного видоизменяется. Слава богу, что подобное не всегда происходит в радикальных масштабах, но и такое здесь тоже бывает.
Впрочем, если судить по отвесно срезанному морем краю безымянного мысика , а также по аналогичным обликам вот так расположенных вдоль береговой линии и следующих за ним мысов Илаи-Бурун, Кузгун, Толстый, Меганом, Рыбачий и Алчак (этот находится уже возле Судака), или же если проследить взглядом в другом направлении, в сторону Феодосии, где вдоль морского берега тоже встречается много полу-размытых, а то и вовсе размытых мысов и мысиков, то можно быть уверенным в том, что в древние времена берег Понтийского моря выглядел, вероятно, более привлекательно: все эти мысы были приятненькими и округлыми, а не вот такими, столь куцо обрезанными. Так что древняя Таврида выглядела намного красивее и зеленее, что – важнее всего.
Столь жестоко подмытый волнами глинистый мысик этот с вязкими остатками береговых обвалов пришлось одолевать поверху по невысокому перешейку – этакому перевальчику, вернее, по значительно более низкому северному склону этой округлой горушки. Но на верхушке курганчика оказалось довольно ветрено. Порывистый ветер при этом как бы подгонял Романа, но делал это совершенно неудобно: дул справа и немного спереди. Так что идти ему пришлось ускоренным шагом и слегка наклонившись вперёд для противовеса воздушной стихии.
Зато за перевальчиком ветер резко стих, и дальнейшая дорога к Киногородку прошла без приключений. Буквально через десять минут ходьбы почти прямолинейная, хорошо протоптанная прибрежная тропинка вывела Романа к великолепному оазису – настолько разительно здесь всё отличалось от окружающего пейзажа.
(продолжение следует)