ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+
ОТПУСК ОДНОГО НУДИСТА В КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический роман
Глава 33. ОГНЕННОВОЛОСАЯ ВИКА – НЕЖНАЯ И ТРОГАТЕЛЬНАЯ
* * *
После несколько неожиданного (хотя и ожидаемого – не мог же Светкин парень вечно служить в армии!) и весьма обломного для Ромы Селезнёва расставания со своей первой в жизни женщиной, у обиженного на всю свою поганую жизнь студента вскоре начались очередные любовные отношения.
И ещё до конца апреля у Ромы завязалась совершенно неожиданная и поначалу казавшаяся очень приятной сексуальная канитель со своей однокурсницей Викой, той же весной в марте покрасившей волосы в радикальный алый цвет. Но уже на втором курсе эта студенческая канитель стала несколько назойливой со стороны влюблённой по уши Вики и одновременно несколько обременительной для Ромы, ничуть не страдавшего по серьёзным отношениям.
Впрочем – обо всём по порядку.
К концу первого курса совместного их обучения в институте Вика Белова стала длинноватой, все ещё по-подростковому несколько угловатой и нескладной девушкой с буйной шевелюрой густых и жёстких рыжих волос, лишь слегка завивавшихся на концах. К тому же, диковатая девушка обладала вызывающе резким и колючим, но отнюдь не наглым характером.
Длинная челка обычно скрывала почти всё лицо Вики, достигая до кончика носа: под ней она прятала свои вечно настороженные зелёные глаза, которые, впрочем, при доверительном случае быстро умели становиться озорными и даже хитроватыми. А ещё своей челкой она прикрывала также густую россыпь веснушек по лбу и переносице, по всему очень аккуратному носику-курносику и вокруг него, а уж по скулам – в особенности. Если бы Вика могла, то, чтобы не видеть ненавистные веснушки, укрывала бы волосами всё лицо, по сути бывшее достаточно миленьким, но уж очень конопатым – как ей это достаточно предвзято казалось.
Ещё с первых дней учёбы на юрфаке Роме непонятно было, чего это Белова так сильно чуралась своих конопушек? Ведь они были не очень крупными и не яркими, зимой они бледнели и вообще ничуть не портили её худощавое, с узковатым подбородком и из-за этого казавшееся слегка треугольным лицо, на котором вечно блуждала несколько вызывающая и дерзко предостерегающая улыбочка человека, давно комплексующего из-за своей рыжины и угловатости: мол, лучше не трогайте меня, а то любому мало не покажется, когда я впадаю в ярость!
Интересно, но злящаяся Вика становилась очень даже хорошенькой! По крайней мере, многие студенты посматривали на неё с интересом: кто с ироничным, а кто и с неподдельно заинтересованным. К числу таких немногочисленных ребят относился и Рома Селезнёв: острая и быстрая на язык, достаточно сообразительная Вика Белова часто становилась для него занимательной собеседницей.
Ещё в конце зимы Вика решительно взялась за подготовку к достойной встрече солнца и тепла: значительно опережая время для первого открытия девушками прелестей своих тел перед взорами изумлённых однокурсников, она накупила разной косметики от веснушек и для равномерного загара тела в солярии. А к 8 марта сделала себе вообще шикарный подарок – покрасила свои от природы и без того достаточно яркие рыжие волосы вообще в огненно-алый цвет, что очень удачно подчеркнуло красоту её лица и сразу же стало очень выгодно выделять её среди однокурсниц, немедленно и мстительно окрестивших её Огнёвкой.
Следует отметить, что рослый и красивый, крепкого спортивного вида парень, Рома Селезнёв, давно и сильно нравился рыжей красавице. Но этот большой, рокочущий своим приятным баритоном простачок в упор не замечал за Беловой очевидного, будучи в то время по уши увлечённым своей продавщицей. По довольно жестокой из-за своей глупой слепоты и наивности Рома не раз причинял Вике страдания, когда доверительно посвящал её в слишком горячие интимные подробности.
Впрочем, благодаря именно этому доверию бесхитростного увальня, Вика самой первой в их группе узнала о полной отставке красавчика Селезнёва, внезапно полученной им от своей «старухи за кассой» по причине прибытия из армии её не менее замшелого хахаля...
И так уж всё у них с Викой тогда удачно получилось с её же подачи, что ещё задолго до летней сессии Селезнёв вместе с Беловой начали совместно готовить курсовой проект по истории римского права времён правления императора Нерона. Тема была интересной и увлекательной, материала по ней было достаточно много, так что они частенько и подолгу сидели вместе в читальных залах, или же у Вики, но чаще у Ромы дома занимались изучением сложного стиля Неронова правления.
В то же самое время в другой великой стране, в которой они жили и обучались, и которая на ту весеннюю пору ещё совершенно неведомо для самой себя доживала последний год своего нерушимого существования, уже вовсю происходило черти что политическое: телевизионные баталии разворачивались нешутейные: Горбачёв и Ельцин, Сахаров и Лигачёв, другие титаны из закатной уже страны Советов беспощадно и бездумно метали друг в друга громы и молнии, пока весь народ недоумённо и достаточно равнодушно безмолвствовал: пока бояре дерутся, свой чуб им лучше не надо подставлять.
Но студентам пока что было вообще не до этого политического треска: весна и любовь для них – понятия тождественные. Это уже немногим позднее, к концу лета и начала осени они сами выйдут на улицы или их организованно выведут – кто для активного протеста, кто для подработки денег или оценок, или для иного чего, лишь бы на занятия не ходить.
И пока что Вика Белова на недавнем Дне Космонавтики в скромной кафешке и не очень большой компании нынешних однокурсников и бывших одноклассников достаточно весело и шумно отметила своё совершеннолетие, которое по факту случилось днём раньше и было отпраздновано в семейном кругу.
А восемнадцатый день рождения Ромы Селезнёва приходился на середину июля – то есть, взрослым он стал всего за месяц до очень странного путча под не менее странным названием ГКЧП, но с очень большими последствиями для сотен миллионов людей.
Но вперёд мы забегать не будем.
* * *
У Вики-Огнёвки в двухкомнатной квартире жили её папа с мамой да она с младшим братом. Комнаты были смежными, родители спали в меньшей из них – узкой спальне с большой кладовкой, устроенной Викиным отцом в торце помещения: квартира Беловых находилась хоть и на выгодном третьем этаже, но была угловой.
А в большой проходной комнате-гостиной размещались дети. Викино личное пространство находилось возле окна с выходом на небольшой балкон, спала она на кушетке за складной ширмой, которая на день убиралась. Брат спал на раскладном кресле, которое на день складывалось. Так что заниматься дома у Беловых не всегда бывало удобно.
У Роминых родителей квартира тоже двушка, но она побольше размерами, и комнаты раздельные. В длинной и узкой прихожей справа располагается ванна с туалетом и ответвляется коридорчик на кухню, далее – маленькая комната Ромы, ещё дальше – большая комната родителей, она же служила гостиной и имела выход на длинный балкон, на который выходила так же дверь из кухни.
Поэтому понятно, что над своим курсовым проектом студены чаще сидели дома у Ромы в его комнате. Парень был единственным сыном родителей, весь день пропадавших на своей секретной работе. Так что заниматься им никто не мешал и не отвлекал, как это часто бывало у Вики дома. Из-за малогабаритных размеров Роминой спальни сидели они близко друг к другу за небольшим столом для занятий: как говорится, хоть и в тесноте, да не в обиде.
В тот памятный день, занимаясь у Ромы дома где-то в третий или четвёртый раз по счёту, в пылу очередных пояснений и психования на Вику из-за несобранности и потому достаточно странной для неё несообразительности, Рома далеко не сразу понял, что Огнёвка не совсем случайно положила руку ему на коленку, а затем незаметно сместила её повыше, на бедро, где и оказалась в очень рискованной близости от интимной зоны.
Также значительно позднее Рома сообразил, что ещё по началу их совместной учёбы, во время какой-нибудь отвлечённой беседы стоя или при «нечаянных» столкновениях в узких местах он не замечал, вернее не обращал внимания на вроде бы случайные Викины прикасания именно в этой зоне – к бедру, ягодице, низу живота...
Прикосновения эти, совершаемые обычно тыльной стороной кисти, были едва касательными и лёгкими, почти незаметными. Ну, столкнулись и столкнулись они в дверях, допустим, – бывает же такое. Ну, наклонилась Вика к Роме поближе, чтобы по тексту в книге лучше отслеживать за ходом его рассуждений, а рука её именно «там» и как бы невзначай оказалась – так ведь это же просто удобнее для опоры...
Но в тот раз Рома явно почувствовал, что ладонь Огнёвки опирается на его бедро уже возле самого паха, а кончики слегка трепещущих пальцев достаточно нагло лежат... вообще на Ромке-младшем! Может быть, Рома не придал бы этому случаю особого значения: ну, получилось так, и получилось – чего только не бывает по ходу плотной занятости и увлечённости процессом подготовки проекта.
Но Рома прекрасно чувствовал, что Викина рука предательски задрожала, будто от еле сдерживаемого сильно волнения. И странная дрожь эта вместе с покрасневшим лицом девушки, полная рассеянность и какой-то блуждающий взгляд Вики с застывшей полуулыбкой весьма удивили Рому, совершенно не ожидавшего такого резкого поворота дел. Он неловко шевельнул бёдрами, вмиг ставшими деревянными, и Вика немедленно убрала руку.
Затем они ещё что-то обсуждали, уже намеренно собранно и деловито, Рома снова увлёкся пояснениями... И опомнился только тогда, когда почувствовал, что Вика уже в открытую нагло держит его рукой за треники, вернее, за бугор, в который тот вмиг превратился из обычного бугорка...
Ну, и какая к чёрту после этого могла быть дальнейшая подготовка проекта, когда тебя за мотню вот так откровенно лапают?!
Но здесь я вынужден вас несколько разочаровать в том плане, что не нужно опережать события. Да потому что Рома, у которого всё ещё очень обильно сочилась свежая сердечная рана после недавнего расставания со Светкой, повёл себя крайним дураком: из-за совершенной для него неожиданности всего происходящего он вдруг вспылил, отшвырнул наглую руку, вскочил и наорал, обозвал...
Ну, вы в своей жизни ещё видели что-нибудь похожее?!
Вот и они обалдели оба.
Вика сидела совершенно убитой наповал... У неё, очевидно, не было никаких сил для того, чтобы немедленно вскочить, ответно вознегодовать, отхлестать Рому по щекам и гордо покинуть его дом. Но нет, ничего такого не было. И без того бывшая ранее слегка замкнутой, эта рыжая гордячка теперь сидела каменным истуканом, а её низко опущенная голова с огненной шевелюрой лишь чуть подрагивала.
И вдруг Вика всхлипнула...
Рома во всём пылу своего негодования вмиг так и заткнулся – точно так же конь вдруг спотыкается и едва не падает на бешеном скаку:
– Ты чего, Вика?..
А та не сразу, поскольку давилась рыданиями, начала:
- Вот... я и рыжая... и вся в веснушках... и в учёбе слабее... и никому не нужна я... А ты... тебя все наши девчонки любят... да ты во всём... всегда впереди... и ничего не видишь, дурак!..
Рома стоял столб столбом, а Вика вдруг бросилась грудью на диван, уткнулась лицом в подушку и, уже ничуть не стесняясь своего истеричного поведения, горько всхлипывая и тут же рыдая, продолжала сетовать на свою незадачливую судьбу.
Вот де, и семья у них большая, и живут они на головах друг у друга, как в курятнике, и денег вечно не хватает на приличную одёжду и обувь, и парни на неё не обращают внимания, несмотря на все её старания понравиться, да и вообще она – всегда и во всём никакая...
Пришедший в себя, наконец-то сообразивший о её чувствах к нему и тем самым даже растрогавшийся Рома присел рядом и стал утешать Вику, поглаживая её по спине и плечам. Ну, а как ещё можно было утешить столь явно убитого горем человека, который, оказывается, так давно неравнодушен к тебе...
Не сразу, но как-то очень бурно Вика отреагировала на это милосердие и пока что чисто дружеское сочувствие и утешение. Видимо, она действительно была в глубокой истерике, потому что вдруг резко повернулась к Роме и крепко-крепко обняла его: да-да, она была не по-девичьи сильной, тут же завсхлипывала куда-то в шею... и что-то наговорила там... и вроде бы как даже поцеловала за ухом...
И тоже не сразу, по-прежнему всё ещё вконец обалдевший и растерявшийся Рома сдался: окончательно выпустил из своего сердца умиравшую там птичку своей любви к Светке, чтобы тут же открыть для себя новую любовную книгу на странице номер один, где чёрным по белому, вернее, горячим по страстному было начертано «Р+В=Л»...
Имея за плечами полугодовой, достаточно активный и уже даже слегка развязный интимный опыт, Рома знал, что и как нужно делать в данный момент, чтобы успокоить девушку и перевести её явно очень пылкие чувства в нужное русло, которое тут же стало для него катастрофически важным: да так ли уж и много нужно юному телу для того, чтобы оно вспыхнуло всё сжигающей страстью?!
Вика, пребывая в состоянии страстного помутнения сознания девственницы, столь отчаянно решившейся стать взрослой девушкой, не заметила и не ощутила, как оказалась совершенно нагой. И... и она совершенно не засмущалась из-за этого, увидев, какими неподдельными были восхищение в глазах Ромы и трепет в его руках, когда он впервые прикасался к столь милым девичьим прелестям, которые просто очевидно жаждали его внимания и ласки...
И тогда же Вика в первый, но, что было само собой понятно, имея в виду её активный и побудительный, но до сих пор постоянно зажимаемый стиль поведения, далеко не в последний раз приспустила на своём любимом спортивные брюки – не очень ловко сделала это трясущимися от волнения руками: как-никак, а ведь совершала такое впервые.
(продолжение следует)