Предел

Предел.
Юлька спала на диване, и, как всегда после снотворного, ей снился удивительно яркий и живой сон. Они с Юрой идут по берегу океана, как тогда, на Бали; кругом пламенеют нереальные закаты, на ней белое развевающееся платье, ветер путается в волосах. Они о чем-то оживленно говорят, но слов не разобрать – сильный ветер. Только слышатся отрывки : «Навсегда?» - «Навсегда…»
Юрка открыл своим ключом дверь и включил свет в коридоре. Юля открыла глаза, пребывая в состоянии «между».
- Ты спала?- спросил муж.
- Уже проснулась…
- Как чувствуешь себя?
- Спасибо, плохо…
- Ну ничего, ничего, значит, химия действует. Плохо – это хорошо. Поедим?
- Не хочется…
- Давай я руки сейчас помою, укольчик и поедим. Я купил вкусненькое.
- А что?
- А угадай!
- На какую букву?
- Не скажу, отгадывай!
- Ну так не честно,- притворно захныкала Юлька, - гласная или согласная?
- Ну, скажем, гласная, - уступил муж.
- «А»? « Е»? «И»? – начала Юлька.
- «И» - правильный ответ.
- Инжир? Изюм? Индейка?
- Мимо, солнце, мимо, - улыбался Юра, наполняя шприц лекарством. Подошел к ней, быстро и ловко сделал укол, прижал ватку.
- Ой, все? Я и не почувствовала ничего. Имбирь? Икра?
- Бинго, синьора. Настоящая астраханская черная икра!
- Класс! – она повисла у мужа на шее, - Хочу, хочу!
- Ну вот! А то – не хочется, не хочется. Юра пошел на кухню делать бутерброды.
- Слушай, ну она же дорогая безумно! С ума ты сошел!
- Я по случаю купил баночку, знал, что тебе захочется.
Юлька с аппетитом ела бутерброды и пила чай, а Юра включил телевизор и стал есть жареную картошку.
- А ты? – спросила Юля.
- Я с детства ее терпеть не могу, я парень простой, мне картошечка вкуснее, - засмеялся Юра, - пойдем искупаемся, я воды набрал. Он взял Юльку на руки и понес в ванну. Осторожно намылил бритую голову, спину, руки.
- Как хорошо, Юрка, как в детстве! Бабушка так меня купала, и приговаривала : «С гуся вода, с Юленьки худоба и всякие болезни».
- С гуся вода, с Юленьки худоба. Ну худоба нам пока не грозит, - Юра почувствовал, как у него защемило поясницу.
- Я толстая? Да?
-Ты самая красивая! Это просто лекарства. Памперс надеть?
- Может я сама? – неуверенно спросила Юлька.
- Давай тогда клеенку постелем на всякий случай, и если что, буди меня сразу, добежим до туалета.
Три года Юра жил в состоянии войны с Юлиной болезнью – день его был расписан по минутам: подъем, готовка, подмывание и завтрак жены, поездка на химию, приезд домой, уколы, обед, посуда, массаж, уколы, ужин, мытье, готовка, стирка. В промежутках – уборка, квартира была стерильная. Если позволяла погода – вез ее гулять. Если нет – смотрели кино или читали книги. Можно было госпитализироваться на время химии, но и врачи и они сами считали, что лучше приезжать на несколько часов.
Сегодня у врача был аншлаг, а кресел, как обычно, в коридоре не хватало. Приехала какая-то большая южная семья, чтобы поддержать своего больного, и заняла все места в коридоре. Подошел лысый парень, видно, что после химии, его шатало и он был очень бледный. Прислонился к стене, потом сел на корточки.
Юра, оставив жену в коляске, подошел к одному из развалившегося на кресле посетителя и, дрожа от гнева, спросил:
- Вы больной? Вы здесь наблюдаетесь?
- Я -нет, - смутился тот.
- Уступите парню место, он упадет сейчас, вы что, не видите, сколько здесь людей после терапии?
Мужчина смущенно встал, Юра подвел и усадил парня, потом поднялось еще несколько человек, на их место сразу повалились больные – их без труда можно было вычислить из толпы посетителей. И у всех в глазах был только один вопрос – помог ли этот этап?
В кабинете врач сразу стал изучать снимок, к нему присоединились еще двое коллег, в этом Центре была устоявшаяся практика «Круглых столов».
- Ну вот здесь вижу артефакт, - начал Юлин врач.
- Соглашусь, поддержал другой, и, обращаясь к Юльке, спросил: - Как вы себя чувствуете, Юлия Александровна?
- Аппетит плохой, тошнота, рвота, боли сильные, бессонница, - стал перечислять за жену Юрка.
- А вы, Юрий, как себя чувствуете? - впервые обратился к нему врач. Обычно родственников воспринимали как приложение к пациентам, а самих пациентов – как то, из чего надо любыми усилиями удалить злокачественные клетки.
 - Я? - растерялся Юрка – а что я? Воюем… Спину вчера защемило, - пожаловался он внезапно.
Врач кому-то позвонил и сказал, не глядя на Юрку:
- Зайдите в третий, прямо за углом, Оксана вам блокаду поставит, это пять минут. Мы пока новый протокол напишем.
Пока Юра искал третий кабинет, пока симпатичная Оксана делала ему укол, он почувствовал странное – оказывается, у него тоже было право на боль и на ее блокаду, и на пять минут Оксаниного времени.
- Юра, вам нельзя забывать, что вы тоже живете, иначе тронетесь умом и выйдете за предел - устало сказала медсестра, - поверьте, это как в самолете – маску сначала себе, потом ребенку.
- Как вы себе это представляете? – спросил Юра удивленно.
- Просто помните, что вы тоже живете и все.
Как только Юра покинул кабинет, эти слова мгновенно выветрились из его головы, спина прошла, и он бегом побежал в кабинет, где оставалась Юлька в кресле.
 Через пару дней, когда Юлька спала на диване и видела свои фенозепамовые яркие сны, в которых они шли по берегу океана в отблесках пылающего заката и твердили: «Навсегда?» -«Навсегда…», пришла ее подруга по работе, Оля.
Принесла цветы, торт и бутылку коньяка.
Пришла она не совсем неожиданно.
А было так, что в троллейбусе Оля увидела спящего Юру. Голова его свесилась набок, рот был приоткрыт, шнурок на ботинке развязан. Она даже и сразу узнала его, протолкалась к нему через людей, коснулась рукой. Они разговорились. Юра увлеченно рассказывал о победах и поражениях, о своей работе урывками, об их каждодневной жизни, а Оле стало неловко, что она только изредка звонила Юльке, и так ни разу и не заехала ее навестить, только когда та была в больнице после операции.
- Юр, я заеду, может, на днях, вы как?
- Оля, я только рад буду, мы же почти никого, кроме врачей не видим, по сути. Приезжай! 
Юра совершенно забыл, что они договорились на сегодня, и пока жена спала, решил доделать один из своих проектов, которые он умудрялся вести из дома. Звонок в дверь застал его врасплох, и он преувеличенно обрадовался, чтобы Оля не поняла, что ее визит просто вылетел у него из головы.
Юля проснулась, и, пребывая в своем привычном состоянии «между», как бы даже не сразу узнала Олю. Потом приподнялась, поправила сбившуюся косынку на голове, стала расспрашивать о работе, пока Юра с подругой суетились на кухне. Оля радостно отвечала, рассказывала забавные истории о клиентах, сервировала стол в гостиной, придвигала Юлино кресло, чтобы ей удобнее было сидеть.
- А у нас сюрприз! – сказал Юра, - угадай на какую букву.
- Ладно, давай без загадок, - смутилась жена.
- На букву «Т», - подсказал муж.
- Текила? - оживилась Юлька.
- Торт, - засмеялась Оля, - Текилы нет, но есть коньяк на буку «К» и кино на ту же букву.
Они принялись за еду, потом за чай с тортом, Юля почти не ела, только пригубила коньяк, а когда поставили фильм и началась музыкальная заставка, Оля поставила на паузу и ушла мыть посуду.
- Юра, ты меня положи, что-то я устала, а вы кино посмотрите, - попросила Юля тихонько.
Муж отнес ее в комнату и прикрыл одеялом – она все время мерзла, а сам вернулся на кухню.
Что было потом, он плохо понимал, только в ушах бесконечно играла музыкальная заставка к фильму. Как он оказался рядом с Олей, как она повернулась к нему и поцеловала, что было дальше – было как во сне. В плохом, отвратительном сне; во сне, после которого хочется немедленно проснуться и с облегчением вздохнуть, что это был сон. У него страшно болела спина.
- Оля, тебе пора домой, - сказал Юра хрипло, собирая по кухне остатки своей разбросанной одежды. В голове стучало: «Как в самолете. Маску сначала на себя. На себя… на себя… Просто помните, что вы живете… Маску на себя…».
Он не заметил, как Оля ушла, сидел на кухне, как будто его ударили по голове, потом заметил почти нетронутый коньяк, выпил полный бокал жадно, как воду, и повалился спать. Он не надел Юле памперс и не слышал, как она его звала – ему и в голову не пришло выключить музыкальную заставку, и она повторялась всю ночь.
Утром он прибежал в комнату Юли.
- У вас там что, заело? - засмеялась жена, - выключи скорее, у меня как будто дрель в голове. Странно, а он даже не заметил музыки. Выключил. Помыл. Сделал укол. Приготовил. Накормил. Одел. Повез на химию. Сидел рядом, смотрели комедию. В Центре предпочитали  привозить пациентов на процедуры, во время которых включали смешные фильмы. Считалось, что и стены дома лечат, и смехотерапия хорошо сочетается с химиотерапией. Юра был как под наркозом. Все делал механически. Ничего не соображал. Еле уследил за ванной – чуть вода не перелилась. Один раз, уложив Юлю спать, он вышел на улицу, брел, не разбирая пути, дошел до какой-то скамейки в парке. Все дышало покоем, мягко светили звезды, зарождался новый месяц -тоненький и яркий. Вдруг Юрий четко понял, что именно так выглядит и ощущается личный конец света; он так громко, так отчаянно зарыдал, как он не плакал с детства, когда пацаны отобрали у него только что найденного бездомного котенка.
 Он долго плакал слезами, не приносящими облегчения; потом встал и, на разбирая дороги, пошел домой. «Вероломный. Предатель. Не прощу. Никогда» - этими мыслями он хлестал себя, как плетью. Других не было. Жить не хотелось. 
Постепенно он начал с ужасом осознавать, что жена раздражает его. Раздражают ее смены настроения, беспомощность и забывчивость. Он стал к ней относиться еще нежнее, еще ласковее, как будто она могла прочитать или прочувствовать его мысли. Он стал готовить еще вкуснее и убираться еще чище, постоянно на последние деньги баловал ее сюрпризами то на букву «О» - осетриной, то на букву «К» - клубникой, но никакие буквы не помогали ему хоть минуту не чувствовать себя подлецом. Несколько раз приходила Оля, как будто ничего не было, он видел ее, и ему казалось, что он мешается рассудком, так легко и невинно она себя вела – прибиралась в доме, болтала с Юлей, кормила ее свежеиспеченными пирогами.
В какой-то момент врач сказал, что Юльке нужно побыть в хосписе, а ему отдохнуть – на него страшно смотреть. Юра до такой степени этого испугался, что попросил разрешить ему ночевать там. Хоспис – это не больница, там можно многое, и, если все кровати были заняты, он просто шел в гостиную и ложился там на диване. Юле было все хуже, однажды к ней пришел психолог, Юра вышел, чтобы им не мешать. Они о чем-то долго беседовали.
 Юра задремал в коридоре, а проснулся от того, что психолог тронул его за плечо.
- Как она?
- Она хорошо, молодец, а вы не хотите со мной поговорить? – внимательно глядя ему в глаза спросил врач, - почему вы не уезжаете домой, что вас гложет, чем я могу помочь. Ведь обычно с родственниками нам приходится работать больше и тяжелее, чем с пациентами. Просто не все осознают степень свой травмированности, а потом бывает помочь намного сложнее, понимаете, Юрий?
- Я сам себя травмировал – ответил Юрка каменным голосом.
- Ну хорошо, приходите, если почувствуете желание поговорить, только, пожалуйста, не казните себя из-за того, что вы сами себя травмировали. У вас просто кончился предел, и вы за него вышли.
- Предел чего? – нахмурился Юрка, совершенно не собираясь ни оправдывать себя, ни вступать в душеспасительные беседы с этим очкариком в халатике.
- Предел всего, Юрий, ваш личный предел возможностей, всех. Будьте здоровы, - и психолог пошел дальше по палатам.
Юрка зашел к жене. На кровати лежали ее любимые игрушки, она спала, подложив руку под голову. «Прости меня! Прости!!!», - прокричал он молча.
А ей, как всегда, снился океанский берег, в воде плавился нереальный закат, они с Юркой с белых одеждах уходили, оставляя на песке мокрые следы, и ветер доносил остатки разговора: «Навсегда?» - «Навсегда…»