Глава девятая
Скитания. Колкая зима
Вскоре вернулись родители. У меня начинала болеть голова. От шума за окном и чересчур ярких красок знойного июльского дня тошнило. Окружающие предметы - ложка, лежавшая на столе, занавеска, стакан с клубничным компотом - как будто на что-то намекали. Таили второй, зловещий смысл.
Заметив моё состояние, мама стала мерить мне температуру. Термометр показал тридцать восемь и пять. "Ну вот и объяснение. Заболеваю, поэтому и увидела этих четверых. Или приняла сельских жителей за каких-то страшных незнакомцев", - утешала себя я. Странно, что заболела я как-то вдруг. С утра не чувствовала ни жара, ни недомогания, а тут…
Меня уложили в постель. В полудрёме слышала телефонный звонок и папин голос. «Интересно, кто звонит? Да какая разница?» - мне виделся белый дворец, плывущий над раскалённым городом. За ним следовали белые барашки облаков.
- Надо уходить. Это серьёзно, - сказал их предводитель - самое большое и старое облако.
- Да куда нам идти? У Сашки температура, - возразил барашек поменьше.
- Какая температура, Настя, если речь идёт о…
Я открыла глаза. Родители о чём-то спорили. Из их разговора я поняла, что надвигается какая-то страшная опасность. Смертельная, неумолимая, как чёрное существо из моих снов, всегда нажимающее на курок. Зажмурилась, в тайне надеясь, что это очередной кошмар. Вот сейчас проснусь и… И страшный черно-жёлтый день сменят ночная мгла, голубоватый свет фонаря и ровное дыхание спящих. Но дурной сон не желал заканчиваться и становился всё материальнее.
Мы наскоро оделись, побросали в большую сумку кое-какие вещички и покинули дом. День только-только начал бледнеть. Много лет спустя я узнала, что один из бывших папиных одноклассников, состоявший в той же группировке, улучил момент и позвонил, чтобы предупредить о надвигающейся опасности. Он и сам рисковал...
Мы куда-то долго ехали на автобусе. Я почти всё время спала. И снилось мне одно и то же: облачная страна, чудесный дворец и чёрные птицы нападающие на него.
Мы долго ждали дядю возле грязно-голубого киоска. Бабушка Лера тоскливо спрашивала: «Витюшка, как же мы теперь?» Папа, как мог, успокаивал её. Заходящее солнце бросало на всё зловещий кровавый отсвет. Дальнейшее помню смутно. Мы отсиживались в подсобке продуктового магазина, где работал дядя. Я то и дело засыпала на неудобном пластмассовом стуле, видела облака, небо и зловещих птиц. Потом мы с бабушкой вдруг оказались на какой-то кухне. Женщины, пожилая и помоложе, смотрели на меня с любопытством. Бабушка пребывала в прострации. Позднее я узнала, что они приходились родственницами хозяйке магазина, где трудился мой двадцатилетний дядя.
Женщину помоложе звали Алевтиной. Она работала учительницей математики и тут же принялась меня экзаменовать. От жара, незнакомой обстановки и глухого страха мысли в голове путались, и я отвечала ерунду. Из памяти стёрлась даже таблица умножения. «Какой глупый ребёнок!» - мысленно возмущалась Алевтина.
Последующие несколько дней я провела в постели. Меня мучили жаркие кровавые сны. Надеялась, что открою глаза и увижу маму или отца. Но видела только Алевтину или её мать да сидящую у окна бабушку.
- Родители должны запретить тебе смотреть боевики и фильмы ужасов, - как-то сказала мне Алевтина. - Ты в бреду такое говорила. Слушать было страшно.
- Да у нас даже телевизора нет,- вяло возразила я.
- Не надо врать! - возмутилась Алевтина.
Так она поняла, что помимо недоразвитости я страдаю склонностью к патологическому вранью.
После, слабая и отчаявшаяся, бродила по незнакомой квартире. Читала старый английский роман про мальчика, которого заставляли воровать, но плохо понимала смысл. К окнам старалась не подходить. С недавних пор я перестала им доверять.
Наши благодетельницы уехали к родственникам в Москву. Нас с бабушкой они передали своему родственнику, высокому и худому старику Тимофею Ивановичу. Я отчаянно тосковала по родителям. Задавалась вопросом, вернулись ли они в опасную квартиру или так же, как и мы, где-то скитаются. Но виду не показывала. В нашем с бабушкой тандеме я неожиданно для себя стала главной.
- А живы ли Витюшка с Настей? - выходя из прострации, спрашивала меня бабушка.
- Да что ты ерунду говоришь? - с фальшивой жизнерадостностью убеждала её я. - Они просто ремонт делают. Краской дышать вредно. Вот и отослали нас из дома.
Понятное дело, что шитая белыми нитками детская ложь не могла успокоить бабушку. К тому же, она тоже слышала разговор родителей. Отчаяние её с каждым днём усиливалось. Мне стоило большого труда заставить бабушку поесть или лечь в постель. Не будь меня, она бы сутками сидела у окна. Говорят, испытания закаляют, делают человека сильнее. В случае с бабушкой Лерой всё оказалось не так. Лишения, пережитые в детском доме, жизнь на тревожном, распадающемся на куски Кавказе и скитания по чужим квартирам сломили её, чуть не свели с ума. Я тоже постоянно тосковала, представляла кошмарные картины смерти родных. Тоска эта была со мной всё время, словно зубная боль, от которой не помогают никакие лекарства.
Тимофей Иванович о чём-то догадывался. В отличие от Алевтины и её матери, он не поверил в мой рассказ о ремонте и крашеных полах. Старик, как умел, утешал меня, рассказывал о лишениях, которые пережил вместе с матерью в эвакуации. Ему тогда тоже было лет восемь или девять.
- Мы ведь с мамкой не чаяли увидеть отца. Думали, что он с фронта не вернётся. А папа мой пришёл домой целым и невредимым и даже внуков успел понянчить. Я это к чему говорю? Всё плохое рано или поздно заканчивается. За зимой всегда следует весна, а потом наступает лето. Правильно я говорю? Также и с тёмными временами. Наладится у вас всё. Ещё с родителями в зоопарк сходишь или в цирк. Что, не любишь цирк? Ну, может быть, просто погуляете под мирным небом Я-то ведь понимаю - сейчас та же война, только скрытая, тайная.
Я была безмерно благодарна доброму старику. Помогала ему в немудрёных домашних делах: мыла посуду, вытирала пыль, пылесосила ковры.
Не забуду своей радости, когда в дверь позвонил отец и сказал, что всё закончилось, мы возвращаемся домой. Бабушка Лера поначалу даже обрадоваться не смогла и ещё долго оттаивала.
Как-то поздней осенью, в дождливый и холодный день к нам в дверь постучали. Я аккуратно, чтобы меня не видели снаружи, выглянула в щель между шторами. По моему настоятельному требованию их всегда держали задёрнутыми. Надо полагать, родители слишком уж баловали меня и часто шли на поводу у детских капризов.
К моему ужасу это был тот самый дальний родственник, из-за которого мы скитались по чужим квартирами. Я так и замерла в ожидании… чего-то кровавого и до тошноты безобразного. Но всё обошлось. Родственник долго просил у папы прощения, но его прогнали. До сих пор помню сутулую фигуру, удаляющуюся в дождливую даль. Как потом оказалось, он уже один раз подвёл нас. Случилось это во времена моего раннего детства.
Когда я подросла, мама рассказала, как в мартовские сумерки к нам в квартиру ворвались вооружённые люди, а потом мы долго жили в квартире дедушки. Организм мой и тогда сыграл злую шутку, и я тяжело заболела. А ещё перестала говорить и промолчала ровно шесть месяцев. Мама надеялась, что я быстро забуду о том злополучном вечере, но не тут-то было. Когда ко мне вернулась речь, я часто говорила о жёлтых обоях и чёрных фигурах. Потом воспоминание померкло и растаяло, словно ночные мороки при виде первых солнечных лучей. Проявлялось оно лишь в кошмарах.
- А почему во второй раз мы с бабушкой жили не у дедушки, а у чужих людей? - как-то спросила я.
- Да что ты! Они ведь развелись ещё в восьмидесятых и друг друга терпеть не могли. Да и дедушка твой в то лето уехал на Украину к родственникам и гостил там до сентября.
- А дядя?
- Да он жил тогда на квартире у полусумасшедшей старухи, которая детей ненавидела.
- А вы тогда вернулись домой?
- Конечно, нет. Как можно? Где мы только ни жили! У моей подруги в общежитии, в недостроенном доме одного знакомого. Один раз ночевали на чердаке какого-то дома, в другой раз сутки просидели на вокзале. Эх, да что вспоминать?
Очередная страница закрыта. Никаких зацепок! Что же это такое?
Тем более не могло быть подсказок в последующих двух годах жизни. Тогда не происходило ничего из ряда вон выходящего. А здесь?
Мне одиннадцать лет. Мама сходит с ума из-за звонков с угрозами. Второй месяц не выхожу из дома. В школе считают, что я больна. Моё предполагаемое похищение - навязчивый кошмар взрослых. Может быть, именно на это намекают звонящие?
Иногда страх мамы принимал поистине гипертрофированные формы. Она боялась выносить мусор и ходить в магазин за продуктами. Считала, что, стоит открыть входную дверь, как ворвутся «они» и возьмут меня в заложники. Работу ей пришлось бросить. За окном танцевала, радовалась нашим несчастьям Зима. Заставляла своего сына рисовать на стёклах ледяные цветы и давала ему затрещины, если узоры получались не совсем удачными.
Сломанный замок, побои на лице отца, его пулевое ранение и бездействие милиции заставили мою маму почти полностью поседеть. А ведь ей тогда только-только исполнилось тридцать пять. Но потом всё каким-то чудесным образом разрешилось. В школе пришлось многое нагонять. Учителя жалели меня и охотно шли навстречу, закрывая глаза на пробелы и отставание. Они верили в мою болезнь. Ведь за месяцы затворничества и постоянных стрессов я побледнела и осунулась. На школьном медосмотре врач обратил внимание на сильную дрожь моих рук и направил к невропатологу. Так в карточке у меня появилось странное слово «Тремор», которое прекрасно подошло бы для названия какого-нибудь фильма ужасов. Эта беда мешает мне и по сей день.
Вторым последствием колкой зимы стал повторяющийся сон: за окном мороз и вьюга, я брожу одна по пустой квартире, понимая, что родных давно нет в живых. И вот дверь открывается, и появляется чудовище. Женщина с ножом в руке и змеями вместо волос. Холодная чернота, жаждущая поглотить меня… Химеры всегда разные, объединяет их одно. Они пришли, чтобы со мной расправиться. Этот сон я видела перед первым в жизни свиданием, перед собеседованием и перед уроком на заре репетиторской деятельности.
Итак, какой можно сделать вывод? Всё плохое рано или поздно заканчивается? Может, и Васнецовым следует просто переждать? Нет, это самый худший вариант. Может быть, всё рассосётся. А может… Что если в местных новостях появится сообщение о жестоко убитой семье или пропавшей без вести десятилетней девочке?
Меня охватила досада. Стоило перерывать всё это старье - сундук детских воспоминаний, где яркие лоскутки шёлка и бархата перемешаны с битым стеклом! И тут пришло озарение. Зря я столько времени блуждала по лабиринтам детства. Ведь ключ к разгадке крылся в событиях моей взрослой жизни. Как же я раньше не догадалась?
Продолжение следует