Отец Иринарх задумал расписать потолок своей кельи. Тем более, что монастырскими деньгами он пользовался как своими на правах казначея. Для этого он нанял художника-иконописца Вову из Беларуси. Батя как всегда исподтишка высмеивал эту затею с братией. Говорили, что Иринарх дуреет и с жиру бесится. На потолке кельи отец Иринарх заказал серафимов и ангелов в виде крылатых колёс и глаз. Фон был задуман тёмно-синим. Владимир чётко исполнил этот заказ. Батя и смеялся, и ругался, и настраивал всех против росписи кельи. Но запретить это отцу Иринарху почему-то не мог. Спать теперь в такой келье, наверное, было жутковато. Были бы хотя бы привычные херувимы и серафимы, а то огненные колёса с глазами напрягали моё воображение.
К слову сказать, игуменский дом в целом был роскошен. На первом этаже был зал с художественным паркетом, резными шкафами-витринами из массива дорогого дерева, стоящими по стенам, в которых хранилась дорогая посуда и позолоченные фужеры. Стол и стулья также были из массива с инкрустацией. Над столом висели хрустальные люстры. В передней части зала в стенных нишах были выложены две иконы-мозаики, Спасителя и Богородицы. А по сторонам от окна в углах зала стояли киоты со старинными иконами. Все выглядело более чем шикарно. Также и в остальных помещениях игуменского дома все было на уровне, чисто, дорого и комфортно. Жители игуменского дома очень гордились своим вкусом и достойным интерьером. Хоть это и не имело отношения к монашеству и нестяжанию.
Пока Вова расписывал потолок в келье Иринарха, отец Пётр сочинял стишки на злобу дня. Мне передали, что про меня он сочинил загадку:
Волосатая, но не обезьянка,
Арабка, но христианка.
Это было за гранью мышления человека разумного. Я очень расстроилась, честно говоря. И тоже написала в ответ с помощью Наташи загадку:
Хоть не джин, а с бородой,
Хоть не волк, но очень злой.
Хоть поет, не соловей.
Нету у него друзей.
Язвы три, четыре грыжи,
Вечно жизнью он обижен.
Хоть не клоун, всех смешит,
Всё про всех узнать спешит.
Все не те и всё не так,
Проклинает просто так.
В словах правды ни на грош,
С ним в разведку не пойдёшь.
Отец Пётр не ожидал отпора. Хотел дать сдачи, но не смог, да и братья ему сказали, чтобы лучше не лез. Не сможет победить, только опозорится. Но нас уже было не остановить.
Надпись на портрете.
Сей инок кроткий и смиренный,
Гордясь еврейскою породой,
Не победивший свои гены
Богоизбранного народа,
Приемлет за Христа гоненья.
Мечтает ведь в душе он просто,
Что, переживши оскорбленья,
Всё ж станет он Христов апостол.
А ставши, запретит в служеньи
Отца Герасима и прочих.
И будут братья в положеньи
Рабов или чернорабочих.
Ему недолго думать нужно,
Чтоб обозвать, иль уничтожить,
Или проклясть под хохот дружный,
Или все факты искорежить,
Насытиться дешёвой славой,
И кровью недругов упиться,
Ну а потом перед оравой
Парализацией хвалиться.
И не боится гордый инок,
Что, одарённый и особый,
От лысины и до ботинок
Пропитан завистью и злобой.
Недолго взмыть над головами
Словно общипанная птица,
Но если нет любви меж нами,
То мы не Божьи ученИцы.
Потом я поняла, что перегнула палку и решила написать последнее стихотворение, в котором пыталась помириться.
Последнее стихотворение.
Навеки ссоры не решить,
Пусть нас потом рассудит Бог!
Смиритесь же, чтоб завершить
Сей бесполезный диалог.
С Вас больше спрос, Вы – иерей,
И Вам уж злоба не к лицу.
Средь соблазнительных идей
Идем мы к смертному концу.
Увы! Душа Ваша мелка
И чувств глубоких не вместит.
Но Божья щедрая рука
Грехи Вам благостно простит.
И я зла не держу на Вас.
Простите же и Вы меня.
И, если сможете, хоть раз
Не мстите больше за себя.
А если станете опять
Злодейски мстить и проклинать,
Не ждите от меня ответ.
Меня уж в этих играх нет.
Нужно ли говорить, что это стихотворение не было последним? Отец Пётр не угомонился и продолжал свои нападки со спины. Но как потом выяснилось, его провоцировали отец Герасим и настоятель, придумывая немыслимые и обидные факты, чтобы вызвать среди нас взаимную ненависть и раздор.
фото из интернета.