Не самым любимым занятием для Антона было ходить по магазинам. Особенно, когда список покупок был составлен не им, без его участия и согласия, пускай и с учётом его интересов. Антону хотелось творить, а не выступать в роли носильщика. Ему грезилось парение среди ленивых летних облаков, а не ритмичное “пикание” считывающего аппарата на кассе. Он со своей супругой Настей вышли из магазина-универмага и направились в сторону дома. Выражение лица Антона было индиффирентным, поэтому прочитать на нём можно было и смирение и непокорность. И безмятежность, которую создавали редкие отражённые от домов звуки, и страдание от сдавливающих ладони и пальцы узких ручек фирменных магазинных пакетов. На том же лице можно было разглядеть удовольствие от ясной и жаркой погоды, времени года и тишины провинциального города, и вместе с ним отвращение ко всему этому, равно как и к собственной роли в происходящем. Продукты продолжали тянуть к земле не привыкшие к труду плечи Антона. Пальцы его рук приняли не меняющееся положение, будто крючки для одежды в прихожей. Невозмутимый взгляд полный отрешённости был направлен вперёд и только вперёд . Об этот взгляд, как мухи о стекло, бились долетающие слова Насти о погоде, о делах на огороде и прочих мелочах. Так они и шли от магазина, сперва поднялись на холм, дальше по протоптанной тропинке по диагонали между двумя двенадцатиэтажными панельными домами, затем ещё немного вверх по асфальту. Вскоре они вышли к частному сектору, откуда уже было рукой подать до старенького пятидесятилетнего, но при этом ухоженного, деревянного домика, где супругов ждала Анна Сергеевна, мать Насти.
- Добрый день, добрый день! Здравствуй, Антон. Привет, Настенька. Заходите, заходите. А баня уже натоплена, вы когда хотите пойти, прямо сейчас?
Анна Сергеевна улыбалась, активно кивала своим собственным словам и рвалась помочь молодёжи, всячески выражая радость от встречи с дочкой и зятем.
- Мы пойдём после тебя. Вон, Антон пока пакеты разберёт, а мы подождём.
Антон молчаливо соглашался с супругой и с едва заметным прищуром покосился на гору продуктов: через мешок просматривался силуэт кронен-пробки.
- Вот тут мяско, можете накладывать, а здесь вот ку…
- Мама, ты что? Мы не будем ужинать без тебя! Мы пока всё накроем и подготовим, иди-иди.
Антон сглотнул слюну.
- Ну вот смотри, доча, здесь вот курица запечёная, а тут вот овощи лежат. Уже помыты. Ты их тогда порежь на салат.
- Да, мама, да, иди уже в баню. Антон порежет овощи, мы всё сделаем.
- Да, Анна Сергеевна, мы справимся.
Анна Сергеевна продолжала улыбаться и кивать, Настя заходила по дому, создавая вид бурной деятельности, Антон размеренно разгружал продукты и выкладывал их то в холодильник, то на небольшой стол. На том же столе уже стояла бутылочка пива. Анна Сергеевна сообщила о своём уходе, Антон кивнул ей вслед, после чего его движения стали более быстрыми и целеустремлёнными: все продукты были разложены по местам, а его левая рука уже сжимала стеклянную бутылку с “Жигулёвским”. Пшшшшшшшт-по.
- Таааак! - в дверном проёме показалась Настя. - Уже?
Её носик был недовольно сморщен, брови слегка нахмурены, но в глазах читалась любовь и благосклонность.
- А чего ждать? Хочу сейчас.
- Только не всё сразу, а то маме не останется.
По лицу Антона проскользнула тень задумчивости - он прекрасно знал сколько пива нужно взять, чтобы и бабам хватило, и самому при этом в обиде не остаться, да чтобы ещё и жена не бухтела лишнего. Хотя в магазине он всегда прощупывал почву на предмет того, как бы взять хотя бы на одну бутылочку больше, чем по умолчанию одобряется. Так же было и в этот раз.
- Останется, я всё рассчитал. - ответил он, сделал торжественный залп и приосанился.
Началась подготовка к ужину. Овощи были помыты и порезаны на салат, нежнейшая буженинка и сыровяленая свинина, нарезанные на тонкие кусочки, аккуратно выложены на блюдо рядом с несколькими кусками ржаного ароматного хлеба, куриные ножки, запечёные утром, были готовы в любой момент отправиться в микроволновку на подогрев. Тарелки протёрты и составлены одна на другую, чистые стаканы стояли на столе и ждали своего часа. Наконец, умывальник с пимпочкой был полностью опустошён, вафельные полотенца впитали последние капли воды, а молодёжь расположилась на старом, как сам дом, советском диване в соседней комнате. Настя забралась на него с ногами и, откинувшись на спинку, что-то читала с телефона. Рядом с ней, закинув нога на ногу, развалился Антон. Изгибаясь как гусеница он подполз поближе к Насте, положил свою голову у самого основания её тёплого живота и, уткнувшись носом в область ниже пупка, сделал несколько жадных вдохов. Настя, не отрываясь от телефона, нежно погладила Антона по голове. В комнате с низким потолком было тихо и тускло, а сам дом летом умел сохранять прохладу даже в жаркую погоду. Каждый, кто заходил в этот дом и оставлял за порогом заботы и тяжёлые мысли, попадал под его старческие чары и очень скоро начинал засыпать. Но Антон расслабиться никак не мог: его взгляд попеременно задерживался то на потолке, то на старинных обоях, то на маленьких, задёрнутых шторами, окнах в деревянных рамах. Он громко просопел, выдав тем самым своё беспокойство.
- Нет, - сказала Настя не отрываясь от телефона, - мы будем ужинать после бани.
Антон нахмурился и издал недовольный рычащий звук, после чего продолжил ёрзать, а затем встал и куда-то засобирался.
- Ты куда?
- Возьму мяска.
- Нет. Дождись ужина.
- Я хочу сейчас.
- Ты же перебьёшь аппетит!
Антон уже навис над столом, выкладывал кусочек мяса на чёрный хлеб и косился на бутылку пива. “Нормально всё”, небрежно бросил он в сторону комнаты и в два присеста слопал закуску. Запив это дело пивком, он по-хулигански улыбнулся, вернулся в комнату, шлёпнулся на диван, передвинул себя на прежнее место и победоносно рыгнул. Настя закатила глаза. “О, боже”, только и произнесла она, а Антон с удовлетворением продолжил лежать и прислушиваться к тому, как алкоголь постепенно делает мир вокруг немного ватным, а еда смягчает остроту его восприятия.
С крыльца послышались звуки открывающейся двери. В дом зашла одетая во что-то домашнее Анна Сергеевна. На её плечах висело большое махровое белое полотенце, а раскрасневшееся лицо уже выражало лёгкую озабоченность.
- С лёгким паром, мама!
- С лёгким паром, Анна Сергеевна.
- Спасибо, спасибо, мои хорошие. Значит, там когда пойдёте, в предбаннике берите полотенца для ног. Выберете какое кому. В парной там смотрите, если не достаточно жарко будет, то поддавайте, воды там много. Кран работает. Свет я оставила включённым.
- Да, мама, хорошо. Мы идём. Так, Антон, ты пиво с собой берёшь что ли?
- А как же иначе?
- Так маме же не останется!
- Останется-останется, всё под контролем.
Супруги прихватили мешки с чистой одеждой, бельём и банными полотенцами, вышли на крыльцо и пошлёпали в сторону бани. В предбаннике Антон первым разделся, изрядно пригнулся в низком дверном проёме и зашёл в парную. Там он, продолжая пригибаться, деловито ополоснул два алюминиевых тазика, обдал полог и деревянные скамейки горячей водой, два раза подкинул кипяток на камни и уселся на верхней полке. Сверху он посмотрел на третий тазик: тот был квадратной формы и в нём были замочены два берёзовых веника. Он отвернул от них свой взгляд. Зашла Настя и села рядом. На её сосредоточенном выражении лица читалась детская упрямость и взрослая готовность потерпеть. Низкие потолки не давали Антону полностью выпрямиться ни стоя на полу, ни сидя на пологе. Но он тоже был готов потерпеть. Было похоже, что для них обоих этот поход в баню был своего рода ритуалом, но для каждого из них он был особенным. Настя, например, отдавалась своим ощущениям, которые прокидывали мостик между ней сегодняшней и той Настей, которой было 6 лет, когда она ходила в баню вместе с мамой, а та ей рассказывала о всяческих целебных свойствах банных процедур. Теперь Настя прислушивалась к хрупкой мистической мелодии, сплетённой из веры в чудо и любви к матери, из желания быть здоровой и страха подвести любимых родителей. Антон посмотрел на её краснеющие щёчки и кончик носа:
- Поддать?
- Пока не надо.
Он сидел зажатый между пологом и потолком и искал такое положение, в котором приятные и сложные ощущения от русской бани всё-таки перевешивали то чувство неудобства, которое эта самая баня у него вызывала. Прогревшись достаточно, он спустился вниз, поддал разок немного кипятка на камни и вышел в предбанник. Там он нашёл место на длинной скамейке, укрытой тонким полотенцем, и сел. Ему пришлось упереться ногами в пол так, чтобы не съезжать вниз со слегка покосившейся скамейки. Пшшшшшшшт-по. Антон приоткрыл дверь в предбанник и исхитрился зафиксировать её, чтобы та не распахнулась полностью. Он сидел ссутулившийся и погружённый в собственные неразборчивые мысли. Правой рукой он потянулся к мошонке, взял себя за яйца, вытянул их и отпустил. Яйца стукнулись о край скамейки, и Антон прошипел, втянув через сжатые зубы густой воздух. Вскоре в предбанник зашла Настя и теперь они уже вместе давали своим телам отдохнуть и немного остыть. Так они ещё пару раз входили в парную и выходили из неё. Перед тем, как начать набирать воду в тазики для мытья, Антон напоследок грустно взглянул на замоченные веники и недоверчиво смерил взглядом высоту потолков. Нет, париться он не будет.
- С лёгким паром, дети!
- Спасибо, мама.
- Спасибо, Анна Сергеевна.
- Проголодались, ужинать будете?
- Нет, не будем, - саркастически отвечает Настя, и сразу добавляет: - Ну, конечно, будем, мам, что ты спрашиваешь?
Анна Сергеевна улыбнулась и уже успела броситься помогать накрывать на стол, как её дочь тут же остановила её словами: “Мама, сиди. Мы всё сделаем. Да, Антон?”. “Да, отдыхайте, Анна Сергеевна”. Мама с улыбкой и лаской посмотрела на детей и вернулась в комнату. Стол был накрыт. Антон ухаживал за дамами, открывал пиво и разливал его по стаканам. Он старался всё делать непринуждённо, но чем сильнее он старался, тем больше он оказываелся во власти какой-то чуждой ему роли, от чего его жесты становились более гротескными, взгляд - рассеянным, а речь - картонной. Когда Настя начала о чём-то рассказывать маме, то Антон сосредоточился на напитках и еде и какое-то время не подавал голоса.
- Антон, ну как банька? Не слишком холодная была?
- Ой, нет, Анна Сергеевна, в самый раз.
- Да? А печка вот новая, её сложили недавно, кажется, что не очень она справляется.
- Ничего, нормально всё, Анна Сергеевна. Жарко было.
- Ну хорошо, значит понравилась баня?
- Э-э-х, ну да… - в голосе Антона зазвучали плохо скрываемые нотки недовольства.
- Ох, Антон, а что не так?
- Ну, знаете, мелочь конечно, но вот в предбаннике…
- А что там? Ах, я, наверное, грязное бельё там не убрала, да? Да и дверь там входная плохо закрывается, надо её чем-то закреплять. Ай-ай-яй, надо, конечно, починить, мастера вызвать.
- Да нет, Анна Сергеевна, с этим всё хорошо. Но вот скамейка…
- Что такое? - с волнением в голосе обращается Анна Сергеевна.
- Понимаете, когда сидишь на ней голый, а яйца берёшь в руку, оттягиваешь их вот так, а потом отпускаешь, то они ударяются о дерево. Больно получается.
- Ой, что ты говоришь? Прям ударяются?
- Да, и звук такой, знаете, глухой выходит.
- Не хорошо, не хорошо - закачала головой Анна Сергеевна, - Надо будет на скамейку полотенце-то махровое постелить тогда, чтобы мягче было.
- Да, хорошая идея, - соглашается Антон.
- Или может дермантином обить её, с наполнителем? - подключается Настя.
- Да… - задумчиво произносит мама.
- Это уже лишнее, Настя, зачем такие сложности? Просто берёшь и махровое полотенце в два, а то и в три раза складываешь, и нормально будет. Не надо лишнего ничего выдумывать.
- Да, Антон, вот это ты хорошо придумал.
- Спасибо, Анна Сергеевна. А давайте выпьем за вашу отличную баню! Очень мне у вас нравится, хорошо тут, честное слово.
- Хороший тост, давайте, - соглашается Настя.
Все трое заулыбались, подняли стаканы, чокнулись и выпили. Настя с гордостью поцеловала Антона в щёку, а тот скромно потупил взор. Ужин прошёл в атмосфере всеобщего воодушевления. И хоть много еды осталось не съеденной, хозяйка была довольной. Настя активно помогала упаковывать продукты, мыть посуду и прибираться, а Антон в это время растёкся на диване, закинул свою руку на его спинку, смотрел вперёд и ни о чём не думал. Подземная река из смутных ощущений и предчувствий омывала его душу, но не показывалась на поверхности. Темнело.