Он выпекался аккуратно Печкой, неспешно. Казалось, что Печку подменили: как рукой сняло ее суетливость и ребяческий задор. Она стала тихой, важной, основательной, сосредоточенной. Корж за коржом, не 12, как это положено, а 24. Тончайшие, почти прозрачные, появились они, как по волшебству. Здесь уже у Печки появились помощники. Не потому что сама она не справилась бы, не потому что спешили куда. Нет! Казалось, со всего мира слетелись самые уникальные кондитеры, лучшие в своих областях. Пока коржи выпекались, одни колдовали над кремом, растирая муку, сахар, ваниль, яйца в единую смесь, вливая в нее понемногу молока. Другие же собирали, казалось, целую поляну из марципановых и шоколадных роз. Лепесточек за лепесточком, листик за листиком. Сложно было даже подсчитать, сколько маленьких кондитеров кружило на кухне. Казалось, что в этом действии живет и участвует каждый сантиметр этого маленького и такого большого дома. И вот он наступил, этот решительный и восхитительный момент, когда на полсекунды все замерло, тишина воцарилась в воздухе. Казалось, в это мгновение никто и не дышал вовсе. Тишина… И вдруг… Вдруг дверь дома распахнулась, в нее влетели маленькие разноцветные птички, и тишина прервалась их тоненькими переливами ангельских голосочков. Они, как праздничный оркестр, состоящий из скрипок и свирелей, покружились в воздухе и расположились на всех поверхностях, отчего дом наполнился таким количеством музыки и красок, что стал похож, наверное, на самого экзотического попугая, какого только можно было бы себе представить.
А тем временем любимый Олей торт «Наполеон» в два раза выше обычного, украшенный розочками, юбочками, бантиками и рюшами, воцарился по центру стола. Он был государем, принимающим строй юнкеров, и королевой, готовой к первому в ее королевское царствование балу – повелитель мира и властительница сердец в одном лице. Такого великолепия Оля еще никогда не встречала в своей жизни. Она и сама в тот момент была не то маленькой, любимой родителями принцессой, не то королевой всего этого государства, которое существовало сейчас для нее одной.
Надо ли говорить, что такое пиршество продолжалось до самого вечера. Птицы-скрипачи исполняли без умолку все свои концерты, свирели их дополняли. Сладости и вкусности по одному Олиному желанию сами покидали свои тарелки и летели ей в рот. Девочка от восторга периодически вскакивала из-за стола и начинала танцевать, хлопать в ладоши, прыгать, пытаться поймать постоянно улетающих от нее птичек. За всем этим весельем в аккуратном белом фартуке стояла и наблюдала Печка. Она улыбалась, наполняясь умилением.
К вечеру постепенно праздничный вихрь становился все тише и тише. Оркестр разлетался, мелодии становились романтичнее и спокойней. От половецких плясок не осталось и следа. Оля из королевы этого бала превратилась в маленькую девочку, которая уже тихонько в уголке комнаты обнимала мягкого пушистого медвежонка, который, как и все многочисленные игрушки, узнав про такое торжество, пришел принять в нем участие. На празднике были и феи, исполняющие желания, и маленькие эльфы, с которыми Оля кружилась в танцах, и чародеи, пускающие мыльные пузыри, и фокусники, непрестанно достающие из шляп кроликов, чем вызывали невообразимый восторг и бурные овации у публики.
Засыпающую девочку подхватили тысячи ночных мотыльков и уложили в мягкую кроватку с большим, искусно вырезанным лучшими резчиками по дереву изголовьем. К изголовью кроватки в ту же минуту слетелись соловьи, затянувшие протяжные трели песни, в которой Оля была самой счастливой девочкой на свете. Ее глазки постепенно закрылись, и она уснула.