Юля, узнав, что можно сделать операцию на глаза, тоже решила попытать счастья. Её зрение было очень плохим -5 или -6. Она без очков не различала лица и машину водила с трудом даже в очках. Очки её постоянно потели, ломались, терялись, она разбирала их на запчасти и винтики для ещё годных оправ. В общем плохое зрение очень мешало работе. На операцию ей нужно было всего тридцать тысяч. Ей пообещали сделать со скидкой оба глаза. Без скидки стоило бы 40 тысяч. Договаривался об операции с кем0-то из лечащих врачей отец Павел из Сретенского монастыря. Отец А не хотел давать деньги на операцию, возмущался. Но отец Иринарх дал, сказав, что 30 тысяч это не деньги, по сравнению с четырёхстами тысяч рублей, которые увёз отец Тихон.
В общем, сделали операцию Юле, потом она долго ходила в темных очках, восстанавливалась. Зрение стало стопроцентным. Она была счастлива, говорила, что мир преобразился, что очень многое она не видела до операции и как всё прекрасно вокруг. Мы тоже радовались за неё. А вот что отец А не хотел давать денег, мы не могли забыть. Это оставило неприятный осадок. Он снова проявил мелочную жадность и отношение как к людям второго сорта.
Благодаря нам он закрывал множество трудовых вакансий, при этом не платил нам зарплату, налоги. Мы жили, не оформляя трудовой договор. Мы работали без выходных, без отпусков, без больничных. Он тратил на нас минимум денег: зубной врач, медикаменты, самая дешёвая одежда, обувь, еда. А работали мы очень много. Каждая из нас могла бы с легкостью за такую работу получать хорошие деньги в Москве. Поэтому и казалось несправедливым такое отношение, как к алкашам и бомжам, которые просятся перезимовать и работают на сторожке за еду и жильё. Потом отъедятся и весной уезжают. Даже таким он давал денег на дорогу. А тут сестра выкладывается на 100%, делает квалифицированную работу, а он даже не хочет дать денег на важную для работоспособности операцию.