То, что произошло позавчера днём в школе дураков, не рассказать нельзя. Зря улыбаетесь. По-вашему, где дураки там дурь и запредельная хохма? Вовсе нет. Дурак такой же человек, как тот, кто дураком себя не считает. Единственная, пожалуй, разница между ними в том, что у дурака нет задних мыслей. Вот и всё.
Как литератор, общающийся с миром в категории нон-фикшн, поясню: всё, что будет сказано далее, – чистая правда. Та самая правда, о которой ещё Бродский сладко пропел без музыки:
Не в том суть жизни, что в ней есть,
но в вере в то, что в ней должно быть.
Поэтому не станем ёрничать над предложенной темой – школа дураков, экая невидаль! – но задумаемся: так ли она никакосова и нерентабельна с точки зрения высших человеческих ценностей.
* * *
Классное собрание в восьмом «Б» было, что называется, в разгаре. Второй час дети обсуждали предложенный Советом учителей новый порядок занятий. Скажу по секрету, завуч Екатерина Олеговна сверстала школьное расписание ещё неделю назад, но директор школы Пётр Алексеевич постановил: обсуждать учебное новшество непременно на классных собраниях. «Задача школы, – говорил он на летучках и оперативках, – вовлекать наших особистов (так он называл детей с особой психикой) в реальную диалектику жизни! И то, что предложенная детям демократия – не более, чем театральная постановка, что же тут плохого? Во-первых, детишки у нас дефективные и потому доверчивые ко всякому слову, а во-вторых, мы ходим в театр не за тем, чтобы примерить на себя чужую жизнь. Вот ещё! Развлечься, провести время с пользой – всё. И будьте любезны!»
Собрание подходило к концу. Мария Абрамовна, классная руководительница восьмого «Б», словчила на пять с плюсом, перенаправив поток детских предложений в нужное, утверждённое Петром Алексеевичем русло. Вдруг распахнулась входная дверь, и в класс вбежали четыре человека в камуфляжной форме и с чёрными повязками на лицах. В руках они держали короткоствольные автоматы АК.
– Школа захвачена. Всем оставаться на местах, руки за головы! – рыкнул один из ворвавшихся в класс разбойников.
Рыкнувший был до того мал и плюгав, что у детей скользнула по лицам ехидная усмешка. Ведь многие из них к пятнадцати годам были гораздо выше ростом, чем этот сморчок с автоматом. И пусть читателя не удивляет факт детской усмешки. Дети не испугались разбойников! Повреждённая психика оказалась свободна от страха. Чтобы бояться, надо уметь отличать добро от зла, но дети, которых собрала под своё крыло эта особенная школа, смотрели на мир как на источник радости и счастья. Их «дурацкие» мозги не были запрограммированы на потерю или возможную боль. Поэтому, когда разбойники потребовали от них повиновения, дети решили, что им предложена новая неизвестная прежде игра, а направленные на них автоматы приняли за начало увлекательного действия. Ребята позабыли про расписание и стали наперебой проявлять себя, стараясь заслужить внимание и любовь забавных руководителей игры.
На третьей парте в левом крайнем ряду сидела Танечка Голикова. Каждый день после уроков Таня отправлялась с мамой в музыкальное училище. Скрипку она брала с собой в школу вместе с портфелем и во время занятий прятала под партой. Танечка поднялась, раскрыла футляр, поднастроила пару струн и, счастливо улыбаясь, заиграла этюд Шопена.
Главарь бандитов, да-да, тот самый коротышка-мерзавец, подскочил к девочке, вырвал из рук инструмент и разбил его об угол парты.
– Получила, гадина?! – заорал он в тряпку. – Будешь тут мусолиться!
Бандиты одобрительно хохотнули. Танечка подняла с пола разбитую скрипичную деку и… продолжая улыбаться, сказала:
– Это теперь ваше! Берите – она протянула мёртвый инструмент главарю. – Я попрошу, и мама купит мне новую.
– Глохни, дура! – вспенился главарь.
Послышалось…
– В свежих ранах крупинки соли.
Ночью снятся колосья ржи.
Никогда не боялась боли —
Только лжи…
Верочка Голикова, самая высокая девочка в классе (она сидела в среднем ряду на последней парте) поднялась и, перехватив улыбку Тани, стала читать своё любимое стихотворение Веры Полозковой. Она читала, смотрела бандитам в глаза и как бы говорила самой себе: «Солдатикам трудно, они герои!» Думала и одновременно читала…
– Харе!
Главарь понёсся к дальним партам. Подскочив к Верочке, он снова заорал:
– Харе, бл…!
Дети с повреждённой психикой мало общаются со своими сверстниками во дворах, поэтому мат, ставший в последние годы российским всевозрастным обиходом, им чужд и малопонятен. Слова главаря не произвели на девочку тягостного действия. Напротив, она подумала ещё сильней: «Как же этому солдатику плохо, на нём лица нет!»
На другом конце среднего ряда поднялся Виталик, хрупкий воспитанный мальчик, и предложил бандитам, стоявшим у классной доски, бутерброды.
– Пожалуйста!..
Каждый день бабушка Арина, собирая любимого внучека в школу, запихивала в ранец огромное количество бутербродов.
– Ба-а, з-зачем с-столько? – бубнил Виталик. – Я-а же поп-пачкаюсь!
– А я в пакетик положила, – щебетала Арина, – не съешь, раздай, другие съедят, спасибо скажут.
Разбойники переглянулись, зыркнули на главаря и приняли у Виталика бутерброды.
– Вы чё, пацаны?! – заорал главарь.
Оттолкнув Верочку, он помчался к доске, на бегу протянул руку и хотел вырвать бутерброд у ближайшего подельника, но тот сблокировал его плюгавую ручонку и в свою очередь рявкнул:
– Да пошёл ты! Жрать хочу!
Класс впал в недоумение. Однако уже на второй секунде слово «жрать» произвело эффект разорвавшейся бомбы. Дети принялись извлекать из ранцев бутерброды, яблоки, термосы с компотом, пирожки и, повскакав с мест, наперебой угощать бандитов. При этом они смеялись и торжествовали, когда те, ухмыляясь, принимали дары и отправляли по назначению.
Вдруг главарь передёрнул затвор и произвёл короткую очередь вверх. «Ух ты!» – воскликнули восьмикласники, зажимая уши. Кто-то даже крикнул: «Новый год!» А Верочка, она ведь была выше всех – будущая баскетболистка! – вдруг как-то странно осела и молча повалилась на пол.
– Вера! Верочка! – расталкивая детей и бандитов, бросилась к неподвижной девочке Мария Абрамовна.
Чувствительная женщина потеряла сознание сразу, как только бандиты ворвались в класс, но автоматная очередь внезапным образом вернула ей сознание.
– В-верочка!.. – выла Мария Абрамовна, зажимая ладонью рану на шее Веры.
Кровь сочилась между пальцев и остановить её не было никаких сил.
– Бинт! Бинт, сволочи! – прохрипела учительница, прижимая к себе голову Веры.
– Херня! Я те чё…
Главарь не договорил. Один из бандитов обрушил на голову коротышки кулак с зажатой свинчаткой.
– Бинт! Бинт… – теряя силы, простонала Мария Абрамовна…
P.S.
На звук выстрелов прибежала охрана (как бандиты проникли в школу и почему выбрали именно восьмой «Б» так и осталось загадкой). По счастью в медкабинете оказался дежурный врач, и Верочку спасли. Но главное: что-то ещё произошло помимо случившегося, и это «что-то» неведомым образом изменило всё вокруг. Бандиты добровольно сдались органам правопорядка. Мария Абрамовна долго не могла прийти в себя. На другой день она написала заявление об уходе, мотивируя своё решение словами: «Мне стыдно. Я обманула детей, не уберегла их, потому что не уберегла в себе правду». А дети… Что ж, дети не поняли, скорее, почувствовали – в их детское счастье закралась потеря, и так, как раньше, уже не будет никогда. Они плакали и жалели неведомую потерю, будто самую счастливую часть прежнего счастья. Плакали и одновременно взрослели…