Перед глазами проплывали совы с огромными от удивления широко открытыми глазами, потом с прищуренными, будто пытающимися что- то увидеть, потом уже и вовсе сонными, подёрнутыми шторками, будто сами и опустили занавес на сцене жизни, оставшись вне спектакля, происходящего в ней, где- то далеко за кадром, в котором то и делали, что мелькали эти совы, любопытные и равнодушные, сонные и бодрые, хитрые и весёлые, внимательные и снова равнодушные... И всё это были люди. Их было много, как тех сов с разными глазами, но всегда со шторками, закрывающимися в нужный для них момент, как упавший занавес на сцене, как захлопнувшиеся ставни в окнах, когда пропал интерес наблюдать за тем, что происходит на улице и в том театре, где и они иногда тоже были участниками- персонажами из одного знакомого сюжета, из одного спектакля под названием "Шторки".
Когда ты говоришь с человеком из того спектакля с разным сюжетом, а он тебе радостно кивает, так же радостно глядя тебе в глаза, и вдруг ты видишь, что при смене сюжета, он, вроде так же кивает заинтересованно и даже больше, но на глазах, как у той совы, шторки, которые отделили его от тебя, как от только что интересного собеседника. Он тебя больше не слышит, хотя вроде слушает, и не видит, только если через те опущенные шторки, означающие, что неинтересно. Его тема про охоту на полевых мышей закончилась и уже про историю этой охоты ему знать не хочется, хотя он упорно делает вид, что продолжает слушать.
Но те шторки! Они не дадут соврать, ошибиться в том, что нет, не слушает, а только вежливо кивает головой.
И уже на вопрос " А вы, знаете, кто нарисовал картину "Охотники на привале", он скажет — нет, и что ему это не интересно, хотя это тоже про охоту и даже на мышей, если охотник сова.
Но он же та сова с неизменными шторками, со ставнями, которые удобно закрыть и самому закрыться от ненужной ему информации, мышей поймал, об этом поговорили, голод свой удовлетворили, и ладно, всё остальное не интересно, и можно оставить на суд тому зрителю, который хочет сидеть до конца спектакля и не желает, чтобы занавес падал раньше времени.
Но он -то не из тех сов, что дружно всей стаей уселись на одной ветке одного и того же дерева. Они и не знали, как оно называется, и что бывает и другое дерево. Как и ветку для своих посиделок всегда предпочитали одну и ту же, ну и что, что всю исхоженную их когтистыми лапами вдоль и поперёк, зато она не вызовет лишних вопросов про то на чьей картине под названием "Охотники на привале", она нарисована.
Впрочем, они всегда могут, не дай бог, им кто-то ненужный лишний вопрос задаст, сходу опустить свою шторку, отгородившись от ненужной им информации, и продолжить с умным видом сидеть на той ветке, дружно в такт задающему вопросы, кивать своими перистыми, как перья, торчащие из чей- то задницы, головами, даже не подозревая о том, что их вид давно ни у кого не вызывает сомнений.
Шторка она ведь в любом виде, в виде захлопнутых ставень, означающих полное равнодушие и отсутствующий интерес, всегда остаётся только шторкой, даже если тебе показалось, что она осталась незаметна для других глаз. Ты же к тому же был вежлив, вежливо кивал в такт, будто интересующая тебя тема охоты на мышей для удовлетворения потребностей твоего жкх не закончилась.
Но забыл или не знал при этом, что равнодушие никогда не остаётся незамеченным и рано или поздно ты будешь пойман на этом, как твои любимые и не съедобные для кого-то мыши тоже из того спектакля жизни под названием "Шторки".
16.12.2022 г
Марина Леванте