Глава Двадцать Шестая. Похищение.
Наверное, не было ничего в этой жизни, чем известный криминальный авторитет «Атаман» не был бы обязан Герману Сапранову.
— Ты вспомни, с какого дна я тебя достал, – часто говорил Герман Федорович. – Родя, если бы не я, ты до сих пор сидел бы на вокзале и разводил лохов в наперстки. Всем, что у тебя есть, ты обязан исключительно мне. Не забывай об этом, пожалуйста.
Сам тон разговора Германа Федоровича говорил о том, что от Родиона Атаманова ему в очередной раз что-то понадобилось.
— Герман, я тебя уже не первый год знаю, – произнес Родион Венедиктович. – Когда ты начинаешь говорить в таком тоне, значит, тебе от меня что-то нужно. Что на этот раз?
— Помоги мне вернуть невесту, – выпалил Сапранов.
Услышав эту просьбу, «Атаман» даже немного опешил. Никогда, никто не обращался к нему ни с чем подобным, и просьба Германа Сапранова была чем-то из ряда вон выходящим.
— Герман, ты сам-то понял, о чем меня просишь? – спросил Атаманов. – Я тебе что, сваха? У тебя проблемы с какой-то там девкой, а решать их ты, значит, меня подписываешь?
— Родя, извини, но больше мне обратиться не к кому, – ответил Герман.
— Хорошо, но я-то что здесь сделать могу?
— Понимаешь, у Ленки есть младший брат – вообще не понятно, в чем душа у мальчишки держится. Вот ради него Ленка на что только не пойдет…
— То есть, ты хочешь через этого пацана до неё докопаться? – перебил Германа Атаманов.
— Ну, а ты мне в этом поможешь, – подтвердил предположение подельника Герман Федорович.
Поручение, которое Сапранов собирался дать Родиону Венедиктовичу, не относилось к числу обыденных. Судьба связала друг с другом этих людей уже давно, и всякий раз не было той услуги, которую «Атаман» не мог оказать Герману Федоровичу. Однако теперь просьба была слишком необычной, такой, на которую Родион Венедиктович даже не знал, как реагировать.
— Герман, а как ты вообще себе это представляешь? – спросил он Сапранова. – Ты же знаешь, мои люди с детворой никогда никаких дел не имели.
— Значит, придется научиться, – вздохнув, произнес Сапранов. – Причем, сделать это нужно поскорее.
О переживаниях Германа по поводу его сбежавшей невесты хорошо знал не только «Атаман». Владимир Борисович Ромодановский также был неплохо осведомлен о душевных переживаниях своего партнера, что вызывало в нем просто-таки фонтанирующее непонимание.
— Я не перестаю удивляться на тебя! – говорил Ромодановский Герману. – Ты всегда был человеком в высшей степени разборчивым. К тебе ведь просто так на кривой козе не подъехать было. Что же сейчас случилось? Почему ты стал вести себя из-за неизвестно кого как мальчишка?
— Володя, от этой, как ты говоришь, неизвестно кого слишком много зависит, – отвечал Сапранов. – Могу казать тебе только одно: без Ленки ни о каком завершении проекта «Центр» говорить не приходится.
Слова партнера были для Ромодановского загадкой, но вдаваться в подробности у него не было ни сил, ни желания. Жизнь также не баловала банкира приятными событиями, один за другим преподнося неприятные сюрпризы. Одним из таких сюрпризов стало признание сына о его чувствах к невесте Германа Федоровича.
— Мне тоже нравится эта девушка, – сказал Рома Владимиру Борисовичу.
— Сын, надеюсь, это твое признание дальше стен нашего дома никуда не уйдет, – ответил Ромодановский. – Тебе же не надо объяснять, кто такой Герман? Его невеста – это его территория, заходить на которую никто не имеет никакого права.
У супруги Владимира Борисовича Зои, услышавшей обрывки этого разговора, также душа ушла в пятки.
Получалось, главный трофей её женской охоты в лице Романа уходил из рук, а поэтому неизвестная Лена автоматически была внесена в число заклятых врагов. Себе союзника супруга Владимира Борисовича нашла в лице бывшей жены Германа Ирины Френкель.
Приятельские отношения двух женщин состоялись еще в те времена, когда Ирина Львовна, как она выражалась, имела несчастье состоять в браке с Германом Сапрановым. Неудавшиеся отношения Ирины Львовны с мужем были главной темой разговоров двух подруг, а сама Самоцветова являлась осведомителем Френкель обо всем том, что происходило в доме Сапрановых.
— У твоего Германа крыша, похоже, совсем поехала, – сделала неутешительное заключение Зоя. – Ты хоть знаешь, что он теперь у нас на малолеток переквалифицировался?
— Знаешь, Зой, Эллка мне что-то об этом рассказывала. Хоть что за краля-то?
— Ой, Ир, скажу тебе так: серая мышь – слишком лестное для неё сравнение. Герман её в какой-то дыре откопал. Родители умерли, младший брат неизвестно куда пропал…
— И что же моему бывшему от неё надо?
— Это, дорогая моя, для всех загадка.
Слова подруги на следующий день были подтверждены Эллой – ушами и глазами Ирины Львовны в особняке Сапрановых.
— Эллка, а ты сама-то хоть раз эту невесту отца видела? – спросила Френкель дочь.
— Мам, так, её отец домой привел. Она теперь у нас в особняке обитает. Вон, все бегают с ней, как с писаной торбой.
Это признание Эллы для Ирины Львовны было поводом, чтобы заочно возненавидеть невесту бывшего мужа. Особняк, как она это понимала, являлся её безраздельной собственностью, доступ к которой посторонним людям был категорически воспрещен.
— Что значит, привел домой!?! – прозвучал истерический вопрос Френкель. – Элл, и ты так спокойно мне об этом говоришь?
— Мам, ну, что я-то могу сделать? Ты ведь отца знаешь: если он что-то втемяшит в голову, переубедить его уже невозможно.
Вряд ли даже сам Герман понимал, для чего ему нужна была Лена. В сознании этого человека прагматизм смешивался с безудержной страстью, всецело им овладевшей. Все, кто хоть сколько-нибудь знали Германа Федоровича, не могли этого не заметить, о чем самому Сапранову неоднократно выговаривалось.
Особенно негодовала Варвара Захаровна, которая никак не могла принять того, что её родной сын собирается сломать еще одну человеческую жизнь.
— Что ж ему еще надо? – не могла понять пожилая женщина. – Одной Полиночки ему, значит, мало. Нужно еще и этой девочке на корню всю жизнь испоганить.
— Варвара Захаровна, вы меня, конечно, извините, но я вам так скажу: пороли вашего Германа в детстве мало, – собравшись силами, произнесла Анна. – Вот он от рук и отбился.
— Ой, Анют, скажу тебе даже больше: никто к нему вообще никогда даже пальцем не прикасался. Мой Федор же всю жизнь с ним пробегал, как с писаной торбой. Любое желание – по первому требованию. Ведь никогда ни в чем отказа не знал. Вот, теперь смотри, что из этого получилось.
От воспитания сыновей Варвара Захаровна была отстранена сразу же, как только они вошли в более-менее сознательный возраст. Воспитание детей, как это понимал Федор Кузьмич, вообще не относилось к компетенции его жены, а поэтому участие Варвары Захаровны в воспитании сыновей было сведено к самому минимуму.
Зачем ему понадобилась Лена, Герман и сам, наверно, плохо понимал. Заполучить земли Алексея большого бы труда не составило. Благо, всеми возможностями для этого Герман Федорович располагал. К категории завидных невест Лена тоже вряд ли относилась. Что тогда было в этой девушке, что заставляло её престарелого воздыхателя идти на ухищрения, никаким образом не согласовавшихся с нормами морали?
— То, что Ленка вышла замуж за этого недоумка в белом халате, еще ничего не значит, – говорил Герман Ромодановскому. – В конце концов, есть и у меня методы, благодаря которым она будет у меня в ногах валяться, лишь бы я принял её обратно.
— Только ты не забывай, что её родной брат – твой заклятый враг, – отвечал Владимир Борисович. – Он-то уж точно тебя к ней близко не подпустит.
— Еще как подпустит, Володя! У него просто другого выбора не будет.
Говоря загадками, Герман Федорович досконально знал то, что он собирался предпринять. Участь Лены, а также её родственников была незавидной, о чем, довольно потирая руки, Герман сообщал Владимиру Борисовичу.
— В ногах у меня здесь валяться будет! – переходя на крик, говорил Сапранов.
— Ты хоть понимаешь: если с Серковским что-то случится, тебя первого запишут в подозреваемые? Поскольку только у тебя есть мотив, чтобы с ним поквитаться.
— Вова, а мне его жизнь не нужна! – заявил Герман. – Мне надо, чтобы он закончил свои дни, прозябающим с протянутой рукой в каком-нибудь подземном переходе.
Ни Людмила, ни Дмитрий, ни Лена с Антоном ничего не подозревали о том, какие страсти вокруг них разворачиваются. Все они пребывали в состоянии всеобъемлющего, ни с чем ни сравнимого счастья, которому, как казалось, ничто не могло помешать.
Находясь в предвкушении предстоящей поездки на море, Алёша пребывал на седьмом небе от счастья. Ребенок не расставался с игрушечным корабликом – подарком Вадима Викторовича.
— Все-таки большое дело Димка сделал. – Неоднократно говорил Гусев супруге. - Без него не удалось бы Леночку на ноги поставить, да и мальчик сейчас неизвестно где б находился.
— Вадик, а я помню, как ты Дмитрия на дух не переносил, – сказала Анна. – Что же тебя заставило поменять свое мнение?
— Ань, но ведь мы тогда все видели, в каком состоянии Люся находилась. На неё ведь тогда смотреть было страшно, и тебе, и мне хорошо известно, кто был тому виной.
— Ну, знаешь, Вадим, не стоит на парня все бочки катить. После того, что ему пришлось пережить, рассчитывать на адекватное поведение вообше не приходится.
Трагедия, произошедшая более десяти лет назад в станице Гнездовская, все никак не давала Гусеву покоя. С Черкасовыми он был знаком достаточно поверхностно, даже, можно сказать, шапочно. Иван часто рассказывал о своем компаньоне. Всегда ставил в пример его чутье и деловую хватку.
— Без Сереги не достигли бы мы таких результатов, – часто говорил Иван. – Чуйка у него, конечно, просто звериная.
Как гром среди ясного неба, было известие о гибели всей семьи Черкасовых.
— Господи, да, как же такое возможно? – причитала Варвара Захаровна. – Прям, среди бела дня! Да, кому ж это было нужно!?!
Для Ивана ответ на этот вопрос был очевиден. Он хорошо помнил завидущие глаза Германа, когда речь заходила о «Кубани».
— Не понимаю, почему мы должны стелиться перед этими провинциалами, – часто недоумевал Герман.
— От этих провинциалов, чтоб ты знал, зависит все дальнейшее благополучие нашего бизнеса, – отвечал Иван. – Герман, все поставки, как ни крути, в их руках находятся.
Смириться с подобным положением вещей было выше Германа Федоровича, а поэтому он решил действовать радикально, ставя на первое место, прежде всего, свои интересы. Решение этого вопроса оказалось настолько радикальным и настолько потрясало своей жестокостью, что в течение долгого времени разговоров о нем было неисчислимое количество.
— Смотри, Герман, закон бумеранга еще никто не отменял. – Предупреждал брата Иван. – Когда-нибудь тебе все это очень даже аукнется.
Закон бумеранга сработал не сразу, а спустя десятилетие, как раз тогда, когда Сапранов меньше всего этого ожидал.
Первый неприятный сюрприз Герману преподнес родной брат, составив завещание в самом невыгодном для последнего свете. Прямой наследницей объявлялась внебрачная дочь Ивана, о которой, в принципе, никто ничего не знал.
Возмущению Германа этим фактом не было предела. Он рвал и метал, предъявляя обвинения всем, кто ему попадался.
— Мама, ты ведь все обо всем, об этом знала! – кричал он Варваре Захаровне. – Скажи: с Ванькой вы давно такую хитроумную комбинацию придумали? Знаешь, честно говоря, от тебя я такого не ожидал.
— Герман, а чего ты от меня ожидал? Что я буду потакать твоим прихотям? Но этого теперь никогда не будет. Что касается решения Вани, то тут я с ним абсолютно согласна. Хоть какая-то компенсация девочке за те страдания, которые вы с отцом ей причинили.
Дальше разговор терял всякий смысл. Каждый оставался при своем мнении, и менять его ни при каких условиях не собирался.
Герман систематически, методично пытался превратить жизнь ненавистной племянницы в ад. Правда, получалось у него это с большой натяжкой, так как желающих поиграть у Людмилы на нервах с лихвой хватало и без него.
Молодой предприниматель Дмитрий Серковский стал партнером Германа с определенной целью, которая отнюдь не носила благородный характер. Полное разорение семьи Сапрановых – вот какие планы вынашивались Дмитрием, и для их осуществления он не собирался останавливаться ни перед чем.
Встреча с Людмилой в корне изменила представление Дмитрия о жизни. Любовь, всецело им завладевшая, отодвинула куда-то на задний план все прежние планы и жизненные приоритеты.
— Значит, встретил Сапрановскую вертихвостку, и тут же забыл о своем предназначении? – упрекал Серковского его крестный Андрей Степанович.
— Андрей, оставил бы ты парня в покое, – говорила мужу Раиса Наумовна. – Сам видишь, не до твоих ему сейчас закидонов.
В своих убеждениях Игнатьев был фантастически упрям, и это, в конце концов, принесло свои плоды.
Даже не представляла себе Людмила, каким горьким медом может оказаться для неё любовь к Дмитрию. Все рухнуло в одночасье тогда, когда она меньше всего этого ожидала. Прекрасный принц оказался монстром, а его красивые слова абсолютно ничего не значили.
— Я-то тут причем? – спрашивала совершенно ничего не понимающая Людмила. – К этой трагедии я не имею абсолютно никакого отношения. Тогда почему Дима меня во всем обвиняет?
— Ой, Людочка, видать, у твоего Димки ум окончательно за разум зашел, – вздохнув, сказала Анна.
В гневе она продолжила:
— Ну, попадись он мне! Пожалеет, что вообще на свет родился.
Неизвестно, во что бы вылились отношения Людмилы и Дмитрия, если бы у них не нашлась общая сестра Лена.
Жизнь, порой, способна преподносить совершенно неожиданные, одиозные сюрпризы. Не была на этот раз для неё исключением и Людмила со своим бывшим возлюбленным.
Известие о том, что Лена приходится сестрой также и Дмитрию, стало сюрпризом для обоих. Сначала этот факт в сознании Людмилы никак не мог уложиться. Слишком сильной была обида за разрушенные Серковским надежды и за утраченную любовь. Только весьма благостное отношение Дмитрия к вновь обретенной сестре заставило Людмилу изменить свое мнение о нем.
— Честно говоря, я Димку еще никогда таким не видела, – признавалась Людмила Анне. - Он в корне изменился после того, как узнал, что Лена тоже его сестра.
— Люсь, ну, человеку вообще свойственно меняться, – ответила Анна. – Особенно, учитывая то, что ему пришлось пережить, крыша, я так думаю, у кого угодно поедет.
Таких перемен в отношении Дмитрия Людмила от Анны, конечно же, не ожидала. Да и у неё самой отношение к бывшему возлюбленному заметно изменилось. Былые обиды, упреки ушли куда-то далеко на задний план, а чувства, которые Людмила пыталась предать забвению, ожили с новой силой.
Серковский тоже свою любовь к Людмиле больше не считал нужным скрывать. Благо, повод вновь заявить о ней подвернулся достаточно быстро в виде младшего братишки Лены. Ребенок ста предметом обожания Людмилы с Дмитрием сразу же, как только они его увидели.
Сердце Людмилы не могло не растаять по отношению к бывшему возлюбленному, видя всю его любовь и нежность к Алёше.
— Это – ангел во плоти, – не раз говорил он супруге. – Не знаю, как ты, но я свою жизнь без этого ангела уже не представляю.
— Я тоже не представляю, Дима, – отвечала Людмила. – Вот приедет Лена, и нам с тобой надо будет с ним расстаться, а меня при одной этой мысли в дрожь начинает бросать.
— Ну, как раз, это беспокоит меня меньше всего. Лена ведь в нашем доме будет частой гостьей. Значит, и с Алёшей мы будем видеться постоянно.
Ни Людмила, ни Дмитрий, ни, тем более, Лена с Антоном не могли себе представить, откуда исходит для них главная опасность.
В своем намерении вернуть сбежавшую невесту Герман был непреклонен, и ни за какой ценой для достижения этой цели стоять не собирался.
— Даже не представляешь, в каком шоколаде скоро все мы будем, – как-то сказал Герман Федорович Артамонову.
— Слушай, когда ты так говоришь, значит, должно произойти что-то неординарное, – ответил Игорь Макарович. – Что на этот раз задумал?
— Скоро все узнаешь, Игорек. Могу сказать тебе одно: грядут серьезные перемены.
— Постой, а в «Цитадели» об этих переменах знают?
— В организации об этом знать вообще не обязательно. Достаточно того результата, который они получат при завершении мероприятия.
— Что же это за мероприятие?
— Всему свое время, Игорек, – вздохнув, ответил Герман. – Всему свое время! Одно могу сказать: в организации будут довольны проделанной мною работой.
Переполох в «Цитадели» слова, сказанные Германом Артамонову, наделали, конечно, немалый. Проявление какой-либо самостоятельности Сапрановым в организации вообще не приветствовалось, а в этом случае речь могла идти о каких-то под коверных играх, суть которых членам «Цитадели» была неизвестна.
— Похоже, «Черный принц» окончательно закусил удила, – сказал Регине Робертовне «Гроссмейстер». – «Артемон» рассказывает: столице у него с Брянской братвой за нашей спиной какие-то терки.
— Погоди, а что за терки-то? – спросила хозяйка.
— Регин, ну, об этом самого Германа спросить надо, – ответил Разумовский. – Могу сказать тебе только одно: в Москве что-то затевается, и затевается что-то нехорошее.
Новости, рассказанные Артамоновым, действительно заставляли нервно вздрагивать. Отношения «Цитадели» с Брянскими группировками были не на высоте, и любые отношения Германа с этими людьми не могли сулить ничего хорошего.
— Интересно, что на этот раз «Черному принцу» от этих людей понадобилось? – спрашивала Регина Робертовна «Гроссмейстера».
— Об этом, Регина, можно только догадываться. Но уж точно ничего хорошего ждать от этого не приходится.
На самом деле интерес Германа к Брянским группировкам лежал в сугубо личностной, шкурной плоскости, о чем и было сообщено во время одной из встреч «Атаману».
— От тебя, Родя, вся моя дальнейшая личная жизнь зависит, – сообщил Атаманову Герман. – Да, и все наше материальное благополучие тоже от тебя зависит.
— Слушай, я не могу понять, куда ты клонишь. Судя по всему, ты пытаешься втянуть меня в какую-то очень грязную историю.
— Родя, но тебе ведь не привыкать. В подобного рода истории ты втягивался не единожды, и каждый раз моральная сторона вопроса тебя не беспокоила.
Знал Герман Федорович, какими способами можно воздействовать на своих подельников. Компромат на каждого из них у него хранился даже не в чемоданах, а в рефрижераторных контейнерах, содержимое которых могло быть в любой момент из них извлечено и предъявлено соответствующим инстанциям.
Жизнь самих Лены и Антона, сопровождаемая небывалым, ни с чем несравнимым счастьем, казалось, вошла в обычное, повседневное русло. Лена не могла нарадоваться не только на свое личное, но и на счастье своей старшей сестры, семейная жизнь которой тоже сложилась в высшей степени удачно.
— Как же хорошо, что у Люси Дима есть, - говорила Лена Антону.
— Да уж! – соглашался Антон с супругой. – С Димкой твоей сестре явно повезло. Если бы не он, еще не известно, были бы мы с тобой вместе.
Сама Людмила не переставала таять в сладостной неге, в которой находилась, благодаря своему мужу. Все былые обиды, разногласия, недоговоренности канули в лету, а их место заняла большая, ни с чем несравнимая любовь.
О своих чувствах Дмитрий не уставал напоминать супруге, всякий раз подчеркивая её бесчисленные достоинства.
— Если бы тебя не было, мне надо было тебя просто придумать, – как-то сказал Серковский Людмиле. – Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю.
— Дима, даже не представляешь, насколько это взаимно, – отвечала Людмила. – Чем больше времени проходит, тем больше убеждаюсь: ты – лучший муж на свете.
Дмитрия Людмила любила совершенно искренне, начисто стерев из своей памяти все плохое и горькое, что было между ними в прошлом. Находясь рядом с возлюбленной, Серковский тоже начал забывать весь тот ужас, который ему пришлось пережить в прошлом, но который с навязчивой настойчивостью вновь напомнил о себе.
Очередная встреча Германа с «Атаманом» проходила в одном из фешенебельных московских ресторанов, расположенных на Бульварном кольце. Обоим было что обсудить. У обоих были определенные планы, главным инициатором которых являлся Сапранов.
— Герман, а что делать с мальчишкой? – спросил Атаманов.
— Что делать с мальчишкой? – переспросил Герман Федорович. - Родя, что хочешь! Если он вообще не вернется домой, буду тебе очень признателен.
К людям, которые без ума от детей, Герман Федорович себя не относил, а поэтому заботиться о чужом, кроме того, больном ребенке в его планы не входило. Главным было – вернуть беглянку обратно, а для достижения этой цели Сапранов ни за какой ценой стоять не собирался.
До поры, до времени Герман Сапранов не считал нужным кого-либо посвящать в свои планы. Однако задуманное им невозможно было долго скрывать.
Каким образом вынашиваемые планы стали известны Ромодановскому, осталось загадкой, но Владимир Борисович был от них не в восторге, о чем поспешил сообщить своему партнеру.
—Герман, это – уголовщина чистой воды! – негодовал Ромодановский. – Ты хоть сам понимаешь, куда сам пытаешься влезть и куда тянешь за собой меня?
— Володя, ты-то тут причем!?! О тебе, по-моему, речи вообще не идет.
— Пока не идет. Но вот когда тебя возьмут за жабры, очень даже пойдет.
— Слушай, а почему ты так уверен, что меня должны взять за жабры?
— Да, потому что по-другому и быть не может! Ты хоть знаешь, кто брат твоей сбежавшей невесты? Твой заклятый враг – Дмитрий Серковский. Неужели ты думаешь, что он будет сидеть и смотреть, как ты пытаешься испортить жизнь его сестре?
Полученная информация еще больше распалила Германа. Наверно, больше Дмитрия он ненавидел только свою племянницу – Людмилу. Уже больше года прошло с тех пор, как эти люди встали Герману Федоровичу поперек горла, и подобному положению вещей в скором времени должен был быть положен конец.
Совершенно не там видел для себя опасность Владимир Борисович. Одна из ключевых ролей в том, что задумал Герман, отводилась не ему, а его сыну – Роману. Причем, отведенная роль, по определению, не могла быть завидной.
— Хочешь стать очень богатым человеком? – спросил Герман Романа во время одной из встреч.
— Герман Федорович, ну, а кто не хочет-то? У вас есть какие-то идеи на этот счет?
— Слушай, за короткое время я могу сделать тебя очень богатым человеком. Правда, для этого тебе придется выполнить два моих условия.
— Какие условия?
— Во-первых, ты должен оставить в покое мою дочь.
В ответ на недоуменный взгляд Романа Герман Федорович добавил:
— Ром, мы ведь все знаем: с Эллкой ты связался не из-за большой и чистой любви, а чтобы обеспечить себе достойное место под солнцем. Это место под солнцем я тебе могу обеспечить и без всяких твоих ухищрений.
— Ну, а какое же второе условие, Герман Федорович? – спросил Роман.
— Ты не должен сводить глаз с моей бывшей невесты!
Услышав эти слова, Роман заметно замешкался. Слишком непонятными были для него слова потенциального тестя. С минуту Рома стоял молча, широко раскрыв рот, не проронив и слова.
— Ну, что ты на меня смотришь, будто я неясно выразился? – спросил Герман Федорович. – Уже все знают, что Ленку глазами просверлил. Ну, так переведи свой интерес к ней в, так сказать, практическую плоскость.
Предложение Германа Федоровича для Романа было сколько неожиданным, столько и не совсем понятным. Получалось, Герман Федорович предлагал следить за его же невестой, хотя, скорее всего, сам он прекрасно знал об истинном отношении к Лене самого своего потенциального зятя.
— Времени у тебя будет не так много, – продолжил Сапранов. – Где-то месяц Ленка должна находиться в твоем постоянном поле зрения. Про неё я должен знать все: где живет, как живет, в какие магазины ходит, что в них покупает. В общем, обо всем об этом у меня должен быть максимум информации.
Роман послушно качнул головой.
— Да, и самое главное: не спускай глаз с её младшего брата, – продолжил Герман. – Мальчишка болен, а поэтому Ленка его от себя не отпускает. Ты уж постарайся разузнать о нем все, что только можно.
— Герман Федорович, но пацан-то тут причем? – спросил Рома.
— Пацан, дорогой ты мой, ключевая фигура в том, что я хочу сделать.
В устах Германа Федоровича эти слова звучали, конечно, загадочно, но Роману было не до выяснения подробностей. Обещанный ему куш застил глаза, и для его получения банкирский сынок готов был пойти на все, что угодно.
— Думаю, тебе ничего не надо говорить про осторожность? – спросил Романа Герман Федорович. – Смотри, никто не должен и носа подточить.
Тем же вечером это предупреждение Германа было нарушено, когда Владимир Борисович узнал о планах своего партнера. Сапранова Ромодановский знал, как облупленного, и поэтому хорошо понимал: то, куда он хочет втянуть его сына, не может сулить ничего хорошего.
— Ты куда захотел Ромку втянуть!?! – кричал в телефонную трубку Владимир Борисович. – Герман, я ведь тебя хорошо знаю. Ты же мастер всякие фортеля выкидывать! Что на этот раз задумал?
— Володя, да, ничего я не задумывал. Просто твоему сыну уже давно пора за ум браться. Вот я и подумал: пусть хоть раз что-нибудь толковое сделает. Ни от него, ни от тебя не убудет, а барыши, если он все правильно сделает, будут весьма немаленькие.
Был в семье Владимира Борисовича еще один человек, которого все, что происходило с Романом, живо интересовало. На своего пасынка Самоцветова уже давно перестала смотреть только как на сына своего супруга. Вся жизнь Романа вызывала у Зои Дмитриевны неподдельный интерес, особенно когда дело касалось взаимоотношений с семейством Сапрановых.
— Не доведут эти люди тебя до добра, – часто говорила пасынку Зоя Дмитриевна. – Уж, поверь: я знаю, что говорю. Этот Герман Сапранов мне хорошо знаком, и, смею тебя заверить, ничего хорошего от него ждать не приходится.
С Германом Сапрановым Зоя Самоцветова действительно была знакома не понаслышке, и мнение о себе этот человек у неё оставил самое нелестное. Лучшая подруга Ирина Френкель на себе познала весь ужас совместного сосуществования с господином Сапрановым.
— Этот аллигатор раскусит тебя пополам и даже не поперхнется, – говорила Самоцветова Роману. – Ты бы лучше выбирал людей, с которыми связываешься.
— Зоя, давай, с кем мне связываться, я как-нибудь сам разберусь.
— Ну, как хочешь! Только потом не говори, что тебя не предупреждали.
О планах, вынашиваемых Германом, очень быстро стало известно его бывшей жене, что стало темой для пересудов между ней и Зоей Самоцветовой.
— Господи! Да, когда ж этот Сапранов успокоиться!?! – удивлялась Ирина Львовна. – Мало ему было меня до нитки обобрать. Теперь за эту малолетку принялся.
— Да, Ирка. Душа твоего Германа действительно потемки, – констатировала факт Самоцветова. – Хотя я тебе говорила: не тот человек Сапранов, которому можно довериться.
— Зой, но кто ж мог знать, что все так обернется? Ты же помнишь: Герман – сама галантность был.
Не могли знать ни Ирина Львовна, ни Зоя Дмитриевна, что планы Германа Сапранова вошли завершающую стадию своей реализации.
Очередная встреча Германа Федоровича с «Атаманом» проходила одном из московских ресторанов, расположенных на Чистых прудах. Обстановка заведения располагала к неспешной беседе, во время которой Сапранов конкретно изложил, что же ему нужно от Родиона Венедиктовича.
— Твои люди на таких вещах не собаку, а стаю собак съели, – говорил Герман Федорович «Атаману». – Поэтому, сам понимаешь, обратиться с такими вопросами мне больше не к кому.
— Да, но почему ты об этом в «Цитадели» никого не попросишь? – спросил Атаманов. – В конце концов, это – твоя вотчина. Там ведь все должны по первому твоему требованию выполнять.
— Ой, Родя! – махнул рукой Герман. – Ты что, Регину не знаешь? Она же скорее удавится прежде, чем для меня что-то сделает.
С Региной Робертовной «Атаман» был знаком достаточно неплохо, и хорошо понимал: никаких игр за своей спиной этот человек не потерпит.
— Герман, а ты «Артемону» об этих своих планах ничего не говорил? – вдруг спросил Родион Венедиктович. – Все ведь знают, что Регина его сюда соглядатаем за тобой поставила. Не боишься, что в Краснодар начнет поступать лишняя информация?
— Слушай, «Артемон» знает только то, что ему положено знать. За границы дозволенного ему выйти никто никогда не разрешит.
Ох, как недооценивал Герман Федорович возможности одного из своих подельников! Игорь Макарович всегда был в курсе того, что происходило около Германа Сапранова, и все, что ему удавалось узнать, сразу же становилось известно в «Цитадели».
— Интересно, что «Черному принцу» от этих Брянских понадобилось? – интересовался «Гроссмейстер». – Знает же, что отношения с этими людьми у нас не на высоте. Зачем же еще подливать масла в огонь?
— На эти вопросы может ответить только сам «Черный принц», – произнесла Регина Робертовна. – Ясно одно: за нашей спиной он ведет какую-то свою игру, которая, вполне возможно, нанесет удар по всей организации.
Никакой игры ни за чьей спиной Герман Федорович ввести не собирался, а просто хотел решить свои, сугубо личные проблемы, для чего и счел необходимым использование Брянских группировок.
— Не доведут эти люди тебя до добра, – предупреждал Германа Владимир Борисович. – У этого твоего Атаманова, прям, на лбу ходки три так и нарисованы.
— Ой, Володя, с каких это пор тебя стали беспокоить вопросы морали? Помнится, когда стоял вопрос об устранении Черкасовых, ты молчал в тряпочку.
— Ты одно с другим не путай! Черкасовы тогда представляли для нас реальную опасность. Их устранение было объективной необходимостью. Сейчас-то что за нужда связываться с уголовниками?
— Володя, если ты еще не понял, «Континент» уплыл у меня из-под носа. Невеста сбежала к этому недоноску. Ты что, не видишь в этом реальной опасности?
— Какую еще опасность я должен разглядеть?
— Вова, работа твоего банка, между прочим, целиком зависит от благополучия моего бизнеса, который я потерял из-за происков моих врагов. Если рушится моя экономическая империя, она автоматически хоронит под своими обломками и твою финансовую. Тебя что, такой вариант устраивает?
Ромодановский отрицательно помотал головой.
— Поэтому я должен сделать все, чтобы предотвратить подобное развитие событий, – продолжил Герман. – Сам понимаешь, цель, мною поставленная, оправдывает любые средства, а поэтому в ближайшее время тебе следует ожидать, скажем так, нетривиальных новостей.
— Что же это за нетривиальные новости? Герман, ты меня пугаешь.
Для того, чтобы бояться, у Владимира Борисовича действительно были все основания. Германа он знал очень хорошо, и очень хорошо понимал: ради достижения своих целей этот человек не остановится ни перед чем. Примеров этого всегда хватало, и последний случай отнюдь не обещал быть исключением.
— Герман, наверняка, то, что ты задумал, вступает в противоречие с законом, – сказал Ромодановский. – Не боишься ходить по краю?
— Ой, Володя! Чего мне бояться-то!?! Всю грязную работу выполнят Брянские братки, а чистую – твой сын.
Все попытки Владимира Борисовича отговорить Романа от возложенной на него миссии были обречены на провал.
— Ты хоть сам-то понимаешь, насколько все это может быть опасно? – спрашивал отец сына. – Германа я знаю уже не первый год, и могу со стопроцентной уверенностью сказать: какие-либо дела с этим человеком вести слишком опасно. В любой момент от него можно ожидать любых подстав.
— Папа, а что ж ты тогда так настойчиво толкал меня в объятия его дочери? Сам ведь мне все уши прожужжал, насколько выгоден для нашей семьи мой брак с Эллой.
— Да, пойми ты, наконец: Эллка – это наша подушка безопасности. Если она выйдет за тебя замуж, Герман нам, по определению, ничего сделать не сможет.
Сама Элла уже давно перестала быть девушкой, сколько-нибудь привлекательной для Романа. Её он воспринимал исключительно в качестве обязательства, данного отцу, и от которого сам он хотел бы поскорее освободиться.
Что щелкнуло в голове у Романа, когда он впервые увидел невесту своего потенциального тестя, сказать трудно, но с тех пор Лена настолько прочно вошла в его сознание, что думать о чем-то другом Рома был уже просто не в состоянии.
Разительные перемены в своем пасынке первой заметила его мачеха. С Зоей Самоцветовой Романа уже давно связывали отношения, выходящие далеко за рамки просто родственных.
— Не знала, что ты у нас интересуешься простушками. – Сказала Роману Зоя Дмитриевна. – Знаешь, Ром, я была о тебе более высокого мнения.
— Зой, а давай ты свое мнение оставишь при себе, – одернул мачеху Роман. – Сама-то ты человеком, исповедующим высокие принципы морали, у нас не являешься. Поэтому не тебе судить о других.
На первый взгляд, задание, которое Герман дал Роме, не отличалось повышенной сложностью.
— Мне нужно, чтобы ты создал фирму-однодневку, зарегистрированную на какое-нибудь подставное лицо, – сказал Герман Роману.
— Что за однодневка-то?
— Название фирмы, размер уставного фонда не имеют абсолютно никакого значения. Главное, вид деятельности. Эта инвестиционная фирма должна заниматься скупкой ценных бумаг. У тебя есть человек, на которого эту контору можно было бы зарегистрировать?
— Пожалуй, найдется. Имеется у меня в загашнике один субъект, с которым вполне можно будет по этому поводу договориться. Правда, до денег этот субъектик очень охоч. Может за свои услуги такую цену заломить, что не обрадуешься.
— Передай: отстегнем столько, сколько понадобится, – сказал Сапранов. – Главное, чтобы он тщательно держал язык за зубами.
Григорий Евсеев – сокурсник Антона Маркова идеально подходил на роль подставного лица. Постоянно стесненный в денежных средствах, он с невероятным воодушевлением воспринял то, что предложил ему Рома Ромодановский.
— Тебе ведь, собственно, ничего делать и не придется – говорил Евсееву Роман. – Просто денька три побудешь директором одной шарашкиной конторы, а потом возьмешь бабки, и будешь в шоколаде.
— Надеюсь, менты приставать не начнут? – спросил Евсеев.
— Вот за это тебе точно беспокоиться не стоит. У того, кто заказывает эту «музыку», и в ментуре, и в прокуратуре, и кое-где повыше... везде все схвачено.
Несомненно, Рома Ромодановский знал, о чем говорил, но даже он не мог представить, как далеко может зайти Герман ради достижения своих целей.
Очередная встреча Германа с Родионом Венедиктовичем Атамановым на этот раз проходила непосредственно в особняке Сапрановых.
— Надеюсь, у тебя все готово? – спросил «Атамана» Герман.
— Да, конечно. Ждем только твоей отмашки.
Герман взял лежавший на столе мобильник, набрал нужную комбинацию цифр и, услышав в трубке знакомый голос, произнес:
— Слушай, надо, чтобы ты, максимум, через полчаса был у меня.
Как лист перед травой, в назначенное время Рома Ромодановский предстал пред ясные очи Германа Федоровича и «Атамана».
— Я тебя просил, чтобы ты навел максимум справок о моей сбежавшей невесте, – сказал Сапранов. – Каковы результаты?
Рассказ Романа изобиловал подробностями. Как оказалось, Рома был достаточно неплохо осведомлен о личной жизни Лены.
— Да, она, вон, в парке с утра до вечера со своим спинагрызом сидит, – сказал он Герману. – Мальчишка, как мне сказали, особо не жилец. Так она с него все пылинки сдувает.
— Посмотри ж ты, как все складно для нас вырисовывается! – воскликнул Герман. – Рыбка-то сама на крючок идет. Представляешь, Родя, насколько для твоих людей задача облегчается?
Обескураженный Роман удивленно смотрел на Германа и его гостя, и, в принципе, не мог понять, о чем идет речь.
— О чем вообще идет речь? – спросил он.
— Вот о чем идет речь – это уже совершенно не твоего ума дело, – ответил Герман. – Данное тебе задание ты выполнил, а все остальное тебя вообще не должно волновать.
Не тем человеком был Рома, чтобы оставаться в стороне от происходящих событий. Тем более, если речь шла о Лене – девушке, к которой Роман, по определению, не мог быть равнодушен.
Сама Лена вместе со своим мужем Антоном и младшим братишкой Алёшей находилась в предвкушении предстоящей поездки на море. К путешествию, в принципе, все было готово. Оставалось лишь сделать несколько незначительных, но от этого не менее приятных, покупок, чем Лена с Алёшей и собирались заняться в тот день.
— Лен, панамку не забыли? – спрашивала сестру заботливая Людмила.
С тех пор, как Людмила с Леной обрели друг друга, трудно было определить, кем они приходятся – родными сестрами или мамой или дочкой. За младшую сестру Людмила переживала безмерно, и не было таких жертв, которых она не могла бы принести ради Лены.
В равной степени любовь Людмилы распространялась и на младшего братишку Лены Алёшу. Собственно, из-за этого ребенка Людмиле пришлось заставить себя полюбить того, кто, по её мнению, заслуживал этого меньше всего на свете.
Домой Лена вернулась достаточно быстро. Пришла одна, без Алёши, с заплаканным лицом. Рыдания многократно усилились, как только Лена переступила порог квартиры. Выбежавший навстречу жене Антон сразу понял: произошло что-то из ряда вон выходящее, что-то такое, о чем лучше было даже не думать.
— Леночка, ангелочек, что случилось? – второпях спрашивал он.
— Алёшенька пропал, – сквозь слезы ответствовала Лена.
— Как пропал!?! Куда пропал!?! – посыпались вопросы от Людмилы.
На какую-либо адекватную реакцию Лены в этот момент нельзя было рассчитывать. Все, что она говорила, было сбивчиво, запутанно, лишено какого-либо смысла.
— Мы гуляли с ним вот здесь… во дворе, – проглатывая слова, рассказывала Лена. – Вдруг подъехала какая-то машина. Из машины вышла какая-то женщина. Она схватила Алёшеньку, затолкала его в машину, и они куда-то уехали.
Рассказ Лены начисто был лишен какой-либо логики. Все, что она говорила, казалось неестественным, вне рамок реальности, лишенным вообще какого-либо смысла.
Некоторую ясность в ход произошедших событий внесло появление Дмитрия.
— Никто не звонил? – спросил он растерянную Людмилу.
На светящемся дисплее его мобильника горело весьма красноречивое сообщение:
Цена жизни ребенка – 100 000 000 долларов.
Тут же раздался телефонный звонок.
Взявшая трубку Лена услышала глухой, грубый, мужской голос:
— Дорогуша, младший братик интересует? Если хочешь в целости и сохранности назад получить его, а не только его голову, выполняй все требования, которые будут поступать тебе на трубу.
Слова были исчерпывающие, и что-то им возразить не представлялось никакой возможности.