Под созвездием Рака
Я родился в середине июля, под созвездием Рака. Поэтому моя стихия – вода. Люблю всё, что с ней связано, водные пространства, любые водоёмы, подводный мир, рыбную ловлю, подводную охоту, аквариум… И друзья мои разделяют со мной эту мою любовь.
Мне в жизни страшно повезло с друзьями. Они могли бы составить энциклопедию человеческих душ, с ними всегда нескучно, интересно общаться, независимо от результата общения. О каждом из них я мог бы написать по роману (а может, и напишу), но здесь коснусь, именно коснусь, своих отношений только с одним из них, Юрой.
Итак, приступим.
На буксире
Жара стояла несусветная. Но, как бы ни старалось солнце воспламенить растрескавшуюся землю, та лишь раскалялась на открытых местах, источая полынный запах иссохшегося опушения. Берег реки, как, впрочем, и берег любого другого водоёма, в жару – спасение для всего живого. Начинался сентябрь, но на прибрежных деревьях не было заметно ни одного пожелтевшего листочка.
Наш лагерь – три выгоревших палатки – располагался в кустарнике, поднявшемся на песке в нескольких метрах от берега Ахтубы, круто спускавшегося к воде.
Нас было трое в этом очередном осеннем отрыве от работы, от домов, от Москвы…
Я – инженер оборонно-космического «почтового ящика» с десятилетним стажем, мой старый друг Юра – грузноватый потомственный милиционер-аппаратчик аналитического плана и мой коллега Саша.
Начиналась Перестройка, период безвременья и хаоса, и работы из нас троих прибавлялось только у Юры: к власти и деньгам, прикрывшись лозунгами о демократических свободах, распихивая всех локтями, рвались алчные оголтелые подонки. Юра очень редко и неохотно говорил о своей работе. Но однажды он сказал мне, что воровство в стране началось по-крупному. И если, расследуя какое-либо солидное дело, дёрнуть за ниточку, посыплются все, вплоть до самого «верха», а значит, трогать эти клубки всерьёз в принципе невозможно, и вся работа идёт «под сукно».
Но сукно сукном. Не в том – дело. Мне думается, важно, что именно уходит под сукно, насколько весом и отработан материал, чтобы, будучи когда-либо применён, возымел достойное действие. Юра – человек азартный, в юности – боксёр, хватка у него бульдожья. Если за что-то возьмётся, не оторвёшь, пока сам не отцепится. Это качество сродни охотничьему инстинкту, довольно часто встречающемуся у мужчин. Обладающие этим качеством, как правило, – настоящие крепкие мужики или, говоря интеллигентно, – просто мужчины. Правда, справедливости ради, отмечу, что и среди женщин попадаются генетические наследницы Дианы, и в моём дружеском окружении есть не одна таковая.
Наша команда сплотилась именно на этом качестве. Мы – не пляжники, а охотники, удовлетворяющие свой азарт ловлей не пескарей и плотвичек. Нам подавай настоящую дичь, соперника, поднимающего в крови адреналин, наркотик, без которого мы жить не в состоянии. И никакие разговоры о любви к животным, которых мы всё-таки безумно любим, нашу страсть искоренить не смогут. Да простит нас Господь!
Как только солнце начинало клониться к верхушкам прибрежных деревьев, часов около пяти вечера, в лагере нас было не удержать – все тянулись ловить сазанов.
Юра, как всегда, прихватив два мощных спиннинговых удилища, пешком отправился на площадку, вытоптанную на склоне крутого берега.
Саша уплыл на лодке вверх по течению.
А я, ненадолго задержавшись, грёб на своей надувной лодочке, предполагая попробовать пристроиться к нависавшему над самой поверхностью воды стволу дерева, готового вот-вот рухнуть в водную стремнину. Ветви его уходили под воду, отгораживая суводь, всегда привлекающую рыбу.
Я изо всех сил выгребал против течения, одолевая упорство реки, когда вдруг услышал отчётливый негромкий оклик:
– Серёга, можешь подплыть ко мне?
Тут я заметил на берегу Юру, двумя руками сжимающего рукоять
изогнутого дугой удилища. Он нервно курил, порывисто затягиваясь, и время от времени, освобождая на миг одну из рук, что-то клал в рот, доставая из кармана рубашки. Как позже оказалось, это были таблетки клофелина. Когда Юра сильно волновался, у него шалило давление, но на это он никогда и никому не жаловался.
– Совсем нервы сдают, – сказал он мне, когда я приблизился к берегу, – Вот уж минут двадцать вожу, два раза этот гад пузыри пускал, а подниматься со дна не хочет.
Это было странно. Обычно севший на крючок сазан начинал стравливать воздух из пузыря (подобным образом действует при погружении и подводная лодка), только когда выбивался из сил. В том и состоит искусство вываживания этой могучей рыбы – утомляя, тянуть её вполсилы, отпуская леску при мощных рывках, и, когда измотанная рыбина выпустит воздух, смелее начинать подтягивать её к берегу, норовя подхватить в подсачек. Тогда сюрпризов уже, как правило, не бывает. Но – здесь! Может, это был сом? Или – «краснуха» (так волжане именуют осетровых)?!
– На червя? – спросил я, перехватывая удилище в свои руки.
– На ракушку.
Любая из названных рыб охотно брала на перловицу. Именно этот вид моллюска мы доставали из реки для ловли. Лужанка слишком нежна, плохо держится на крючке, а мидии не нацепишь.
Как только удилище оказалось в моих руках, лодчонка стремительно рванулась от берега, поднимая водяной бурун, едва не перехлёстывавший надутый борт. Пользуясь тем, что резкие рывки рыбы теперь смягчались не только удилищем, но и лодкой, я сразу же стал изо всех сил сматывать леску на катушку. Это удавалось с огромным трудом.
Рыбы, как и люди, бывают очень разными. Утверждать, что у животных нет разума, а тем более – души, может только человек, очень далёкий от живой природы, независимо от того, насколько он образован. У каждой рыбы – свой характер, своя манера поведения. И на крючке разные рыбы, даже в пределах одного вида, ведут себя по-разному. Порой небольшой жерех, героически сражаясь за жизнь, ломает спиннинг внезапным рывком, а крупного вытаскиваешь, как лапоть. Иной сазан быстро сдаётся, позволяя рыболову «взять» себя без подсачека, подхватив большим пальцем под жаберную крышку. Но с этим «зверем» всё было иначе. Эта рыба явно не была фаталистом. На крючке сидел соперник, равный мне или Юре по своим достоинствам, ценивший жизнь и свободу и готовый отдать за них все силы. Не хотел бы я оказаться на его месте, но в условно подобной ситуации я веду себя так же. Поэтому для меня поведение рыбы было предсказуемым, и это было моим козырем в роковой для неё игре. С другой стороны, у рыбы всегда есть козыри психологического плана, ведь она борется за жизнь.
Сначала рыба, как ей и положено в таких случаях, рванулась к фарватеру реки, забирая против течения. Но, по мере того, как «буксировочный трос» в результате моих усилий становился всё короче и короче, рыба всё больше принималась рыскать в различных направлениях, порой описывая круги возле лодки.
Это было хорошим признаком: значит, я оторвал-таки её ото дна, и вероятность зацепа за какое-либо препятствие резко уменьшилась. Было это результатом моей работы или просто росла глубина реки, сказать трудно. И поведение рыбы на крючке изменилось. Прежде она искала любой возможности зацепиться за корягу, топляк или камень, но теперь, будучи оторванной ото дна, могла лишь, сэкономив немного сил, совершить очередной рывок в глубину или в сторону, в который раз испытав на прочность моё мастерство и Юрину снасть.
Между тем, из-за хаотичности движения рыбы и лодки, нас понемногу стало
сносить течение вниз по реке. Лодку вынесло на середину огромного омута со множеством воронок водоворотов, в которых вода крутила различный хлам – бутылки, доски, ящики… Приходилось лавировать между ними, чтобы не зацепиться леской и не пропороть лодку. На фарватере глубина омута достигала почти тридцати метров, но я знал, как омут закоряжен в направлении нашего, крутого, берега. И если бы рыба направилась туда, мне было бы «весело»! Но это была не главная беда. Впереди, ниже по течению, в широкой горловине, замыкающей омут, была устроена паромная переправа, действовавшая во время полевых работ. Кроме натянутых стальных тросов, колко разлохмаченных от долгой эксплуатации, сразу за ней торчала притопленная, частично заиленная баржа, видимо когда-то служившая паромом.
Я потянул ещё сильнее. Рыба, измотанная получасовым сопротивлением,
наконец, нехотя подалась, и я увидел сквозь толщу воды её силуэт: значит, ещё немного – и мне удастся подхватить её подсачеком, благо мой самодельный подсачек, был таких размеров, что, будь на то желание, мог бы вместить даже крупного человека. Снасть была моей гордостью: я собственноручно смастерил её из дуг подъёмника и картофельных сеток, в коих не было недостатка: при «совке’» личный состав научных институтов, за исключением начальников, частенько посылался на уборку урожая.
Спустя несколько дней подсачек у меня украли, когда я оставил его на крутом берегу. В продаже тогда ничего подобного не было.
– Серёга, - крикнул с берега следивший за мной Юра, - Не видно, кто это?
– Сом, - категорично прокричал я в ответ, – Сазан так сопротивляться не может.
Но спустя несколько минут мне удалось выбрать ещё несколько витков лески, и под поверхностью воды показался роскошный тёмно-красный хвостовой плавник! Неужели всё-таки – сазан!
Я приподнял рыбу к самой поверхности – и тут увидел, в чём причина неистового сопротивления: рыбина «сидела» на двух крючках – нижний, ближайший к грузилу, был «правильно» зацеплен за губу, а верхний вонзился в анальное отверстие, в результате чего я тащил сазана задом наперёд. Более сложный случай придумать было тяжело, ведь направить рыбу в сачок в такой ситуации было просто невозможно: она легко шарахалась в сторону, едва завидев подсачек в воде.
Рыба выпустила порцию воздушных пузырьков, лопнувших на поверхности воды. Значит, только теперь сазан начал ощущать усталость, а прежние пузыри у берега поднимались рыбой со дна, из донного ила. Тем не менее, рыба и не собиралась сдаваться.
Что же делать? Вот уж почти час я возился со своим «буксиром». Руки немели, затекали мышцы спины, а результата не было.
И тут меня осенило: нужно было любой ценой подобраться к берегу, благо за переправой он становился пологим и песчаным. В лодке была намотанная на рогульку верёвка, ухватившись за которую кому-нибудь можно было бы попытаться вплавь оттащить лодку к удобному месту на берегу.
Я сообщил о своём решении Юре.
Освободив на время правую руку, я размотал верёвку и изо всех сил бросил рогульку в направлении берега. Юра не раздумывая плюхнулся в воду, успев только сбросить на берегу кеды. Река взволновалась под его могучим грузным телом. Подплыв к палке, Юра схватил её по-собачьи зубами и что есть сил стал грести к берегу. Как только под его ногами нащупалось дно, он перехватил верёвку в руки и стал медленно, но упорно подтягивать лодку к себе, одновременно выбираясь из воды.
Вскоре лодка оказалась на мели, а Юра и подоспевший Саша наперебой стали засыпать меня советами.
Тут я заметил, что верхний крючок отцепился от рыбы. Теперь сазан сидел на снасти «классически», и если бы я сошёл с лодки, тот же Юра смог бы достаточно легко подхватить её подсачеком.
Но не всё – так просто. Надо знать Юру, этого импульсивного гиганта, мгновенно принимающего решения, не раздумывая о рисках, опасностях и последствиях. Однажды (это было спустя несколько лет) кулак набравшегося на жаре «до чётриков» Юры со свистом скользнул по моему подбородку, когда в ответ на его просьбу дать ключи от машины, которую мне доверила фирма, где я тогда работал, – чтобы вытащить завязшую в зыбучем песке свою, он был послан на три мужские буквы. Только моя борода сбила боксёрский прицел.
Юра страстно хотел сам «взять» рыбину, которую ему посчастливилось подсечь, и действовал, как зверь: когда сазан при очередном маневре оказался вблизи от берега, «медведь» с громким рыком бросился в воду – и через миг я ощутил, что леска провисла.
Рыбы на снасти не было!
У меня сердце «оборвалось»: неужели из-за невыдержанности Юриных нервов изнурительная часовая борьба закончилась ничем?!
Но через несколько секунд замершая было в воде звериная туша перевернулась на спину – и мы увидели, что Юра сжимает речного монстра всеми четырьмя конечностями. Пальцы Юриных рук вошли под жаберные крышки рыбы, а ноги обвились вокруг трепыхающегося мощного хвоста.
Общими усилиями нам удалось перевалить огромнейшего реликта на берег.
Ликованию нашему не было границ.
Воистину, Юра доказал, что в жизни всегда есть место для хотя бы маленького подвига.
Напоследок
Прошёл год или два.
Мы вдвоём с Юрой рыбачили на нашем излюбленном месте берега Ахтубы.
Дело было в конце июля. Рыбы в реке, а значит, и в наших садках, тогда ещё вполне хватало.
Наступил последний день отдыха, день сборов, день отъезда. Но азарт истинного рыболова неистощим и неукротим. Ловишь, пока есть хоть малейшая возможность, пытаясь «надышаться перед смертью».
Тогда о собственном транспорте мы ещё мечтать не могли. За нами должен был заехать на грузовике наш старый добрый приятель из Харабалей, Юрий Галкин, один из редких в тех местах умельцев рыбной ловли. В то время он обслуживал радиостанции окрестных колхозов. Но знаменит был, прежде всего, непревзойдённым умением ловить сомов на «квок». Квок или ботало – инструмент особенный. Ловец резко погружает его в воду таким образом, что в толще воды распространяется звук лягушечьего кваканья. Чтобы его выстрогать, необходимы колоссальный опыт, талант и «тонкие» руки. И у Галкина этот набор был. Однажды наш приятель так расквочил реку, что после его отъезда сомы оборвали все наши снасти. У Галкина был даже своеобразный бизнес: поймает сомика килограммов на двадцать пять-тридцать и обменяет его на двух индоуток. Жена бывала довольна. А какие сомовьи балыки он делал! От белужьих не отличишь!
Галкин, выходя на сомовью охоту на своей старенькой надувной «джонке», никогда не брал ни багра, ни подсачека. Подведя сома к борту лодки, он рукой подхватывал скользкого зверя под грудные плавники или под жабры и переваливал в лодку. Но однажды сом, атакуя лягушку, зацепился за крючок хвостом. И, как ни старался опытный рыбак подхватить добычу, покрытое толстым слоем слизи извивающееся тело выскальзывало из рук. Галкин, живописно артикулируя, описывал дальнейшее так: «Держа удочку двумя руками над головой, я приподнял сома повыше и – хап зубами за «махалку»! Наклонился назад – и перевалил его в лодку. А слизь-то горькая, как хина. «Пасть» горит. Я черпаю воду из реки, полощу рот, а липкие сопли не смываются… Потом три дня плевался».
Любовь к серьёзной рыбалке да ещё страстная тяга к дармовой выпивке и сделали Галкина нашим добрым приятелем. Впоследствии он «скурвился», стал даже для старых друзей «бизнесменом от рыбалки», требовал за своё пребывание с нами на берегу по тысяче рублей в день (это в те-то времена!) и стал нам просто не интересен. Хотя многие готовы платить за его общество – куда больше.
Галкин обещал приехать после обеда, часа в два-три, чтобы мы могли успеть «оттянуться» напоследок в посёлке с помощью чего-либо «плодово-выгодного» или любимого моим другом «Абрикотина» и в «хорошо поддатом» состоянии загрузиться на ночной поезд. По счастью, соседка Галкина работала в билетной кассе вокзала, и плацкартные места были нам гарантированы.
С утра мы попытались поймать живцов, чтобы к отъезду наловить свежих судаков, а если посчастливится, зацепить и «постатейную» стерлядку. В розовато-бежевой красавице на трёшник меленькой антрацитовой икры уже к середине лета извлекалось – с добрый стакан. Но с краснухой по займищу не поедешь: наскочишь на незнакомого ВКУРа (ВКУРО – Волжско-Каспийское Управление РыбоОхраны) – не откупишься, оставит не только без рыбы и снастей, но и без последних штанов.
Излазали с подъёмником весь берег, но, как назло, малёк куда-то разбежался. Только в одной ямке удалось подцепить редкого для тех мест обитателя – маленького ерша. Но какой из ерша живец! Если была бы уклейка, верховка или хотя бы густёрка! Хотя, сказать по правде, самого крупного в своей практике сома мне удалось поймать на щурёнка.
Но да куда деваться! Юра нацепил на крючок донной снасти ерша и закинул, как всегда в ответственных случаях: размахнулся со всего плеча, чтобы бросить подальше, а тормозная трещотка на разболтанной катушке соскочила. Катушка издала визжащий звук, и грузило, а с ним и злополучный ершишка на поводке, бухнулось в воду метрах в двадцати пяти от берега. Но перекидывать – значит погубить и без того неважного живца: второго удара о воду живец может не выдержать.
Укрепив спиннинг на рогульки, мы занялись сборами.
Вынеся вещи из палаток, мы туго набивали ими рюкзаки, складывали оставшиеся без надобности снасти… Мы так увлеклись сборами, что про поставленную донку и думать забыли, тем более что надежды на неё не было. Но очень скоро закидушка напомнила о себе: с берега раздался хорошо знакомый визжащий треск катушки.
Пока я отцеплял от кустов подсачек, Юра успел скатиться к дёргавшемуся спиннингу и рванул его с рогулек, пытаясь укротить разматывавшуюся катушку. Но не тут-то было. Прочная леска продолжала с катушки уходить в воду, а Юра только корчил рожи, судорожно дыша. Рыба рвала так сильно, что удилище в его руках то и дело выпрямлялось в одну линию с леской.
– Юра, – сказал я, – Выгибай спиннинг, порвёт!
– Ты думаешь, я не стараюсь?! – возмущённо ответил Юра,
По всему, это была самая крупная рыба сезона. Скорее всего – сом. Пудовые сазаны давались – куда легче!
Только бы леска выдержала! Рыбина рвалась в глубину, а Юра ладонью тормозил барабан катушки, прижимая его всё сильнее. Его усилия не прошли даром: рыба потихоньку начинала разворачиваться против течения. Тут Юра не сплоховал. Теперь не требовалось больших усилий, чтобы отклонить махину от курса, и друг мой стал быстро сматывать леску на барабан. Но, сделав несколько оборотов, снова зажал катушку ладонью. Зачем?!
Тем не менее, рыба развернулась и стремительно рванулась вниз по течению, описывая большую дугу. И это было неплохо, ведь чуть ниже по течению, перед бывшей паромной переправой, находился небольшой мелководный песчаный залив. И если бы удалось подтянуть рыбину туда, на мели развернув её носом к берегу, каждое движение рыбы на натянутой леске работало бы против неё. Тут главное – не дать рыбе развернуться снова к реке, держа в постоянном напряжении упругое удилище, амортизирующее рывки. Правда, обстоятельства осложнялись огромной коряжиной, опутанной обрывками лески и верёвки. Она торчала метрах в десяти от берега, посередине между Юрой и переправой. Но, так как рыба шла на большом удалении, можно было скорректировать траекторию её подхода к берегу, регулируя спуск лески с катушки. Леску требовалось провести над корягой, для чего было необходимо забраться повыше на кручу или войти в воду, что, впрочем, могло таить неприятности. Затем нужно было максимально быстро выбирать леску на барабан, и, перебравшись левее, отступать назад, на пологий берег. А там, по возможности, я должен был бы либо попытаться подхватить рыбу, потерявшую свободу перемещения, в подсачек, либо, обступив её ногами, перевалить кверху брюхом и за жаберные крышки выволочь на берег. Перевёрнутый вверх тормашками сом обычно перестаёт сопротивляться, это я уже не раз проходил на практике. А вот с белугой такой номер бы не прошёл: шипы осетровых рыб травмируют руки и ноги неосторожного рыбака до костей, а ссадины потом заживают очень неохотно. Тут нужны колотушка и багор.
Юра изо всех сил выгибал удилище вверх, гася мощные толчки живой субмарины. Я с подсачеком в руках стоял рядом, пытаясь хотя бы советом попытаться помочь другу.
Собственно, задача была довольно простой. Чтобы, не опасаясь обрыва лески, вытащить крупную рыбу, её необходимо измотать. Для этого нужно, держа леску в максимально допустимом натяжении, либо пытаться подматывать её на барабан катушки, либо, если в рыбе – слишком много «дури», держать барабан застопоренным, гася толчки удилищем, или стравливать леску с катушки, ни в коем случае не ослабляя натяг лески, ведь получив намёк на свободу, рыбина мгновенно наберёт неукротимую скорость либо найдёт способ избавиться от крючка, например «дав свечку», то есть – выпрыгнув из воды. Сазан при малейшей слабине переваливается, как бочка, вокруг своей оси, срезая леску пилкой плавничного шипа. Сом может просто упереться в бровку подводного рельефа, и – поди, выковырни его оттуда! Щука же поднимает из воды открытую пасть и ожесточённо трясёт ею, выбрасывая приманку. Но однажды подобным приёмом воспользовался клюнувший на мою снасть – недостаточно засечённый судак. Выброшенная с огромной скоростью из его пасти, как из пращи, тяжёлая металлическая блесна, не успей я увернуться, угодила бы мне в голову.
Если же рыба выбрала весь запас лески или если стравливать дальше опасно из-за коряжника или иных препятствий, требуется изменить тактику: перемещаясь в направлении движения рыбы с максимально возможной скоростью, слегка ослаблять натяжение лески, тем самым делая возможной её подмотку. Но для этого зачастую нужно быстро бежать по берегу, да ещё успевать смотреть под ноги. Споткнёшься – и «пропадай, моя черешня»!
Итак, Юра зажимал катушку ладонью, выгибая спиннинг. Рыба рвалась вниз по течению, всё сильнее натягивая леску, а мой друг стоял, как вкопанный. По правде сказать, я и не припомню, когда видел бегущего Юру. Даже представить себе было трудно это грузное тело бегущим. К тому же – Юра страдал от растрескивания кожи на пятках. Однажды у меня было нечто подобное (проклятые авитаминозы советских времён!), и честно скажу – не то, что бегать, лишний шаг делать не хочется!
– Юра, – сказал я, стараясь быть как можно более убедительным, – Дай мне спиннинг!
– Не дам, – отрезал мой друг коротко и ясно, провожая стеклянным взглядом уходящую в воду леску, – Не могу, – и поединок двух упрямых быков продолжился.
Я был в недоумении. Почему?! Неужели мой друг, опьянённый дурманом азарта, не видел очевидного. Если у кого и сохранялись какие-то шансы одолеть подводного зверя, то никак не у него. Мне было горько и обидно наблюдать, как расставлялись акценты борьбы. Ещё минуту Юра пытался укротить могучую рыбу, но она, словно почуяв своё превосходство, для того чтобы поставить все точки над «и», показала из воды свой великолепный акулий хвост. Мы ахнули – на крючке сидел осётр, да какого размера! Хвост выплеснулся из воды более чем в полутора метрах от места погружения лески…
Леска, натягиваясь всё сильнее, издавала всё более высокий и пронзительный звон, пока, наконец, не лопнула со звуком пистолетного выстрела. Рыбина описала подводный пируэт, поверхность воды вздыбилась горбом водоворота, – и эпизод был исчерпан.
– Ну, что ж ты не отдал мне спиннинг? – укоризненно спросил я.
– А что бы ты мог сделать? Катушку-то заклинило!
– С какой это стати?
– Ну, пальцы-то у меня все в нарывах от щучьих зубов. Я стал тормозить ладонью, катушка согнулась, и барабан зажало.
– Я бы хоть побегал.
На это возразить было нечем.
Тут послышался звук мотора подъезжающей машины. Подняв клубы пыли, бортовой «Газон» остановился от нас в двух шагах. Из кабины выпрыгнул Галкин и, как всегда, стал вопить на нас своим сипло-гундосым голосом, недовольный тем, что вещи ещё не сложены, а он страшно торопится.
Но нам, обескураженным и потухшим, было не до него. Мы долго не могли взять себя в руки и нехотя закидывали поклажу в кузов, не в состоянии сказать себе: «Стоп!» – и оторвать взгляды от водной поверхности, прежде таившей от нас безбрежное море скрытого счастья, а теперь – принесшей нам бездну горчайшего разочарования. И самое страшное состояло в том, что не предвиделось никакой возможности отыграться – аж до следующего сезона.
Вот так привычка брать на себя ответственность, ощущать себя самодостаточным в критических ситуациях, уверенность в себе, граничащая с самоуверенностью, привела в одном случае к яркой победе над огромным сазаном (и подобных успехов у моего друга было немало), а в другом – к потере осетра. Но если разобраться, что мы такое без этих качеств, без самобытности своей или, как сейчас модно говорить среди околобогемных мыльных пузырей и пузырих, без «самости»? Когда я слышу это слово, у меня почему-то возникают ассоциации с самцами и самками.
Хотя, смог бы я вытянуть этого осетра или нет, – вопрос, на который ответ получить уже не суждено никому.
Больше на наши крючки дуриком осетры не садились. А целенаправленно мы их просто и не пытались ловить. Вполне хватало разрешённой рыбы.
Через пару лет при «разборе полётов» по пьяни Юра разоткровенничался, что не передал спиннинг потому, что загадал на внеочередное звание к Новому году. Может, оно так и есть, а может, он так сказал, чтобы оправдать упрямство, понять сложно. Полкана рыболов-милиционер получил достаточно быстро.
Я склонен думать, что просто звёзды, рисующие в зените ночного летнего неба страшноватое на вид, но совершенно безобидное существо, Рака, уберегли нас от проблем, неизбежных при поимке осетровых.
Жизнь берёт своё. Мои астраханские отрывы теперь – всё реже и краткосрочнее. Некоторые из друзей уже давно не составляют мне рыболовных компаний. Да и рыбы в наших реках больше не становится. Уже второй год не происходит весеннего разлива волжских низин, что не может не ударить по рыбьему населению Каспийского региона и подорвёт всю экологию и экономику Поволжья. Говорят, наполняют Чебоксарское водохранилище, чтобы поставить очередную ГЭС, а то продажи энергии в соседние страны кое-кому приносят недостаточно «бабла». Бог им судья.
Я всё равно буду ездить в края, давно ставшие мне родными. Несколько речных чудищ всегда ожидают встречи со мной. Живу ожиданием этих встреч – и это придаёт сил. Так распорядился мой звёздный хранитель, Рак.
И я благодарен ему.