Я часто вспоминаю то майское утро, когда рыбацкая фракция нашей семьи – деда Толя, оба «родича» и я – прикатили на совершенно не знакомую нам Москва-реку под Воскресенском. Наш берег был низкий и глинистый, а берег напротив – высокий обрыв.
Мы месили сапогами слякоть в узких прогалах среди ивняка, могучее коричневое течение мгновенно уносило поплавок за границу реальности, редкие поклевки невозможно было реализовать. Мы ничего и не ловили, только мерзли.
А на другом берегу то и дело вытягивал из реки здоровенных «лаптей» местный рыбачина. Мы с самого начала наблюдали это позорное для нас действо: он появился около восьми, едва отбрякала церковка на холме, по-хозяйски оседлал высушенный солнцем чуб прошлогодней травы над пологим заливчиком и, закинув удочку, неспешно закурил. Ровно через пять минут он отщелкнул окурок и его удилище, подхваченное уверенной рукой, напряженно изогнулась в противостоянии то ли лещу, то ли язю, трудно, взметая фейерверки золотых брызг, подававшемуся против течения.
Полвека прошло с тех пор. Давно отшумел суматошный деда Толя, умерла мама, уехал отец со всеми его «Москвичами» и «Жигулятами». И – всё?
Нет! Потому что я успел обо всем этом рассказать. И есть странная убежденность – что однажды зябким весенним утром я приду на разогретый солнцем откос над рекой и стану умело тягать «крупняка», а с другого берега на меня с чистой ловецкой завистью будут глазеть окоченевшие ротозеи.
Декабрь 2022 г, Москва