Хатка вполне удалась.
Супруга уже оглядела ее со всех сторон и одобрительно фыркнула, а теперь вовсю обустраивалась, поуютнее укладывая подушки из прелой листвы и хвороста. А он все еще стоял у порога, в нерешительности покручивая в пальцах оставшуюся от строительства ветку.
– Добрый вечер, герр Аскольд. С наступающим! Вы, гляжу, к празднику целый дворец построили.
Невысокий, примерно ростом с хозяина, очень ладно скроенный человечек в полосатом колпачке протянул ладонь для рукопожатия. Вторая рука придерживала весьма внушительных размеров мешок на плече.
– Добрый вечер, господин Карл. И вам светлого Рождества!
Бобр бросил палочку и протянул лапу, оснащенную внушительного вида когтями.
– Спасибо, старался. Кажется, неплохая хатка получилась. Проходите, мы с Гертрудой уже заждались.
Оранжевые, выдающиеся вперед резцы придавали хозяину угрожающий вид, который, впрочем, сглаживала улыбка и легкое пришепетывание.
Из хатки выглянула бобриха:
– Добрый вечер, господин Карл! А что же вы без супруги? Мы вас с семейством ждали.
– Добрый вечер, фрау Гертруда, с праздником вас!
Гном сбросил мешок и склонился в изящном поклоне:
– Лизхен с малышами должна вот-вот подойти. Они из дома, а я – с работы, вот мы и разминулись. Позвольте, я пока вручу подарки.
Он распахнул мешок, предоставляя хозяевам право самостоятельно разобраться с дарами.
– О, какая прелесть! – В лапе Гертруды в свете фонарей мерцал точеными гранями подсвечник.
– Рад слышать. К тому же безопасен – свеча горит в глубине стаканчика.
Достав из кармашка зажигалку, гном ловко зажег свечу. Хатка осветилась теплым мерцающим светом, в отблесках которого на столе показались остальные дары: яблоки, орехи в золоченой фольге, конфеты в шуршащих бумажках и другие вкусности.
– О, господин Карл, да тут же целое состояние! – забеспокоилась Гертруда.
– Ни в коем случае. – Гном ободряюще похлопал ее по лапе. – Это всего лишь часть от моей ежегодной рождественской премии с учетом командировочных.
Вопли «Мама, смотри, какой сказочный домик» и топот не оставляли сомнений: к избушке во весь опор мчались младшие отпрыски гостя, которых безуспешно пыталась догнать запыхавшаяся Лизхен.
После неизбежной суеты со взаимными приветствиями и поздравлениями все с комфортом разместились в странном строении, которое Аскольду пришлось соорудить для приема вполне сухопутного семейства гномов. Надо заметить, все выглядело очень прилично. Даже клетчатую салфетку, найденную в мешке с подарками, Гертруда приспособила вместо скатерти, а как же иначе принимать зарубежных гостей? Об угощении хозяева тоже позаботились: в дополнение к конфетам и яблокам, стол украшали расписные, в шуршащих обертках пряники pipark;kas, сушеные яблоки и другие фрукты, орехи, мед и прочие лакомства, предназначенные для гостей: бобровая чета традиционно предпочитала молодую ивовую кору. Конечно, от яблок и пряников никто не отказывался.
В отличие от Карла, получившего подарок от хозяина, Аскольду подарки не полагались. Добывать угощение ему пришлось, вскрывая оставленные на ночь на рождественском рыночке коробки с товарами. Впрочем, этот вопрос хозяин с гостями обсуждать не собирался.
Убедившись, что детишки заняты в отведенном им углу, Лизхен обратилась к хозяевам:
– А ваши? Ваши детишки где?
– Ну, наши… – Бобр махнул лапой. – Наши уже взрослые, у них свои хатки. Правда, молодежь в Риге жить не захотела, решили, за городом воздух чище, детишкам полезнее. Разбежались детки. Ничего, на Новый год встретимся, нужно же внукам салют показать.
И он довольно заухал.
– А вы? Как вы решились на командировку? Да еще и на Рождество, да со всем семейством! Хлопотно, небось.
– Ну, хлопотно! А что делать, обязанность такая. Как-никак, а мы же из рода Акселей, потомственных гномов музыкального дома Циммеров! Пусть детишки с малолетства привыкают.
– Потомственные гномы, как интересно! – Гертруда подперла лапой подбородок, подняв к потолку мечтательный взгляд. – Это значит, и ваш папа тоже работал в музыкальном доме?
– В музыкальном доме Циммеров! Только мы не работаем, мы служим. И папа, и дедушка, и пра-пра-пра – не упомнить, какие дедушки, все гномы благородного рода Акселей верой и правдой служили семейству музыкантов Циммеров!
– Как интересно! – Гертруда покачала головой.
– Да, вы правы, чрезвычайно интересно и почетно содействовать появлению музыки. Вы только подумайте, мы – Аксели – первые, кто слышит новую музыку с первых тактов! Если бы не наш труд, возможно, весь мир не досчитался бы множества прекрасных мелодий. Кто знает, куда бы подевалось вдохновение, если бы композитору пришлось самому мыть посуду, стирать и всё такое.
– И пуговицы пришивать, и гладить, – вмешалась Лизхен.
– Ага, а эти пуговицы еще находить надо, между прочим, – неожиданным дискантом раздалось из детского угла. – А то пуговица закатится в какую-нибудь щелку, и что тогда пришивать?
– Вот, видите! – Карл явно гордился, то ли усердием, то ли певческими талантами отпрыска.
– Да, действительно, – пригорюнилась Гертруда. – Трудная работа…
– Ну что вы, нам в радость, – прощебетала Лизхен. – Карл даже сам подал прошение, чтобы совет одобрил командировку.
– Совет? – Бобры переглянулись.
Для Аскольда единственным возможным советом чаще всего был он сам, ну в крайнем случае Гертруда. Однако Карл истолковал взгляд по-своему:
– Да, Совет гномов со мной согласился, куда им было деваться. Долг есть долг. Все должно быть по закону.
– Конечно, мой дорогой, – поддержала мужа Лизхен.
А из детского угла послышалось одобрительное посапывание.
Аскольд с сомнением оглядел остатки рождественских pipark;kas, но вслух ничего не сказал.
– И большая командировка? Надолго вы к нам?
– Год, не меньше! – Карл утвердительно кивнул головой, украшенной длинным полосатым колпачком. – Герр Циммер подписал контракт с вашей Оперой. Но эти музыканты – люди творческие. Вы же знаете, как оно бывает, все может измениться.
Не то, чтобы Аскольд много знал о творческих людях, но на всякий случай он кивнул. А про себя решил, что непременно попробует прогрызться куда-нибудь поглубже в здание Рижской Оперы, чтобы послушать вместе с супругой музыку этого самого герра Циммера.
Церковные колокола пробили полночь.
– О, светлого Рождества!
Все вышли из хатки. Под ногами вкусно похрустывал снег. В Рижском канале, обрамленном по краям корочкой льда, отражалась большая почти круглая луна.
Стояла тихая рождественская ночь.
Гости простились и, взяв на руки уснувших малышей, пошли к мостику возле Оперы.
Аскольд обнял пышный пушистый бок жены и ласково ткнулся носом ей в щеку:
– Ну что, старушка, сама с уборкой справишься? Пошел я к шлюзу, корку ледяную пробивать. А то недосмотришь, Рига-то, глядишь, и потонет. Кто-то же должен за порядком следить, а мы с тобой как-никак потомственные бобры.