Под колесами судьбы. Жизнь одного немца Ч. 7

Галина Райхерт
По особенностям сайта опубликовать все фото невозможно. Автор приносит извинения.
Часть седьмая 
ПУТЬ В СИБИРЬ
«А завидую я их, немцев, способности, сидя над полустаканом затихающего, сомлевшего пива и над остывающим на бумажной тарелочке братвурстом, предаваться совместному пению. Ладно: не совсем пению, а подпеванию.
Само по себе подпевание, правда, – идейно сомнительное, с моей точки зрения, занятие. Как сомнительна всякая попытка попасть в унисон с лидером – с человеком, стоящим на сцене.
Есть тут намёк на опасность: сегодня ты подпеваешь человеку, стоящему на сцене с гитарой, а завтра – уже человеку, стоящему на трибуне и с микрофоном.
Немцы 80 лет назад подпели одному такому – до сих пор каяться вынуждены.От этого соблазна ни один народ не застрахован. Мы – тоже не лучше».
С.Брутман, «Немецкие песенки».

«Хороший окольный путь — всегда прямой».
Немецкая пословица.

В одной из заметок о Гансе Куласе сказано, что он «оказался в Бобруйске, а оттуда поехал в Сибирь, где ему пообещали работу»! Поистине сделали предложение, от которого невозможно было отказаться. Сколько еще лицемерия в наших журналистах!
Если бы Ганса привезли в Сибирь, что называется, без пересадок, то и рассказывать особо было бы нечего.
Но пленных не просто сажали в вагоны и везли до станции назначения, где они оседали уже надолго. Их бесконечно долго гнали пешком, то размещали просто в лесу, то в пустынном месте они строили новый лагерь, далее их перемещали из одного лагеря в другой, и везде условия были тяжелыми.
Путь Ганса Куласа придется восстанавливать в том числе и по воспоминаниям его сверстников – немецких военнопленных.
Все вспоминают голод и холод, а еще жажду, а еще эпидемии...
На фото: немецкие военнопленные.                О немецких концлагерях уже кое-что было сказано. Как же содержались немецкие военнопленные в советских лагерях? Как их этапировали?
На фото: немецкие военнопленные.
Наслышавшись про ужасы советского плена, немцы старались туда не попадать. Их и действительно было гораздо меньше. На Восточном фронте служили 17,3 млн солдат. В советский плен попали только 3,06 млн.(по некоторым данным – больше), остальные сдались или были захвачены союзниками – американцами, британцами и французами.
«…я ни разу не видел, чтобы кто-то сдался в плен добровольно, перебежал. Каждый боялся плена больше, чем погибнуть в котле. На Дону нам пришлось оставить обер-лейтенанта командира 13-й роты, раненного в бедро. Он не мог двигаться и достался русским. Через пару часов мы контратаковали и отбили его труп у русских. Он принял лютую смерть. То, что с ним сделали русские, ужаснуло. (…) Плен нас ужасал. И, как потом выяснилось, справедливо. Первые полгода плена были адом, который был хуже, чем в котле. Тогда умерли очень многие из 100 тысяч сталинградских пленных» (Эрих Бурхард, 1919 года рождения, механик, пулеметчик, попал в плен под Сталинградом, «Окопная правда).
«Я подсчитал, в Сталинграде было окружено примерно 275 тысяч человек (я это знаю из ведомостей снабжения).  Из них около 100 тысяч человек попали в плен. 25 тысяч человек вывезли из котла, раненых, специалистов и так далее.  И 150 тысяч человек погибли в котле. Я где-то читал, что из тех, кто попал в плен в 1942 и 1943 годах, выжило всего несколько процентов, а среди тех, кто попал в плен в 1944 и в 1945 годах, этот процент совсем другой – почти все выжили» (он же).
«Наконец, мне удалось расстегнуть ремень с кобурой пистолета, и я вручил его первому же подошедшему русскому. Потом я снова поднял руки. Не говоря ни слова, русский опустошил мои карманы: носовой платок, сигареты, бумажник, перчатки — похоже, ему пригодится все это. (…) В степи сентябрьские ночи довольно холодны, но мне не позволяли даже двигаться, чтобы хоть как-то согреться. Как только я начинал шевелиться, охранники замахивались на меня прикладами винтовок», — вспоминал о том, как его взяли в плен, Генрих фон Айнзиндель .
 В пункте приема пленных, где их оформляли, допрашивали, брили наголо и переодевали в русскую форму без знаков различия, если она была, в день давали около литра жидкого супа и триста граммов черствого хлеба. (Гельмут Бон , «Перед вратами жизни»).
Можно привести воспоминания не немца, а советского генерала И.А.Серова, который организовывал содержание военнопленных, сдавшихся под Сталинградом.
В дневнике он описывает дорогу с трупами пленных. Когда он догнал колонну, выяснилось, что сержант-конвоир добивал упавших от изнеможения пленных выстрелами из пистолета. Ему никто ничего подобного не приказывал – он сам решил. Эту колонну (ослабших довезли на машине) разместили в разрушенных конюшнях, пленные там умирали, трупы сваливали в яму и забросав известью, зарывали…
Это – судьба одной колонны пленных, а как с теми, кому не попался по дороге сердобольный генерал? (Дневники И.А.Серова  опубликованы через 25 лет после его смерти)
«31 января, в первый день плена, мы прошли из южного Сталинграда в Бекетовку. Там собрали около 30 тысяч пленных. Там нас погрузили в товарные вагоны, по сто человек в вагон. На правой стороне вагона были нары, на 50 человек, в центре вагона была дыра вместо туалета, слева тоже были нары. Нас везли 23 дня, с 9 февраля до 2 апреля. Из вагона нас вышло шестеро. Остальные умерли. Некоторые вагоны вымерли полностью, в некоторых осталось по десять-двадцать человек. Что было причиной смерти? Мы не голодали – у нас не было воды. Все умерли от жажды. Это было запланированное уничтожение немецких военнопленных. (…) Это было самое ужасное, что я пережил в жизни. Каждые несколько дней мы останавливались. Двери вагона открывались, и те, кто был еще жив, должны были выбрасывать трупы наружу. Обычно было 10–15 мертвых. Когда я выбрасывал из вагона последнего мертвого, он уже разложился, у него оторвалась рука. Что помогло мне выжить? Спросите меня что-нибудь полегче. Я этого не знаю» (Эрих Бурхард, 1919 года рождения).
***
Впереди были лагеря… И тяжелая дорога к ним. Гансу повезло: он не попал в плен. Как заболевший советский военнослужащий он попал в госпиталь.
Читайте дальше.
 «На следующий день из лагеря отправили первую группу: двести человек, которые ушли колоннами по четыре. (...)Мы маршировали напрямик через степь в сопровождении 30-40 вооруженных до зубов красноармейцев. За сутки они заставили нас преодолеть примерно 70 километров. Потом нам дали отдохнуть несколько часов прямо на дороге, после чего мы прошли еще 40 километров примерно за двенадцать часов. Затем нам пришлось трое суток дожидаться на станции прибытия эшелона. Потом нас распихали по пятьдесят человек в каждый вагон. Большинство из нас уже успело заразиться дизентерией, и смерть начала пожинать свой урожай» (Генрих фон Айнзиндель об этапе в другой лагерь).
П. Назаренко  прошел тот же путь в 1945 году, что и Ганс Кулас, потому что его в таком же сборном этапе везли в такой же лагерь для военнопленных, в ту же Иркутскую область. Дорогу он описал подробно. К его воспоминаниям вполне можно обратиться, потому что Сибирь большая, по сибирским меркам Озерлаг (потом Бамлаг), и лагеря в Черемхово – почти рядом.
На нечастых, но долгих остановках конвой обходит состав и стучит большими деревянными молотками по стенкам и крышам вагонов – не с целью еще больше досадить пленным, а чтобы обнаружить проломы и пропилы в досках. Еще на стоянках конвой заходит в вагон и перегоняет по одному заключенных из одногой половины в другую. Бугом, а кто замешкается – бьют палками.
Наконец, на остановках раздают еду – жидкую баланду – и пайки хлеба. Раздают и воду, и ее всегда не хватает. Уж хоть ее бы вволю! Но за воду, как и за кормежку, отвечает конвой. Хлопотное дело – поить пленных, хотя конвой не носит воду на себе! Участники таких этапов вспоминают драки за кружку воды…
Г.Бидерман вспоминает о многочисленных остановках различной длительности и особенностях этапного пайка: им давали селедку и хлеб. Никакой баланды. Воду давали в небольшом бачке, воды не хватало тем, кто был в конце вагона. За кружку воды отдавали даже с большим трудом сбереженные обручальные кольца…
А еще на стоянках к вагонам подбегают оборванные худые дети, сначала кричат: «Фашисты!», а потом просят: «Дяденьки, дайте хлебца!»… (П.Назаренко, Г.Бидерман).
Нар в вагоне могло и не быть, тогда устраивались вповалку. Уборная – дыра в полу или жестяной желоб наружу. Когда все больны дизентерией, трудно и представить себе происходящее.
Зимой в таких вагонах было нестерпимо холодно, а летом – люди задыхались от жары.
Если в такой вагон загоняли по сто человек (такое бывало), они могли только стоять вплотную.
Через щели люди выглядывали, пытаясь по видимым окрестностям понять, куда везут. Наверно, сейчас немцы поняли огромность тех земель, которые они должны были завоевать…
Блатные рыскали и в лагерях, но особое зло было от них на этапах, когда все при тебе и на тебе, не припрятать, никто не заступится… Хоть здесь Гансу повезло, что завелся у него блатной приятель.
Обирали мало-мальски ценное, тут же выменивали у конвоя на водку и махорку.
Еще на сборных пунктах и на этапах сформировались обособленные группы румынов, венгров, австрийцев, которые терроризировали немцев (особенно венгры). Противопоставив себя «фашистам», они потом заняли места на кухне, санчасти, хозблоке. Совершались прямые столкновения, в ходе которых немцев избивали, отнимали еду, порой выбивали золотые зубы… Помимо советских уголовников, в плену были штрафники вермахта, которых призывали на фронт прямо из тюрем. Они вели себя так же. Охрана – как правило – не вмешивалась.
 Сапоги берегли, клали под голову, если снимали. Но вместо развалившихся сапог выдавали деревянную обувь – сабо. Самые предусмотрительные – бывшие советские солдаты – сохранили шинели, одеялки. Больше всех от холода страдали непривычные немцы…
Ольга в своих записках тоже подтверждает эти факты – по словам Ганса.
Везли в 1944 году как скот, без еды, воды, медпомощи, всех вперемешку: немецких военнопленных, бывших советских солдат, полицаев, уголовников – очевидно, как они собрались в промежуточном лагере. Ганс подружился с «рецидивистом» (так его называет Ольга), будто бы Ганс кое-как рассказал о себе, и тот ему поверил… Скорее всего, опытный блатной оценил внушительную внешность и физическую силу Ганса. В переполненном вагоне измученные люди были взвинчены, взбудоражены, по любому поводу возникали стычки и драки. Конвой пил водку, хохотал и издевался над заключенными. Ганс и его приятель держались вместе, так было легче. Однако именно тогда, по словам Ганса, он подумал, что жизни его пришел конец…
Дорога – что может быть монотонней, разве только рассказы о ней – все о мучениях, что пришлось пережить… Но как иначе передать несусветный ужас людей, выхваченных из жизни? И как они вспоминают довоенную жизнь, и даже фронтовую – везде, везде было лучше, чем сейчас, потому что хуже не может быть, и неизвестно, когда и чем все закончится!
На фото: подлинный сохранившийся вагон, в котором перевозили заключенных и военнопленных. Музей г.Назрань.
На фото: печка, одна на весь вагон.
Вот поезд миновал Уральские горы, шел дальше – в Сибирь. Сибирь век от века принимала всякий люд – разбойный ли, обездоленный – приняла и новых бедолаг. И замля сибирская стала последним пристанищем для многих из них.
Пара недель в вагоне сменяются высадкой, ожиданием, потом, если не придет транспорт, хотя бы подводы для вещей и ослабших – все в пеший этап.
Новый лагерь – огороженное высоким забором поле, по углам сторожевые вышки. Посередине – куча старого брезента и жердей, из которых надо было строить укрытия-палатки, в них – из жердей нары в два-три яруса. А если в лагере были уже какие-то обжитые бараки – новичков донимали помимо собственных вшей еще и полчища клопов!
***
В 1944 году советская Комиссия по возмещению ущерба, нанесенного СССР гитлеровской Германией и ее союзниками, разработала программу использования труда пленных в течение десяти лет. С одной стороны, репарации должны были служить целям быстрого возмещения ущерба, нанесенного Германией СССР и другим странам, с другой стороны, труд пленных немцев в СССР означал солидное сокращение числа рабочих рук в Германии, которая сама лежала в руинах. Стало быть, ослаблялась и германская экономика в целом.
Немцев (и не только пленных, но это уже другая история) использовали в Советском Союзе на восстановлении разрушенного войной хозяйства и на других тяжелых работах – лесоповале, торфоразработках, рудниках и шахтах и т.п. К концу 1948 года многие уже вернулись в Германию.
На фото: лагерь для военнопленных.Так выглядели и лагеря ГУЛАГа.
Почему везли «на перекладных» и перемещали из лагеря в лагерь?
Причин несколько.
Во-первых, была неразбериха с количеством людей, нужным для производства в отдельных регионах; не учитывали их специальности, везли по количеству голов.
Во-вторых, не хватало подвижного состава, вагонов и локомотивов; в первую очередь уходили военные эшелоны;
В- третьих, слишком велики были потери («убыль») в пути – если везти долго, мало кто вообще выживет.
Надо прибавить еще неготовность жилых зон. Пленные должны были заселяться в бараки, а часто устраивались кое-как в палатках и сами строили вокруг для себя лагерь.
Не хватало и охраны – при некоторых эшелонах было всего несколько конвоиров!
Дороги пленных расходились: многих признавали военными преступниками и отправляли уже в лагеря ГУЛАГа, обычно давая срок 25 лет. Обвинения были подчас, как говорится, притянуты за уши. Г.Бидерман вспоминает, с каким упорством на допросах у него выпытывали, что он ел во время военных действий. Он отвечал, как было правильно: только консервы. Из Управления снабжения сухопутных войск. Те, кто признался, что когда-то зарезал свинью или поймал курицу, сразу получали свой срок «за кражу социалистической собственности».
Иногда разделяли немцев и румынов, австрийцев, мадъяров, «власовцев», но чаще этапы (и лагеря) были интернациональными.
Многие пленные думали, что всех отправят в Сибирь на 25 лет и теряли надежду…
Направление следования пленных зависело не только от их статуса – кем они были до плена – но и от их состояния. При сборных пунктах и лагерях были медпункты и лазареты, о них мало что известно.
Госпитали – и они были на пути следования. Для тех, кто до них доживал.
Во время Второй мировой войны в плену находилось более 4 млн.(!)
иностранных вражеских солдат и офицеров, среди них было много раненых и больных (Г. А. Грибовская, «Оказание медицинской помощи в СССР военнопленным и репатриантам Второй мировой войны»).
Еще в начале войны, 1 июля 1941 г. было утверждено Положение о военнопленных.В нем, например, запрещалось жестокое обращения с ними. Раненые и больные военнопленные должны немедленно отправляться в ближайшие госпитали для получения медицинской помощи наравне (!) с военнослужащими Красной Армии.
Очевидно, если такое и происходило, то в исключительных случаях. Немедленно получить медпомощь было невозможно. Этим и объясняется огромное число потерь в пути.
На фото: палата в госпитале.
Снятый с воинского эшелона Ганс Кулас попал в один из госпиталей г.Каунаса, только недавно освобожденного. Если не брать в расчет хирургические и инфекционные госпитали, то Ганс мог оказаться в Управлении головного полевого эвакуационного пункта с эвакоприемником № 160 которое действовало с 15.08.1944 г. по 01.10.1944 г. Терапевтические походно-полевые госпитали тоже были, но в Каунасе в то время не значатся.
Спецгоспитали для военнопленных тоже были, но не везде. Там, где их не было, пленных немцев (и их союзников, и советских солдат, перешедших на сторону врага) размещали в тех же госпиталях, что советских раненых и больных. Очевидцы показывают, что они лежали подчас на соседних койках. (Это, конечно, относилось к тем, кто вообще дожил до госпиталя). Именно поэтому и могла случиться ошибка, из-за которой Ганс попал не на фронт, а на этап…
Работники госпиталей в Саратовской и Кировской области вспоминают, что эшелоны поступали в антисанитарном состоянии, в пути медпомощь не оказывалась. Пленные завшивленные, в грязном белье и одежде, большинство с тяжелой формой дистрофии, многие с обморожением, в числе прочих заболеваний – сыпной тиф и туберкулез. Зачастую их принимали без воды, света и отопления, не хватало белья и коек – размещали по двое на койке и на полу…Если ежедневно доставляли по 1000 – 1500 человек, то около 200 было трупов. Прибывали и вагоны, в которых не было живых.
Гансу снова повезло – выжил. Давно признано, что советские санитарные службы на фронте и в тылу работали лучше, чем германские. Но потом, не будучи пленным, прошел тот путь, который уже вкратце описан, и многое другое... Красная нашивка была сорвана, медаль давно и надежно спрятана. Ганс замолчал. Кому он мог рассказывать о нескольких месяцах, проведенных в партизанском отряде? А помощи от партизан он не дождался.
Пора уже и сказать о том, что всей правды о Второй мировой мы не узнаем никогда.
Ганс Кулас узнал немалую часть правды.
Как он с ней жил, с этой правдой?
Декабрь 2022 г.
Продолжение следует
Галина Райхерт                г.Гирне, Северный Кипр