Сходила с «Мемориалом» на Донское кладбище. Не надеялась, что возобновят свои бесплатные экскурсии по местам террора в Москве, но они огромные молодцы.
Новое Донское кладбище открыто в начале 20 века, а в 1927 году, к десятилетию Октябрьской революции, там заработал первый в стране массовый крематорий и организован колумбарий. На Донском кремировали всех самых заслуженных советских людей, в том числе тех, чей прах вмурован в Кремлевскую стену.
Но нас интересовала другая история. В годы сталинского террора на Донское свозили и тайно сжигали тела расстрелянных на Лубянке, в Бутырской и Лефортовской тюрьмах (а также замученных во время следствия или покончивших с собой). Вся советская элита. Партийная – участники Первого и Второго московских процессов: Зиновьев, Каменев, Пятаков; военная – Тухачевский, Уборевич, Якир, Егоров; деятели культуры: Мейерхольд, Бабель, Сергей Клычков, Михаил Кольцов. Тут же захоронено и огромное количество чекистов, осуществлявших террор, включая руководителей массовых расстрелов: Ежов, Берия, Фриновский, Меркулов.
«Мемориалом» издана «Книга памяти» с указанием 5068 имен. Но, как отмечает в послесловии к мартирологу расстрелянных Арсений Борисович Рогинский, на самом деле этих имен намного больше.
Тела расстрелянных сотрудники НКВД привозили на грузовиках, покрытых брезентом, глубокой ночью; подъезжали прямо к крематорию. Печи работали на полную катушку, в 1937 году за ночь удавалось сжечь до 46 тел. Но вот что с прахом происходило дальше, история темная. Никаких документов не существует, так как места погребения казненных советской властью, начиная с двадцатых годов, были официально засекречены. Никаких следов не должно было оставаться. Поэтому мы располагаем лишь свидетельством начальника крематория Петра Нестеренко (того самого героя новой книги Саши Филипенко «Кремулятор»). Он, будучи под следствием в 1941 году, рассказал, что ночью закапывал прах во дворе крематория. За эту работу НКВД доплачивало ему 200 рублей в месяц. Попросту говоря, после кремации Нестеренко выгребал из печей человеческие останки, выносил их в ведре и высыпал в яму.
В начале 90-х сотрудники кладбища указали три такие ямы – так называемые могилы невостребованных прахов.
Таким образом, в настоящее время мы имеем три общих братских захоронения. Первое относится к 1930-1942 гг., включает до 8 тыс. человек, в основном, жертв Большого террора 1937-1938 гг. Второе (наименее изученное) – расстрелянные в период ВОВ. Третье относится к послевоенному времени. Это участники Ленинградского дела, члены Еврейского антифашистского комитета. Опять же чекисты – группа Берии. Однако большая часть – это иностранные граждане: 1200 немцев, которые были привезены для казни из Восточной Германии, пленные японцы, поляки и т.д. Там же находится прах знаменитого Рауля Валленберга – шведского дипломата, спасшего во время Второй мировой войны десятки тысяч венгерских евреев и убитого на Лубянке.
Визуально первые два захоронения представляют собой огороженное место с плитой. Могила №1 вся утыкана самодельными табличками, изготовленными родственниками. В центре третьего, находившегося в заброшенном колодце, стоит бронзовый памятник в виде скорбящей женской фигуры, а вокруг плиты и мемориалы.
Самое потрясающее в этой истории, что убиенные и убийцы, и даже убийцы убийц лежат в одной могиле.
Правда, далеко не все преступники так ютятся. Прямо у входа на кладбище находится могила российского палача №1 – Василия Михайловича Блохина. Вот о ком надо снимать фильмы, куда там Чикатило!
Комендант ОГПУ-НКВД-МГБ за почти тридцатипятилетнюю службу самолично расстрелял не менее 15 тыс. человек. За ночь мог убить от 150 до 300 человек. Предпочитал немецкие вальтеры из-за надежности и небольшого калибра, чтобы жертве не снесло полголовы. Работал в коричневой кожаной спецодежде – фартук в пол, кепка, перчатки с крагами до плеч.
Простое русское лицо – в толпе и не заметишь, и жена под стать. Родом из бедной крестьянской семьи во Владимирской области, до революции работал пастухом и каменщиком.
В его расстрельную «спецгруппу» входило 5-6 человек, которых он отбирал лично. Задачей группы было не только расстрелять, но и захоронить. Интересно, что почти никто из его подельников не пострадал от репрессий. Сталину нужны были такие кадры для черновой работы.
Чуть ли не каждые выходные на кладбище приходит внук, ухаживает за могилой, прихватывая еще и похороненных рядом коллег. Гордится геройским дедом. Простое надгробие и фотографию в штатском в начале двухтысячных сменили дорогая мраморная плита и фото в погонах генерал-майора госбезопасности. Даже не считают нужным скрываться, скорее, наоборот.
Недалеко расположена могила председателя Первой Государственной Думы С.А. Муромцева. Вот так все у нас перемешано – палач и человек, призывавший Россию на путь парламентаризма, попиратель всех человеческих норм и правовед.
Помимо братских могил мы посетили закрытые колумбарии.
Крематорий был закрыт в начале семидесятых. Изначально он был устроен в кладбищенском храме, переоборудованном по проекту архитектора Дмитрия Осипова и получившем дополнительные корпуса. Печи немецкой фирмы «Топф и сыновья» (такие же, как в нацистских концлагерях) располагались на нижнем этаже. В наземной части находился ритуальный зал, а в боковых приделах – колумбарии. Теперь там снова действующий храм, но его часть по-прежнему занята колумбарием – самыми первыми, наиболее почетными захоронениями. Среди них много высокопоставленных чекистов – тех, кому посчастливилось умереть до начала репрессий, или покончивших жизнь самоубийством. Через стеклянные дверцы ниш можно видеть урны, в которых хранятся металлические капсулы с прахом. Часть урн стоит на постаментах-памятниках. Урну с прахом убийцы царской семьи Якова Юровского упрятали подальше – она остается в храме, но скрыта от посетителей.
Не менее интересен другой большой закрытый колумбарий, построенный в 1938 году в стиле конструктивизма. Внутри он выглядит как ряд узких высоких галерей с нишами от пола до потолка. Встречаются оригинальные урны – каменные, керамические или, например, в виде частей авиационных двигателей с прахом разбившихся летчиков, парашютистов.
Походили мы и по открытым колумбариям. Совсем скоро все будет выглядеть совершенно иначе – Собянин объявил реновацию кладбища. Все уличные колумбарии, как и предыдущий закрытый, будут снесены и выстроены новые. Из стены Донского монастыря будут удалены около тысячи старых урн. Вместо индивидуальных, очень личностных ячеек с фотографиями, украшениями, лентами и трогательными подписями появится унифицированное хранилище с типовыми табличками. Просто казенные черные квадраты. Вместо персональной памяти – обезличенность. Это позволит получить большое количество новых мест, ради чего, собственно, перестройка и затевается. Да и заказ на такое количество новых колумбарных плит (более 60 тыс.) кому-то явно не помешает. Родственники уже несколько лет пребывают в тревоге, питаясь по большей части слухами. Мы уже видели опустошенные ряды. Главное справедливое опасение – как и насколько корректно будет происходить перемещение, не будут ли урны утеряны, перепутаны, повреждены. Ведь не менее 120 тысяч прахов придется потревожить. А если родственников не осталось? Кроме того, неясна судьба колумбария в церкви, мечтающей от него избавиться.
Надо понимать, что некрополь Донского кладбища имеет огромную историческую, архитектурную и человеческую ценность. Конечно, он требует ремонта, ведь его не проводили с момента основания, но именно ремонта и реставрации, а не сноса.
Мимоходом наблюдали проявления народной любви – у могилы Фаины Раневской, заваленной цветами, жгут свечи. На плите Алана Чумака стоят пластиковые бутылки – местные бабушки приносят, чтобы зарядить воду. Интересно, помогает?:)
Основные размышления после этого похода не новые. Они о главной нашей беде. О том, что страшная история не была осмыслена и донесена до каждого. Государство официально не извинилось перед родственниками, которые не только потеряли своих близких, но даже не знают, где они покоятся. Архивные хранилища приоткрылись и быстро захлопнулись обратно. Более того, «Мемориал», который восстанавливал память, кропотливо работал с архивами, пока это было возможно, интервьюировал свидетелей, – ликвидировали и всячески додушивают. Чекисты рьяно продолжают дело предшественников, в частности, своего кумира – похороненного на Донском Павла Судоплатова, незаконно реабилитированного в 1992 году.
Все вопиет о повторяемости истории (иногда горько-иронично). И, хочется надеяться, о воздаянии.
Так, экскурсовод Павел Паркин показал нам фотографию Председателя Моссовета товарища Уханова на открытии крематория в 1927 году, где тот через смотровое окошко наблюдает первую кремацию. А через 10 лет товарищ Уханов будет репрессирован, расстрелян и его тело сожгут в той самой печи. То есть через это окошко он заглядывает в собственное скорое будущее.
(А в более отдаленном будущем появится его внук Андрей Исаев – видный единоросс, курирующий в ЕР вопросы идеологии, заседающий в Думе аж с 1999 года, ярый борец с оппозицией и, что особенно забавно, хотя и неудивительно, с детства пламенный сталинист.)