«Есть только две бесконечные вещи:
Вселенная и человеческая глупость.
Впрочем, насчёт вселенной я не уверен».
Альберт Эйнштейн.
В который уже раз, оказавшись в прекрасной Латвии, прекрасной, но несчастной, запутавшейся в противоречиях истории, особенно новой и новейшей, я не смог удержаться перед искушением свернуть на указатель «Velnakmens» – Чёртов камень.
И не пожалел, познакомившись с интереснейшим человеком, поведавшего мне в том числе и эту занимательнейшую своими изгибами событий историю.
Лишь жизнь способна повернуть, извернуть и снова вывернуть человеческие судьбы, ломая, переламывая и перемалывая их на просторах, в высотах и глубинах крошечного шарика, безумно и скорее всего бездумно несущегося в мёрзлой черноте необъятного пространства, именуемого Вселенной.
Как искусная вязальщица стремительно выводит спицами замысловатые кривули, выплетая из разноцветных нитей красивые узоры, так и жизнь столь же стремительно выписывает кренделя дней и ночей, недель, месяцев и лет, плетя узоры событий, встреч и расставаний, приобретений и потерь, надежд и разочарований.
Философы рассматривают человеческую жизнь как сумму целей и путей к достижению этих целей. Достигнута цель – сделано дело. Не достигнута цель – дело провалено. В широком смысле жизнь – совокупность поставленных человеком целей – есть сумма достигнутых целей и целей недостигнутых.
Но для ощущения радости от прожитой жизни важна и разность между этими слагаемыми. Если она положительна, то есть сумма достигнутых целей больше суммы недостигнутых – дни и ночи человека не пролетели бездарно и зря. И дело здесь не в мифической общественной пользе, а в элементарном ощущении этим человеком ненапрасности мига между прошлым и будущим, называемого жизнью.
Ну, а если в итоге минус – тут и говорить нечего и оправдываться бессмысленно…
Годика за полтора до нападения Германии на Советский Союз Латвия по до сих пор кажущимся странными причинам – политика ведь дело чрезвычайно грязное, тёмное и запутанное – была включена в дело становления первого в мире социалистического государства. Неизвестно, как бы развивались дальнейшие события, но в году 1941-ом Германия напала на СССР и началась вторая фаза Второй мировой войны – Великая Отечественная война советского народа против захватчиков…
Лишь в мае 45-го года, узнав о бесславном для Третьего Рейха окончании Второй мировой войны, немецкие солдаты, упорствующие на берегах Балтийского моря, в северо-западной части Латвии – Курляндии, всё же сложили оружие, нехотя, но – сложили.
Успев, однако, рассеять по окрестным лесам группы обозлённых на Советскую власть, активно помогавших немцам во время владения ими, немцами, этими землями, мужиков.
Мужиков с оружием в руках, с подготовленными в лесной глуши базами для практически полноценной жизни и активной деятельности по расстройству налаживающейся послевоенной жизни, всяческим диверсиям и убийствам активистов, убийствам порой открытым и показательным, на виду у соседей, для пущего их устрашения.
Но такие вылазки, пусть и достаточно жестокие, маленьких и разрозненных группок, сопротивляющихся активному приходу советской власти в Латвию, не давали необходимого эффекта.
В начале сентября победного, 1945 года в местечке Злекас собравшиеся представители разрозненных отрядов, хулиганящих в Северной Курляндии, торжественно провозгласили «Организацию Партизан Северной Курляндии».
Вернувшийся с этого собрания в родные вентспилсские леса Вилнис Кукайнис, отец Висвалдиса, с гордостью рассказывал братьям по оружию о поставленных перед партизанами задачах: объединить все скрывающиеся в лесах группы, объединить всех несогласных с Советской властью в Курляндии в одну мощнейшую организацию, связаться с коллегами, сражающимися за дело независимости в Видземе и Латгалии, создать отдел «Народной помощи» для обеспечения продовольствием и одеждой, установить связи с националистами, эмигрировавшими в Швецию, для получения от них всяческой помощи.
Задач было немало, в недалёком будущем рисовалась Латвия без Советской власти, Латвия свободная, независимая и прекрасная.
Но уже очень скоро прыткие органы государственной безопасности Союза Советов переловили, пересудили, пересажали и перестреляли добрую половину, в придачу с доброй половиной от оставшейся половины партизан Северной Курляндии…
В течение следующего года оставшиеся главари партизанских отрядов неоднократно встречались, спорили до хрипоты, пытаясь всё же объединиться и сделать единый руководящий центр борьбы за правое дело, но дальше этой самой хрипоты дело не пошло.
Отряд Вилниса Кукайниса держался в окрестностях Вентспилса дольше всех остальных – почти до конца 1952 года. Прозрачным осенним утром под настойчивый стук дятла, гулко отражающийся от полуобнажённых деревьев, лагерь Кукайниса окружили милиционеры и забросали землянку гранатами, избавив себя таким образом и от нервотрёпки сопровождения задержанных в город и от рытья ям для могил бандитов.
Висвалдис в эту ночь был у свой подружки по школе Мирдзы Одзе. Мирдза жила одна на дальнем хуторе, работала в колхозе, и никаких подозрений двадцатидвухлетняя девушка у правоохранительных органов не вызывала. К ней-то частенько и заглядывал Висвалдис.
Вернувшись в тот злополучный вечер в лагерь, молодой человек застал лишь заботливо укрытую пёстрыми листьями с окрестных деревьев небольшую братскую могилу.
В порыве гнева Висвалдис, до этого ни разу не принимавший участия в варварских вылазках отца по уничтожению активистов и сочувствующих советской власти, в ту же ночь расстрелял в лесу двоих милиционеров, на велосипедах возвращавшихся в город, и вернулся к Мирдзе.
Эту минутную вспышку гнева Висвалдис не мог объяснить себе все последующие 40 лет ущербной подпольной жизни, эта минутная вспышка гнева страшила его и останавливала, вопреки мольбам Мирдзы, выйти в мир.
Повадились было в красавице женихи из колхозного гаража, но нежеланными гостями приезжали они к Мирдзе, совсем даже не понимая этого. В порыве отчаяния Мирдза испортила себе лицо, дабы отвадить колхозных парней. Такое средство оказалось весьма радикальным, нашествия женихов прекратились, Мирдзу и прятавшегося у неё Висвалдиса посторонние любопытные глаза оставили в покое.
Иногда на велосипеде Висвалдис выезжал к город – тихо, спокойно, с настоящей грустью в глазах, не привлекая особенного внимания к себе. Да и в первые годы после войны грусть в глазах была у всех, потёртые пиджачишки, скрипящие велосипеды мелькали по выходным на базарной площади повсеместно. Приглядывались порой к Висвалдису местные милиционеры – незнакомый, мол, но за грустью в глазах Висвалдис научился прятать острую внимательность и осторожность, одного пойманного подозрительного взгляда было вполне достаточно, чтобы затеряться среди обывателей. После таких неприятных моментов Висвалдис месяц-другой не рисковал выезжать в город.
Семья Кукайнисов до августа 1940 года жила вполне достойно и – жить бы да поживать бы, но – случилось присоединение поперёк воли латышей к Стране Советов, потом – война, а после – опять советский строй, не очень-то желанный и принятый далеко не всеми жителями Латвии.
До всех этих завихрений истории Вилнис работал в порту, прилично зарабатывал, семья жила мирно и в достатке. Старший – Миервалдис, после школы бегал к отцу в порт, учился слесарничать и мечтал построить свой корабль. Младший – Висвалдис, перейдя в третий класс, пока ещё не мог с определённостью ответить, кем он хотел бы стать в жизни. Жена Вилниса и мама ребятишек – красавица Ребекка – Вилнис привёз её из Лиепаи, когда его с товарищами отправили на тамошний завод за металлом и всякими запасными частями для ремонтирующихся кораблей, держала, так сказать, на себе хозяйство – навести порядок, приготовить еду, помыть, постирать. Дом Кукайнисов был на загляденье!
В первые дни и недели новой жизни, казалось, ничего не изменилось. По-прежнему работал порт и все его вспомогательные службы, по-прежнему Миервалдис и Висвалдис бегали в школу, по-прежнему Ребекка ходила на рынок за овощами. Но исподволь все начинали чувствовать, что жизнь изменилась и уже не будет прежней.
В порту появились незнакомцы с холодными и жёсткими глазками, высматривающие невесть что, не верящие никому и ничему. Кроме, может быть начальства, да и то самого высокого. Да и оно, это самое высокое начальство, не сегодня – завтра могло изменить делу мировой революции. И заслуживало за это самого сурового наказания. Что ж говорить о рядовых работниках Вентспилсского порта, ещё недавно насквозь пропитанных буржуазным духом, не выветрившимся до сих пор?
Задача этих товарищей и заключалась в выявлении этого зловредного духа, в искоренении его, в выкорчёвывании даже самых скудных источников этого духа. Резать, что называется, заходя на здоровое…
А посему – раззудись плечо, размахнись рука! Косили всех подряд.
Вилнис продолжал трудиться в порту, с несколькими товарищами попытался противостоять новой власти, но… Друзей его забрали – кого прямо с работы, демонстративно, если можно так сказать, кого под утро из дома. Не стал ждать глава семейства Кукайнисов своего ареста, ушёл в лес, где исподволь собирались противники Советов. Ничего серьёзного они пока не делали – лёгкие грабежи машин с продовольствием, несколько убийств активистов.
Чуть меньше года советская власть буянила в Латвии. Гитлер напал на Советский Союз, линия фронта довольно стремительно приблизилась в Прибалтике, и отряд Вилниса начал показывать свои зубы всё смелее и смелее. А когда немцы прочно утвердились в Латвии, Вилнис появился в городе, исповедался перед новым начальством и получил разрешение вернуться в порт – его рукам привычнее было держать напильник, молоток, гаечный ключ, прочий инструмент, необходимый в ремонте кораблей, нежели автомат.
Иначе сложилась судьба старшего сына Висвалдиса – Миервалдиса Кукайниса. Когда война началась, он ещё ходил в школу – немцы довольно быстро наладили быт мирного населения. Снова открылись школы – программа, правда, изменилась – но в году 1943 Миервалдис всё же школу закончил. Отец взял сына на работу в порт.
По иронии судьбы практически повторилась совершенно обратная картина. Молодой слесарь Миервалдис Кукайнис быстро сошёлся с молодёжью, пропитанной антифашистским и антивоенным духом. Но новые хозяева Латвии были очень внимательны к настроениям молодёжи…
И Висвалдис не стал дожидаться ареста, ушёл в лес и с маленьким отрядиком Курземских партизан изредка, в силу скромных возможностей, щекотал нервы немецкой армии. После нескольких безуспешных попыток выкурить ретивую молодёжь из лесов, немцы оставили эту идею, предоставив действовать природе – зимой, мол, замёрзнут.
Нечего и говорить о состоянии Ребекки. Она разрывалась между отцом и детьми, между родными ей людьми, оказавшимися по разные стороны дома. Частые посиделки мужа с немцами – и портовыми начальниками, и военными из комендатуры – заканчивались пьяными спорами, песнями, ругательствами. Спорили, конечно, не о политике и войне – даже будучи изрядно пьяным, Висвалдис чувствовал границу дозволенного, останавливался, словно упираясь в туго натянутую проволоку, как будто малейшее нарушение равновесия, состояния покоя этой струны вызовет страшный взрыв, не сулящий абсолютно ничего хорошего ни Висвалдису, ни тем более Ребекке и детям.
Начало Курземской военной операции Красной армии всколыхнуло и взбудоражило вентспилчан. Вилнис уже серьёзно задумывался о том, что же будет с ним, когда немцы окончательно покинут Латвию, что будет с Ребеккой, младшим сыном. Он довольно помнил вторую половину 1940 года, страх сделать или сказать что-то не так. Такой страх жил в Вилнисе и всю войну, но новый страх был почему-то страшнее. И прозрачным ясным весенним утром Вилнис, Ребекка и Висвалдис Кукайнисы покинули родной дом. Ребекку мужчины отправили лодкой в Швецию, уговорившись найти её там несколько позже. Весной 1945 года многие латыши пытались морем уплыть в Швецию, спасаясь от Красной армии, власти Советов и всех прелестей, несомых ими.
Вилнис с младшим сыном ушли в лес…
Лодку же расстрелял и потопил советский военный катер. Ребекка погибла, но ни Вилнис, ни дети об этом никогда не узнали…
И только полвека с хвостиком спустя появился на Балтийском побережье Парус Надежды – памятный знак бежавшим морем в Швецию от советской оккупации.
Миервалдис после окончания войны вернулся в порт, даже вступил в партию, женился, но, тем не менее, в 1946 был вместе с семьёй выслан в далёкий Красноярский край. В общем-то, хорошо было известно о его деятельности в партизанском отряде, но товарищи посчитали, что недостаточно активно боролись партизаны с захватчиками, вяло и лениво. Можно даже сказать – пособничали. Результат скорого следствия оказался весьма предсказуем…
Там, у чёрта на куличках, вдали от милого сердцу Балтийского моря у Миервалдиса родилась и умерла дочка, чуть позже не выдержала нечеловеческих условий жизни жена. Сам Миервалдис Кукайнис пропал зимой 1949 года на охоте…
Но Висвалдис держался. Долгих без малого сорок лет Мирдза прятала его у себя, хранила эту тайну, ни словом, ни намёком не упрекнув своего парня в бессмысленности происходящего. Все тревоги, обиды, сомнения она держала в своём сердце. И летом 1991 года это сердце не выдержало. Немолодой уже Висвалдис Кукайнис вынужден был снова уйти в лес. С ужасом думал он о предстоящей зиме – куда? как? – и не надеялся пережить её, но осенью совершенно случайно, выбравшись в ближайшую деревню за хлебом, узнал о независимости Латвии.
Висвалдис не сразу поверил этому, всё же он и газеты читал у Мирдзы, и телевизор смотрел – и вдруг – Советский Союз отпустил на все четыре стороны прибалтийские республики! Сторон-то, правда, было всего две – Латвия вполне естественно выбрала противоположную, да и СССР вскоре скукожился и сдулся. Было в этом решении давнишнее затаённое противоречие самого уклада жизни латышей с советским образом жизни.
Чудо!
Есть в физике понятие центробежного ускорения. Когда тело движется по окружности, центробежная сила направлена по касательной к радиусу и стремится сбросить тело с кругового движения. И чем больше скорость движения тела, тем активнее оно стремится сойти со своей орбиты. Видимо, скорость движения советских республик оказалась слишком высокой. И они сорвались со своих орбит.
Так что никакого чуда и нет. Просто физика.
Висвалдис прикинул все «за» и «против» и решился выйти из своего убежища и сдаться полиции. Аргументов «за» оказалось чуть больше. Удивительно, но приняли его как героя. Про Висвалдиса Кукайниса писали газеты, о нём рассказывало и показывало его телевидение, его принимали чиновники разных рангов, можно сказать, что он стал героем Латвии, получив всевозможные почести и даже награду из рук самого президента.
Но мира и покоя не было в его душе. Зачем он жил, зачем эти сорок лет подполья, страха, зачем бесполезная сломанная жизнь Мирдзы, да и его самого?
Зачем? Зачем? Зачем?
Часто Висвалдис приходил на могилу Мирдзы, подолгу стоял, ни о чём не думая, не замечая убегающих часов. Столько их убежало бессмысленно и абсолютно напрасно, чего уж там – ещё несколько убежит!
Но однажды ясное решение родилось в его голове. Как молния. Как будто порвалась та самая туго натянутая струна, которую так боялся оборвать его отец. Это решение крепло, требовало немедленного исполнения, всё в Висвалдисе трепетало, зудело, чесалось.
Появилась эта мысль на кладбище, на могиле Мирдзы. Висвалдис был уверен, что именно Мирдза подсказала этот простой выход. Был тёплый осенний вечер. На лицо то и дело садились пролетающие мимо паутинки, пахло прелыми листьями – утром был дождь. Прожилки хрупких пёстрых листьев, трепетавших на деревьях, резко обозначились в лучах заходящего солнца. С равными промежутками времени то здесь, то там листик за листиком тихо отрывались от ветки дерева и, недолго покружась в прохладнеющем воздухе, мягко укладывались на траву, укрывая её тёплым одеялом тёплой жёлто-красной расцветки. Зимой траве будет тепло.
Определённо зная каждый свой следующий шаг, Висвалдис решительно отправился в лес, где было знакомо каждое дерево, каждый пень, без труда отыскал свою землянку, где на всякий случай – мало ли, вдруг пригодится? – хранил пистолет.
Но сначала Висвалдис сходил в могиле отца. Верхние брёвна землянки, переломанные взрывами, давно сгнили, воронку доверху укрывали осенью опадающие листья – этих осеней было очень очень много и образовался толстенный слой плодородной земли, взрастившей крепкие деревья.
Висвалдис стоял и думал о том, что через сорок лет дело отца – Вилниса Кукайниса – всё же оказалось правым.
А дело самого Висвалдиса? В какой-то книге, а их у Мирдзы было много, она специально покупала разные книги для Висвалдиса, чтобы он не чувствовал себя совсем уж отрезанным ломтём в этой скудной, однообразной, но всё же – жизни, Висвалдис вычитал, что есть два времени – время космическое и время историческое. Космическое время идёт по кругу. Это и циферблат часов – круглый, это и орбита планеты Земля – круглая, ну почти. Опять круг! Вся жизнь – круг, по кругу. Безысходность и безнадёжность. А историческое время идёт по прямой. Вперёд. Неумолимо. Вот только он, Висвалдис, ни на сантиметр не продвинулся в этом самом историческом времени. У него нет истории. Ничего у него нет. Ничего! Его, Висвалдиса, историческое время оборвалось в двадцать с небольшим, когда он спустился с отцом вот в эту землянку. А в то утро он мог быть не у Мирдзы, а здесь – и сейчас уже не быть… Следующие сорок лет – одна жирная точка в его истории. Она невидима, но она есть. Пора бы уже нарисовать её, обозначить, сделать реальной точкой. И в ненужном никому уже беге по замкнутому кругу тоже пора поставить точку.
Пора.
С этой мыслью почему-то пришло спокойствие, стало легко, приятно и понятно. Уже глубокой ночью Висвалдис вернулся на кладбище. Яркая полная луна помогала, будто знала, что же случится через несколько минут. Висвалдис быстро нашёл могилу Мирдзы, опустился перед ней на колени, закрыл глаза и приставил в виску пистолет…