- Господин Кровлин, помилосердствуйте! Это мои последние дюжки, мне даже на праздничный стол нечего будет поставить.
Высокий худой крестьянин в драной накидке, которая навряд ли была способна согреть в эти длинные холодные ночи, согбенно склонился над барной стойкой. Напротив него, властно уперев толстые руки в отполированную до блеска поверхность, восседал упитанный трактирщик. Крестьянин заглядывал заискивающе-просяще, взгляд трактирщика оставался холодным и безразличным.
- Ты сам помнишь, что сегодня канун Смены Лет, - трактирщик огладил густые пшеничного цвета усы. - Не гоже входить в Новолетие с долгами.
- Господин Кровлин, моя семья...
- Сегодня канун Смены Лет, Грегор, надейся на чудо, и Всевышний обеспечит твою семью!
Крестьянин склонился ещё ниже. Нечёсанные редкие волосы мышиного цвета упали на столешницу. Трактирщик поморщился, представляя противные жирные разводы, что останутся на стойке после прикосновений и дыхания должника.
- Три медяка! - рявкнул для острастки трактирщик, стремясь поскорее завершить препирательства. - Завтра утром будет уже пять!
Крестьянин всхлипнул и пошарил за пазухой. На отполированную тысячами пивных кружек стойку одна за одной легли щербатые медные пластинки.
Трактирщик сгрёб монетки, осмотрел в неровном свете лучины.
- Одну подрезали, - Кровлин взглянул на крестьянина, прищурив правый глаз.
- Да как можно-то! - крестьянин отпрянул от трактирщика, словно тот собирался его укусить.
- Ладно-ладно, - Кровлин добродушно расхохотался. - Ступай, долг списан. Приходи в новом году. Не последнего Новолетия!
- Благодарствую, - крестьянин хмуро натянул на голову капюшон и, с усилием открыв тяжёлую дверь, вышел в холодную ночь.
Господин Кровлин облизнул сухие тонкие губы. Вновь пересчитал сегодняшнюю выручку, и аккуратным мелким почерком внёс ещё одну цифру в графу доходов. Бережно закрыл толстую книгу и любовно погладил кожаную переплётную крышку. На ощупь кожа была гладкой и бархатистой, как куколка бабочки. Ему нравилась эта массивная коричневая книга, с алым тиснением по уголкам. Но большее наслаждение он испытывал от цифр, записанных в доходной части.
Год оказался удачным, торговля между землями восстанавливалась, всё чаще на Тракте появлялись путешествующие. Да и местные сельчане начинали охотнее захаживать ради компании и кружечки хмеля. После злой годины Лихолетья мир оживал. Медленно, но неуклонно, как остывает снятый с огня котелок. И значит в следующем году стоит ожидать ещё большей прибыли.
Господин Кровлин тихо засмеялся, потёр кончик длинного носа, заправил выбившиеся седеющие пряди за большие выпирающие уши. Зыркнул по углам столового зала. В хорошие дни здесь собиралось больше сотни гостей. Пусть таких дней в следующем году будет ещё больше!
Кровлин блаженно потёр руки. Трактир, доставшийся ему от отца и кормящий их семью на протяжении восьми поколений, начинал приносить прибыль. Очень хорошую прибыль.
Трактирщик накинул утеплённый шерстью пустынного барана плащ, взглянул на свою тень на дощатом полу. "Ну точно бурдюк с вином на ножках. - Хохотнул собственной шутке. - Пора скинуть килограмм десять, а то уже начинает мучить одышка. А ведь мне только сорок!"
Господин Кровлин тяжело вздохнул. Сегодня канун Смены Лет. И значит наступает сорок первый год его жизни.
Он загасил лучину и шагнул наружу, затворив за собой дубовую дверь.
Холодный воздух с Пустоши окутал его, покусывая за щеки, уши и нос. Морозное дыхание несло запах вечной пыли и, остывающего от ночной прохлады, песка. Где-то там, в сердце безграничной пустыни, скитались "дикие", те, кто, подчинившись неведомому Зову, оставил человеческие селения ради обитания в безлюдных местах.
Трактирщика передёрнуло. "Диких" он никогда не понимал, а после случившегося с женой, возненавидел.
Острой кинжальной болью отозвалось воспоминание. Кровлин тяжело вздохнул. Вгляделся во тьму. Чёрными силуэтами на мрачном небосводе различались строения. Высоко над треугольниками крыш перемигивались разноцветные звёзды. Тусклые огоньки от дешёвых сальных свечей, выставленных в окнах деревенских домов, вновь напомнили о празднике. На душе слегка потеплело.
- Господин Кровлин, - от ближайшего дома к нему заковыляла худая несуразная тень. - Не последнего Новолетия!
Кровлин поморщился:
- И тебе не последнего Новолетия, Мирта.
Хромоножка добралась до трактирщика и рухнула на колени у его ног:
- Ради праздника, подайте на пропитание!
Кровлин потёр кончик изрядно подмёрзшего носа. Оглядел смутно проступающие очертания Мирты. Память дополнила невидимые во тьме детали. Измождённое лицо, бледная кожа в паутине глубоких морщин, болезненно блестящие бесцветные глаза. А ведь она лет на пять его младше. Её покойный муж ровесник Кровлина, но уже лет десять лежит в могиле. А Мирта перебивается случайными заработками, и всё больше побирается.
Кровлин печально покачал головой. Вдова всегда выглядела одинаково. Штопанная туника прорвана во многих местах, худые плечи выпирают, словно пики костяных гор. В такой одёже, да в такую холодину навряд ли она переживёт Смену Лет. Ну уж точно не протянет следующий год.
Трактирщик с грустью вздохнул. А что делать: тяжёлые времена, кому сейчас легко? Он проверил туго набитый кошель. Неровные грани разноразмерных пластин приятно врезались в подушечки пальцев. У него-то год выдался удачным.
Рот открылся сам собой:
- Всевышний подаст, Мирта. Сегодня праздник, надейся на чудо.
Он шагнул по еле различимой тропинке в сторону дома лавочника. Наверняка тот уже заждался, чтобы отдать заказанное трактирщиком ожерелье. Кровлин представил как обрадуется дочь такому подарку к Новолетию.
Опять вспомнилась жена, и благостное настроение накрыла хмурая туча печали. Кровлин до сих пор помнил первое дешёвое украшение подаренное жене. Это было двадцать два года назад. А десять лет назад Альда ушла вместе с "дикими" в Пустошь. Жива ли она? Как встречает праздник? Есть ли на столе хоть кусок хлеба?
Слезинка соскальзнула с ресницы, прокатилась по щеке. Оставленный ею тёплый след вмиг остыл и ожёг кожу. Трактирщик быстро оттёр щёку ладонью и спрятал руки под складки плаща.
За спиной послышались приглушённые всхлипы. Мирта обессиленно повалилась наземь и рыдала. Устало, безнадёжно и почти беззвучно.
Трактирщик обернулся. На мгновение задумался, затем распахнул плащ и засунул руку в поясной кошель. Пальцы привычно ощупали драгоценные монеты. Кровлин отринул три толстые медные пластины, ухватил тонкую серебряную. Затем шагнул назад и склонился над тёмным комком, лежащем на остывающей в ночи земле.
Мирта подняла к нему лицо. Светлое пятно среди чернильного мрака ночи.
Кровлин нащупал её тощую руку и вложил в ладонь серебряную дюжку. Быстро одёрнул свою руку от руки попрошайки, и зашагал прочь.
Женщина не сразу разглядела монетку, и запоздало рассыпалась в благодарностях.
Кровлин ещё долго слышал растворяющиеся в ночи слова. Он знал, что теперь Мирта будет сыта, в её ветхом доме в канун Смены Лет будет кувшин молока, каравай хлеба и огонь в очаге. Чудесным образом и к ней придёт праздник. И от этого на душе у трактирщика стало тепло и радостно.