Новогодний календарь
(рассказ)
В начале зимы вода из колодцев ушла окончательно. Узнав об этом, жители улицы Лесная впали в ступор – все до единого, за исключением деда Еремеича, которому в то время было не до чего: копаясь в родословной, он узнал, что в первую мировую его дед совершил героический поступок, взяв в плен немецкую проститутку-шпионку.
Причину, почему колодцы пересохли, знали все, даже глава сельского поселения Семируков.
– Осенними дождями плотину подмыло, пруд высох, вот, вода и ушла из колодцев, – авторитетно заявил он на планерке, которую проводил каждый день с главным бухгалтером, ведущим специалистом третьей категории и ведомой уборщицей.
«Лесники» – так звали в Петуховке жителей улицы, вдруг ставшей безводной – решили до морозов своими силами отремонтировать плотину, но куда там! Десять мужиков – на вид самые сильные – пытались ломами и рычагами вернуть на место массивную бетонную плиту, которая сползла на дно оврага, но сделали еще хуже – под плитой что-то чвакнуло, и она окончательно улеглась в яме.
Но не зря говорят: «Пришла беда, отворяй ворота».
Люди остались не только без воды, но и без дороги, потому что плотина соединяла Лесную с главной улицей Петуховки.
– М-да, – глубокомысленно изрек Семируков, стоя на краю оврага в окружении «лесников». – Надо срочно отремонтировать плотину. Забота о социальном благополучии граждан – краеугольный камень нашей работы.
– Камень, гришь? – подал голос с задних рядов Еремеич. – Я дам камни на ремонт. Вчера разобрали старую баню, так что камень есть, правда, не крае... крае…краеугольный.
– Камень – не проблема, – с удовольствием продолжал озабочиваться глава, – надо разработать пээсде.
– А в чем вопрос? – довольно усмехнулся Бычков, бывший колхозный ветеринар. – Разработаем все пээсде – лишь бы дали.
Но оформление проектно-сметной документации по традиции затянулось. Не помогли ни письма в райгазету, ни многочисленные челобитные. Пришлось перезимовать без воды. Трудно сказать, чем бы все это завершилось, если бы не умопомрачительная выходка самородка-гармониста Федора Клавишкина. Вообще-то он работал в городе, но постоянно приезжал в Петуховку, где на Лесной жила его тятя. Именно ему на районном празднике в честь женского дня каким-то образом удалось с гармошкой заскочить на главную сцену и спеть наспех сочиненную частушку:
«Мать честная,
Улица Лесная!
Умираем без воды,
Пивом писаем в кусты».
Эта сценка каким-то чудом попалась на глаза губернатору. Только после этого все завертелось. Было решено строить плотину и дорогу так называемым методом софинансирования. «Лесники», конечно, очень обрадовались, но счастье длилось недолго – чтобы начать стройку, надо было собрать с населения почти триста тысяч рублей. Кое-как наскребли половину, но где взять остальные деньги?
Чтобы решить этот вопрос, Семируков объявил сход граждан.
Вечером, уже в апреле, люди собрались в клубе. «Лесники» пришли почти все – человек двадцать, но большая часть жителей села осталась дома. Почему они проигнорировали собрание, стало ясно уже с первых минут.
– А чё, мы должны за них свои кровные деньги отдавать?! – показывая пальцами на «лесников», стали петушиться некоторые жители села, особенно с Центральной улицы, которая была заасфальтирована еще в советское время – в год, когда космонавт Леонов впервые в мире вышел в открытый космос.
Пошумели-пошумели и на том все закончилось.
«Лесники» потопали домой, понурив головы. Предзакатное солнце сочувственно смотрело им вслед и грело согбенные спины.
Они подошли к плотине и как по команде остановились – хоть картину «Утраченные грезы» с них пиши.
Все стояли молча. Казалось, над всей округой навис вопрос: «Что делать»? Только Бычков усердно, никого и ничего не замечая, аппетитно причмокывая губами, шарил по смартфону.
Ульяне Самолаевой, разведенке нижесредней упитанности и вышесредних лет, это не понравилось. Она подкралась к Бычкову сзади и заглянула через плечо.
– Ах, ты бесстыдник! –заорала Ульяна. – Мы тут думаем, что делать, а ты порнуху смотришь?
– Какая порнуха?! – возмутился Бычков. – «Лента. ру» читаю! Новости! На, глянь!
Ульяна сначала опешила, но быстро справилась с волнением и взяла смартфон.
– А это что? – подняла она над головой смартфон. – Это разве не порнуха? Смотрите, какие бабы с голыми титьками!
Она по-охотничьи хищно прищурила глаза.
– Тут и мужики голые! Ах, ты, извращенец!
– А ты читай! Читай! – не сдавался Бычков.
– Чё, читать! – продолжала напирать Ульяна. – И так все ясно!
– Что тебе ясно? Дай сюда телефон!
Бычков взял смартфон и ткнул пальцем в дисплей.
– Вот, смотри! Здесь написано, что жители шведской деревни сфотографировались обнаженными для календаря, а на вырученные деньги решили купить дорогостоящее лекарство для больной соседки.
– Они, прям, догола разделись? – недоверчиво улыбнулся бывший главбух райпо Степаныч, сосед деда Еремеича.
– Ну, да, – спокойно ответил Бычков. – Только чуть прикрыли…как бы это сказать?...проблемные места.
Ульяна фыркнула, демонстративно отвернулась и гордо вскинула кудрявую голову:
– Это у вас, у мужиков, проблемные места, а у нас – интимные.
Все снова умолкли. Вечернюю тишину нарушала лишь предсонная перекличка собак.
– А, может?...– кто-то робко подал голос.
– Верно, – осторожно поддержал другой.
– А если?... – предложил третий.
– …И нам, – поспешила на помощь одна из женщин.
– А вдруг?! – хлопнул себе по бокам Бычков.
И тут всех словно прорвало. Начался такой галдеж, что даже собаки притихли. Спорили, спорили и наконец решили: выпустить такой же, как и у шведов, а, может, даже и покруче, новогодний календарь.
– Пээсдовать не будем! Нечего тратить деньги на бумаги! – взвизгнул фальцетом дед Еремеич. – Деньги лучше пустим на календарь!
И снова надежда вселилась в сердца «лесников».
Через неделю они опять собрались в клубе, чтобы обсудить вопрос об издании новогоднего календаря. Слухи о затее «лесников» облетели все село, а потому на сей раз в зале народу было больше. Многие петуховцы пришли из чистого любопытства, и они с недвусмысленной ухмылкой поглядывали на взбудораженных «лесников», дескать, посмотрим, что из этого выйдет.
Вначале все шло хорошо. Единогласно избрали инициативную группу. Бычков стал руководителем, Ульяна – бухгалтером, Клавишкин – арт-директором, а дед Еремеич – председателем контрольно-ревизионной комиссии.
«Лесники» сидели в предвкушении чего-то светлого, необычного, но все испортил фермер Молочкин, примаком зацепившийся за село, а потом поглотивший пол-Петуховки.
– Я был в Швеции, – Молочкин степенно встал и медленно обвел притихший зал. – Видел этот календарь. Да, там фотографии местных жителей…голых. Есть на что посмотреть.
Фермер сделал выразительную паузу и показал рукой на «лесников».
– А теперь, – возвысил он голос. – гляньте на них! Мужики – все пузатые! Морды, извиняюсь, рожи – как у алкашей. А бабы?…Без слез на вас нельзя смотреть! Одни – тощие, как колхозные коровы, а у других вымя такое, что в объектив не влезает. У вас не календарь будет, а календурь!
Услышав такой приговор, «лесники» совсем приуныли, и все на них стали смотреть с жалостью и с сочувствием.
Молочкин надел кепи и стал пробираться к выходу. В дверях, о чем-то вспомнив, неожиданно обернулся.
– Между прочим, идея ваша хорошая. Цепляет…
И снова «лесники», под завязку нагруженные думами, гуськом потопали домой.
Дойдя до оврага, они по привычке остановились. Игриво журчала вода внизу, а в небе жаворонок с упоением воспевал весну.
– Да, – вздохнул Бычков, – Молочкин, может, и прав.
Никто не промолвил ни слова, лишь невдалеке нестройно заблеяли овцы, пасущиеся на зеленеющих проталинках вдоль оврага.
– А, может?...– кто-то робко подал голос.
– Верно, – осторожно поддержал другой.
– А, если?... – предложил третий.
– …И нам, – поспешила на помощь одна из женщин.
– А вдруг?! – хлопнул себе по бокам Бычков.
– Правильно! – расставил все по местам дед Еремеич. – Поддерживаю! Мы не хуже шведов! Еще мой прапрадед бивал их – под Полтавой взял в плен ихнюю маркитанку!
Решили так: больше не пить, не курить, всем начать регулярно заниматься физкультурой и спортом. Старшим назначили Степаныча. Даже договорились завести журнал, чтобы отмечать, кто как тренируется.
За неделю в центре улицы установили турник, брусья, проложили вдоль опушки тропинку для скандинавской ходьбы или бега трусцой.
Через полгода «лесников» было не узнать – все в меру поджарые, позитивно настроенные и сплоченные – даже Бычков с Ульяной подружились не на шутку. Глядя на них, надели кроссовки и другие жители села, чем незамедлительно воспользовался Семируков, собственноручно увеличив в отчете численность людей, занимающихся спортом, в восемь раз.
Но, увы, так в жизни устроено: кажется, все идет гладко и вдруг…
В начале сентября решили провести фотосессию. Место для съемок выбрал сам Семируков – здание бывшей школы, построенное еще в царское время и прекрасно сохранившееся.
Пригласили из города профессионального фотографа. Тот осмотрел зал, подсказал как изменить антураж, чтобы все выглядело в едином стиле: смастерить стойку, как в баре, поставить на нее самовар, жбан с расписным ковшом, повесить на окна полотняные занавески и, самое главное. протопить печь.
И, вот, день «ххх» настал.
Суетился Семируков, суетился фотограф, только «лесники» стояли застывшие, стыдливо прятав глаза – от их былой смелости не осталось и следа.
Первыми, не выдержав давления неловкости, к выходу направились супруги Миловидовы. Они ушли бы, но дорогу им перегородил Семируков.
– Куда вы?
– Домой, – смущенно ответила Миловидова. – Мы стесняемся.
– Да, – поддержал жену Миловидов. – Мы – стеснительные и культурные. Когда трах…м-м-м…занимаемся этим делом, даже кошку выгоняем из спальни.
– Но здесь же кошки нет!
Миловидовы на миг опешили и растерянно посмотрели друг на друга. Семируков тотчас воспользовался моментом.
– Вы гляньте на себя со стороны! Оба стали стройными, помолодели…И все жители улицы такими стали. На вас любо-дорого смотреть. Представьте себе, как ваши дети буду гордиться вами, увидев таких родителей на календаре.
На помощь главе поспешил фотограф.
– У нас календарь будет эротическим. Это сейчас модно. И вам нечего стесняться. Мы же договорились: интимные места будут прикрыты. Я вас сниму не голыми, а обнаженными! Вы поняли?
Миловидова подняла глаза на мужа.
– Ну, коли так…Петь, может, попробуем?
– Хорошо, – без особого энтузиазма согласился Миловидов. – В конце концов, ради благого дела можно и поступиться своими принципами.
Все облегченно вздохнули и приступили к съемкам.
Мужчины разделись в одной половине бывшей учительской, женщины – в другой.
Сначала все стояли кучно, искоса поглядывая на противоположный угол, затем осмелели и, прикрывая руками некоторые части тела, начали подходить к стойке. Мужчинам было проще: хлоп! ладонью по причинному месту – и полный порядок. А вот женщинам было потруднее: и груди надо как-то прикрыть, и нижепупочную область, полную таинства и коварства. Но, слава богу, все справились и расположились возле стойки.
– Итак, – объявил фотограф, – начинаем фотосессию! Так как мы в старинной школе, будем прикрываться книгами.
– А нам груди чем прикрыть? – спросила Лиза, самая молодая из женщин. – Тоже книгами? Это неэстетично…
– Нет, для этого можно воспользоваться чайными чашками.
– Не годится! – возразил Степаныч. – Должен быть дифференцированный подход. Вот, – Степаныч указал рукой на Лизу, стоявшую с краю, – для нее нужны будут два ковша, а для Ульяны достаточно двух стопочек.
Фотограф быстро оценил ситуацию и, чтобы разрядить напряжение, попросил:
– Ульяна Федоровна, принесите, пожалуйста, из библиотеки книги.
– Какого формата? – сверкнув злыми глазами на Степаныча, поинтересовалась Ульяна.
– Стандартного, конечно.
– Шестнадцатисантиметровые?
– Не годится! – снова стал возражать Степаныч. – Понимаете, должна быть интрига. Пусть книги будут разного формата. Я, например, выберу для себя Большую советскую энциклопедию.
– Ишь, энциклопедию захотел! – хмыкнула Ульяна. – Тебе, Степаныч, достаточно карманного блокнота. Всю жизнь приписками занимался!
– Я!? Приписками?! Все, ухожу! С меня хватит! У меня есть свое достоинство!
Ульяна победоносно усмехнулась:
– Естественно, свое. Чье же еще?
Степаныч круто повернулся и, сверкнув накаченными ягодицами, решительно направился в угол, чтобы одеться.
Все растерянно стали смотреть друг на друга. И тут неожиданно масла в огонь подлила Лиза.
– Я тоже ухожу! Ни за что, ни про что обидели! Надо же додуматься до такого? Ковш… какие-то два ковша! Я бы еще поняла, если бы сказали: «Фарфоровые тарелки», а то «ковш, ковш»!
Вслед за Лизой потянулись к своему углу и другие женщины. Распался и мужской коллектив.
И снова «лесники» – теперь уже вразнобой – потопали домой.
По дороге никто ни слова не проронил, но, дойдя до оврага, все по привычке остановились. Внизу по-прежнему журчала вода, неся по течению первые осенние листья, а чуть вдали, над частоколом деревьев, курлыча, прощались с летом журавли.
Все стояли молча, хоть «Реквием» включи.
– А, может?...– робко подал голос Степаныч.
– Верно, – осторожно поддержала его Ульяна.
– А, если?... – предложил Еремеич.
– …И нам, – поспешила на помощь Лиза.
– А вдруг?! – хлопнул себе по бокам Бычков.
Все быстро разбежались по домам, переоделись и с ломами, рычагами вернулись к плотине.
Пятеро мужиков – ничем не отличающихся от соседей – спустились вниз. Они подсунули ломы под плиту, напряглись и…плита двинулась, но не вниз, а вверх!
Не прошла и неделя, как плотина была восстановлена. А деньги, предназначенные для календаря, пустили на строительство новой дороги через плотину. На радостях Семируков даже организовал торжественное открытие дороги с перерезанием алой ленты.
А потом в клубе был концерт. Выступали приезжие артисты. Но больше всех аплодисментов сорвал Клавишкин со своей частушкой:
«Мать честная,
Улица Лесная!
Мы построили дорогу
От оврага до порога.
Мать честная,
Улица Лесная!
За картошкой к тете Зине
Теперь еду в лимузине»
А под занавес, взойдя на сцену, Еремеич вообще выдал сенсацию – оказывается, немецкая шпионка легкого поведения родила от его деда ребенка и что Анна, Лена Бербок теперь приходятся ему троюродными внучатами племянницами.
Декабрь, 2022 г.