Ещё один день

Карпачёв Леонид
Проснулся утром и почувствовал себя странно и необычно. Мысленно пробежался по своим болячкам, которые в мои года на восьмом десятке,  очень редко  оставляли меня надолго. Ничего не тревожит, но почему то на душе так скверно и тревожно.  Пульт от телевизора маняще лежал рядом на столике, но я решил не включать телевизор, тем более, что настроение он не улучшит, а окончательно испортить это завсегда и с большой охотой.

Хочу сказать, что в моем возрасте каждый новый день это как подарок жизни. Многие сверстники навсегда лишены этого подарка, так, что приходится жить и за них. Решил сходить в СПА-зону, на людей посмотреть,  себя показывать, хотя последнее  мало кому доставит удовольствие, но это и к лучшему. Хочется тишины и покоя.

Бассейн встретил меня голубым кафелем и прозрачной водой, которую делили на дорожки натянутые пластиковые канаты. Рабочий день, начало дня, - так, что посетителей не много.  В основном пожилой народ, только  резвились на крайней дорожке дошкольники  под зычные команды толстой тренерши. Я поплавал, но надо сказать, без особого удовольствия. В соляной пещере было пусто, насыщенный солями тёплый воздух   вводил в дремоту и успокаивал. Я подумал, что вот оно – мое счастье,  но длилось оно не долго. Вошли две очень бодрые старушки  в возрасте, когда его не скрывают, а активно гордятся.

Не обращая внимание на меня, женщины заговорили, - да так громко,  как говорят артисты со сцены в театре, пытаясь привлечь  зрителей.  Пещера наполнилась дребезжащими голосами, от которых не было спасения, но приходилось терпеть. Все бы ничего,  но скрипучие слова проникали в мозг  и крепко держали в своих объятиях меня, -   немого и бесправного свидетеля чужих откровений.  Попросить помолчать  вышло  бы себе дороже. Скорее всего, бабушки  приходят в бассейн именно  поговорить.  Не обращая на меня внимание,  они продолжали обмениваться  новостями.
- Назаровна, как твой муж, полегчало ему?
Своим вопросом подружка  словно открыла бутылку шампанского в Новый год. Собеседница  начала бурно фонтанировать:
- Нет,  милая моя,  всё по прежнему. Лежит, капризничает. Постоянно требует то лекарства, то еды, то врачей. Вызываю, приезжают и разводят руками. Онкология.  Возраст, -  говорят,  да и неоперабельный. Готовьтесь, держитесь…  Вот за него и держусь. Он всю жизнь у меня шутил, и сейчас смерть подкалывает: дескать, - врешь,  не возьмешь.  А сам губы от боли кусает.
Тут собеседницы защебетали о своих проблемах, а у меня реально заложило уши. Потом все же удалось разобрать вопрос в адрес супруги шутника: 
- А дети помогают?
- Нет, они живут далеко от нас.  Свои семьи, свои проблемы.  А ты как без своего Ивана?
- Да уж  пять лет,  как схоронила. Тоже сильно болел последние годы. Тяжело было, все исхода ждала, чтобы дух перевести.  А вот сейчас скучаю. Недавно приснился. Пришёл ко мне, присел на краю кровати, взял за руку,  и много,  о чём переговорили. Проснулась, - рука тёплая, и ощущение, что Иван  рядом, будто отошел на минутку на кухню.
- К себе не звал?
- Нет, что ты. О чём говорили,  не помню, но на душе было радостно. Единственное, что сказал, чтобы к нему не торопилась.   Сказал, чтобы жила подольше.  Мол, лет через двадцать придешь, - будет о чём поболтать, а сейчас рано..   

Собеседница  на минуту замолчала и задумалась о чем то своём, затем попыталась перевести разговор, уходя от неприятной темы. 
- Что-то Александры не видно. Последнее время она неважно себя чувствовала
- Сама беспокоюсь, не случилось ли чего?
И тут распахнулась  дверь,   и в соляную пещеру  вместе со стайкой  радостных детей, опираясь на палочку,  проковыляла  совсем древняя старушенция. . По тому, как радостно её встретили  подруги, я понял:  - это она, Александра.  И  мне вдруг полегчало…  От  соляных процедур, не иначе.

Дома я в приподнятом настроении включил  телевизор,  и мой поход в бассейн в одно мгновение был перечёркнут жирным, чёрным крестом. Иностранный журналист показывал быт украинских военнослужащих. Поздняя осень, холод, дождями размытые окопы,  в которых местами по колено грязной желтой воды. И в  них несколько солдат, -притулились,  кто как мог устроиться. Рваная обувь и одежда,  пропитанная желтой глиной. Смотреть на  всё это больно. Это враг, и тут уместно  бы ненавидеть, но приходит только жалость.  При том, что я знаю: наши солдаты, невидимые для журналистов, сейчас  напротив,  в таком же гиблом  окопе.

Журналист смаковал быт несчастных, не показывая их лиц. И я представил, как матери и жены,  проводившие на войну своих детей и мужей,  увидели в этих солдатах своих родных. И какая волна боли наполнила многие тысячи сердец украинских и русских женщин. 

И я вдруг удивился: в беседе престарелых подружек в бассейне,  наверняка помнивших лихие и жестокие времена, и даже ТУ войну,  -   сегодня не прозвучало  о войне  ни слова.  Как будто жизнь, забота друг о друге, здоровье и семья – а значит, главное и вечное, - гасило жадное и алчное  пламя  войны прохладным родником мудрости и понимания неизбежного.

Я вдруг представил, как Александра в детстве вполне себе могла видеть живого фашиста  или бандеровца, -  жестоких врагов, искалечивших жизнь ее Родины много лет назад. И разве  она может испугаться сейчас повторения? И понял: нет, не может. 
Не испугается.
Потому что.

Я подумал, что завтра снова поеду в бассейн, а вдруг повезет?  Не для обретения пошатнувшуюся было веру в нашу победу над фашистами. Я по здравому разумению ничего и не терял. Просто отвезу дамам коробочку конфет.