Замкнутое пространство - это родной мой поселок Арти конца 60-х и начала 70-х годов. Сухопутно поселок связан с внешним миром через разбитую гравийную трассу, ведущую к Красноуфимску. До пункта назначения автобус системы ПАЗ идет два часа. Пассажиры выходят на конечной станции - Красноуфимском ж\д вокзале – запыленные, измотанные и порой заблеванные, так как не все выдерживают дорожной качки. Отсюда начинается дорога в мир.
Есть еще один вариант вырваться из родного поселка – через аэропорт на самолете Ан-2. Полет занимает 45 минут, место приземления – свердловский аэропорт Уктус. Но билеты дефицитны, а вылет не гарантирован – капризна уральская погода. Бытует пословица «На Урале три дыры – Арти, Гари, Таборы». Местное население непатриотично называет родной поселок «ямой».
Милая артинскому сердцу «яма» процветает – механический завод исправно перевыполняет план, работая по госзаказам. Идет бурное строительство, растут первые трехэтажные дома. Заложена первая благоустроенная кирпичная школа №1. Под строительные объемы создаются новые организации, специализирующиеся на обслуживании поселка и окрестных совхозах. При численности населения в 14 тыс. в поселке обнаруживается самое большое в регионе количество техники на душу населения – более 7 тыс. единиц. В основном это мотоциклы. Обладателей «москвичей», «запорожцев» а, тем более, «волг» или «побед» считают удачниками и ловкачами.
Взрослое население увлечено развитием личного подворья – цветут сады и огороды, увеличивается поголовье частного КРС, создаются пасеки и микрофермы по разведению пушного зверя. Попутно охота и рыбалка. Народ трудится не покладая рук. Свободное время – удел молодежи. В поселке активно развивается спорт. На стадион во время футбольных матчей вход по билетам, но каждое ристалище становится праздником. Трибуны переполнены, а безбилетники дислоцируются на крыше складского пристоя к райпо. В почете волейбол и баскетбол. Зимой на пруду систематически проходят лыжные гонки, на стадионе заливается каток, где вечером – музыка и иллюминация. Азартно проходят сражения по хоккею с мячом.
Действует музыкальная школа, работают три библиотеки, заводской ДК им. Королева с кинотеатром, еще один кинотеатр «Мир». На месте бывшей «чайной», где народ любил побренчать гранеными стаканами, заложено здание районного ДК. Место считается проклятым – ранее там дислоцировалась главная артинская церковь, которую бодро разрушили ретивые комсомольцы, уничтожив при этом утварь и иконы. Проклятие оправдывает ожидания – вскоре один из строителей погибает, летально сиганув, будучи выпивши, со второго недостроенного этажа на груду кирпича.
Летом чуть ли не ежегодно на единственном в то время стадионе выступает «поезд искусств» - знатные артисты кино и эстрадные исполнители несут в народ свой талант. Для создания бури эмоций особых усилий не требуется – публика рада одному лишь присутствию кумира на сцене. Кумиры разнообразны, чаще всего – киноартисты. Вероятно, их вывозили согласно культмассовым разнарядкам, навряд ли присутствовал денежный «чес».
Появляются черно-белые телевизоры, будоража артинцев сценками из столичной жизни, «Кабачком «13 стульев» и прочими «голубыми огоньками» Надвигаются магнитофоны, работающие на кошмарном носителе «тип 2» - систематически рвущейся ленте. Но даже этот кошмар становится залогом определенной свободы – уже можно прослушивать не только продукцию Апрелевского завода грампластинок, но и нечто новое. Новое и неожиданное приходит как на пленках, так и на «костяных» пластинках: рокк-н-ролл, буги-вуги или Аркадий Северный. Качество скверное, но любопытство огромное. Кстати, ближайший пункт кустарного изготовления «костяного граммофона» находился на вокзале в Красноуфимске.
Выглядел этот вокзальный киоск убого и обыденно. Но из хриплого динамика, прикрепленного к нему, скрипела музыка, а на витрине был выложен разрешенный к записи репертуар с единообразным ценником. Ценник – рубль, вполне суровые по тем временам деньги. Но за этот рубль+еще какие-то копейки можно было создать некое индивидуальное поздравление. К примеру, «Семен Поликарпович, поздравляем с выходом на заслуженную пенсию и по этому знаменательному поводу дарим песню …». По тем временам весьма эпатажно и оригинально. Кстати, в те времена люди достаточно часто не только доживали до пенсии, но бравурно уходили на натруженный отдых под аплодисменты коллег. Профсоюз тщательно отслеживал подобные события и дарил всяческие подарки.
Казалось бы, культурная жизнь в Артях насыщенно процветает… Но летом в саду им. 1-го Мая уже не играет духовой оркестр – музыканты постарели и спились, будучи частыми исполнителями похоронных маршей. В это же время на кладбищах начал затихать и похоронный марш Шопена в вольных вариациях духовых исполнителей.
По крайней мере, некоторые мои друзья, будучи в 70-е годы прошлого века начинающими и обучающимися музыкантами, по случаю чего активно подрабатывавшие "походом на жмура", тогда начали сетовать, что приглашений становится все меньше и меньше. Поскольку большинство из них было студентами, то похоронная практика существенно дополняла стипендию.
Резкое снижение спроса на озвучивание похорон друзья объясняли не собственной бесталантностью, а "народ уже не приветствует". Заказы к концу 70-х случались все реже и реже, а молодая околомузыкальная богема предпочла похоронным процессиям исполнительство "в кабаках". Эта тема была надежней и денежней.
Такой же процесс случился в Артях, что, собственно говоря, и стало погибелью духового оркестра. Надо сказать, что артинский духовой оркестр был весьма харизматичен. К примеру, после Второй Мировой войны известный уральский сказитель Павел Бажов, будучи депутатом, решил посетить Арти и Красноуфимск. Для встречи знатного гостя к перрону вокзала станции Красноуфимск был подан заслуженный и очень известный в округе духовой оркестр от артинского заводского клуба.
Посещение округа знаменитым автором «Малахитовой шкатулки» случилось зимой. После бравурного исполнения встречного марша на красноуфимском вокзале музыкантам не нашлось места в машине – туда пришлось загрузить прибывшую с депутатом свиту. Поэтому обратный путь до Артей протяженностью в 60 километров по заснеженной дороге, да и порой вообще по сугробам, музыкантами со всем своим инструментом наперевес пришлось пройти за три дня. Пешком, но, конечно же, попутно частенько останавливались «для сугрева». Да еще и провели танцы в клубе села Манчаж. А также завернули в деревню Симинчи. Вот такие культурные были люди. Но были…
Один из самых легендарных оркестрантов того времени – человек очень невеликого роста, точнее – карлик, Юрий по кличке Фунтик спьяну замерз майской ночью в средине 70-х годов прошлого века в грязном переулке. До погибели Юрий Фунтик жил в жестко прокуренной комнатушке у сестры, где лишь ночевал, днями простаивая в пивной или около нее, виртуозно крыв все проходящее население забористым матом. Выглядело это крайне жестко: человек, похожий на малолетнейшего ребенка, ничуть не стесняется взрослых. Но Юре Фунтику было все дозволенно. В том числе и спать в грязи в темном переулке. Так погибла легенда.
Понятно, что надвигалась смена музыкальных поколений. Новое поколение было вооружено гитарой. Стоит обязательно отметить, что эта гитара уже шестиструнная взамен еще довлеющего в те времена классического русского семиструнного строя. А это - новые возможности и скорость освоения. Наспех осваиваются пяток аккордов, усваивается термин «медиатор» и начинается исполнение модных песен.
Я преклоняю голову перед мощью советской пропаганды и агитации, но официально утвержденные и идеологически отфильтрованные песни в те времена уже не были модными. В репертуар уличных исполнителей вошли произведения авторско-народные. Возможно – примитивные, вероятно – пошловатые, скорее всего – откровенно грубые, но простые и понятные. А многим и кровно-близкие. Потому что часть артинцев не переминула лично и очень плотно ознакомиться с советской пенитенциарной системой, которая также системно генерировала собственный культурный слой.
Добавьте сюда армейско-дембильские напевы да посконный полупьяный вой российского крестьянина и мастерового, причитания девиц, оставшихся без должного сексуального внимания, и светлые мечты о всяком несбыточном. Нет смысла размышлять о феномене так называемого «русского шансона» или «городского фольклора» - на это есть специальные адепты и апологеты. Но для некоторых эстетов стоит напомнить, что те самые дворовые или подзаборные песни были частью суровой реальности. И оттого милы и близки народу. Это сегодня текст опопсенного недавно шлягера «Плачет девушка в автомате» кажется глубоко сюрреалистичным: «автомат – это что?», «обручальное кольцо – это еще куда?».
Но в те времена в Артях эта песня звучала из каждого темного закоулка, потому что трагедия обманутой девицы была всем понятна и объяснима. Гитара стала фактически атрибутом костюма или психологическим фрагментом ее носителя. Исполнитель – «первый парень на деревне». Гитара звучит на свадьбах и очень популярных в то время армейских проводах. Поскольку выпивка в Артях была тогда событием нескончаемым, то гитарный перезвон был главной закуской.
Затем наступила пора и ансамблей. Групп, понятное дело, тогда не было и в помине. Были самодеятельные коллективы, которые исполняли музыку на танцах. Танцы - это примерно то, что попозже начало называться дискотекой. Место, где можно было повеселиться и получить в морду.
Вокально-инструментальные ансамбли, как правило, создавались на базе культурных учреждений и даже в отдельно взятых предприятиях-организациях – вероятно, на этот счет была специальная разнарядка. Считались художественной самодеятельностью. Художественная самодеятельность поощрялась – согласно советской идеологии люди социализма должны быть веселы и постоянно петь и плясать. А для этого полагалось всячески аккомпанировать и музицировать.
Немудрено, что ансамбли появлялись чуть не в каждом цехе Артинского завода – для этого специально закупались относительно дешевые инструменты, то бишь гитары с барабанами. Поскольку Артинский завод был тогда на плаву и процветал, то вполне мог позволить себя подобный каприз. Поскольку гитаристов хватало, то эти внутризаводские коллективы репетировали и выступали на обязательных внутризаводских смотрах художественной самодеятельности. Ансамбли были «изюминкой» посреди поспешно созданных хоров и плясуний в «кокошниках». Смотры были праздниками и всеобщей утехой, зрителей всегда набивался полный зал, за исполнителей болели. Победители награждались грамотой и поощрялись премиями да выпивкой за счет средств профсоюза.
Естественно, что из всех этих маловнятных цеховых ансамблей в итоге формировался коллектив наиболее талантливых ребят, которым выдавали самые лучшие инструменты из наличествующих, и вручали право играть на танцах. Музицирование на танцах было высоким достижением самодеятельных исполнителей. Репертуар был бонтонном, монотонным, идеологически выверенным и общесоюзным: исполнялись сочинения союза композиторов на стихи союза писателей. Звучал комсомольский энтузиазм и рифмовалось светлое будущее. «Любовь, комсомол и попса» - так будет точнее. Впрочем, «попсы» в те времена не было, были популярные песни и ритмы советских и разрешенных зарубежных композиторов.
Молодежь плясала под эти строго утвержденные ритмы, ничуть не смущаясь давно набившими оскомину мелодиям, упрямо рвущимися из каждого утюга. Оттого что провинциальные танцы отнюдь не место для самовыражения. На танцы дамы шли, чтобы блеснуть своими прелестями и нарядами, а кавалеры чтоб обозначить удаль молодецкую. Как, в общем-то, изначально и издревне было принято в русских селениях. Согласно народным обычаям. Вполне нормальный изыск достойных партнеров для спаривания. Такова природа человеческая.
Оттого общепоселковые танцы были наиважнейшим событием в жизни молодого поколения. Перед танцами исправно засасывалось определенное количество бодрящих напитков (портвейн предпочтительнее!), но в меру – контроль на входе все же существовал. Невзирая на контроль, а также обязательных народных дружинников с красными повязками, наиболее ретивые проносили с собой дополнительные дозы выпивки и принимали горячительное в ходе танцев. Стычки, драки и даже «стенка на стенку» не поощрялись, но и не отменялись. Короче, было весело и жизнь бурлила.
Надо ли говорить, что королями всего этого жизненного буйства были именно музыканты поселкового вокально-инструментального ансамбля. В те времена они наименовались «эстрадниками». Потому что выступали на небольшом подиуме, заставленном всяческой аппаратурой, как бы на эстраде. И благодаря своим талантам находились в центре внимания. То есть были законодателями местной моды, диктаторами манер, императорами вкусов. А также обладателями поклонниц. Поэтому им все завидовали. Но завистники понимали, что для достижения уровня «эстрадника» необходим определенный талант. И хотя в те времена все были отъявленными атеистами, но понимали, что талант – он от Бога. С Богом не спорят. Из-за этого «эстрадники» были неприкосновенны, но порой тоже получали по морде.
Зависть, как известно, поганое чувство, но отличный мотив. Поэтому те самодеятельные гитаристы, которым по ряду причин не удалось просочиться в «эстрадники», находили свою нишу в своеобразном поселковом «андеграунде», где развивали свои способности и даже восхищали окружающих своими недооцененными талантами. Причин для отказа во вхождение в число «эстрадников» на самом деле было немного, чаще всего мелкие идеологические неувязки. Мнение райкома комсомола учитывалось, а тем более – райкома партии, хотя КПСС-парторги до такой пошлой мелочи, как танцульки-песенки, не нисходили. Да и такой фактор, как возраст, тоже становился препятствием, до «эстрадника» нужно было еще «дорасти». Поэтому среди «отбросов» музыкального «эстрадного» сообщества было много очень талантливых парней. И они жили своей очень даже полноценной жизнью.
А самое главное – не гнушались новинками. И что было тогда внове? Правильно – тот самый идеологически незрелый забугорный рок-н-ролл. То самое зловреднейшее направление, которое лекторы из общества «Знание» и записные пропагандисты обзывали «музыкой бунта», «контркультурой» и прочими яркими ярлыками, отчего создавали ореол как минимум привлекательности. Запретное всегда интересно. Тем более, когда исповдоль сообщают о кошмарных крикунах-«битласах» да истерично вопрошают «куда катятся камни?». В чей огород эти камни катятся? Уж не на благостную ли почву благодатного советского социализма?
И оттого пытливым, особенно юным, умам приходилось поневоле выискивать фото The Beatles в журнале «Наука и религия», листать невесть как попавший польский журнал «Панорама», внимательно заслушиваться в миньоны «Криденс клеарватер ривайвл» и «Роллинг стонес», зачем-то выпущенных фирмой «Мелодия» и даже удивляться, отчего композиция «Девушка» обозначена как «английская народная песня». Дефицит информации всегда становится источником знаний. И если уж рок-н-ролл – это очень дурной пример, то именно дурной пример заразителен. И пошла плясать зараза!
Новостей в СССР не было. Если, конечно, не считать прогноз погоды и спортивные отчеты. Но спорт без новостей мертв, а в СССР спортом гордились. Вместо новостей использовались передовицы из высшепартийной газеты «Правда» и поздравления различных Пол Потов и Бокасс в связи со всякими высокими достижениями. Поздравления регулярно обновлялись, а передовицы тотчас же слегка варьировались и немного адаптировались, после чего транслировались в провинциальных газетах. И попутно подкреплялись рапортами об успехах.
Поскольку в державе вместо экономики фундаментом была идеология, то всеобщий прогресс и прочая созидательная жизнь страны сводились к неуклонным рывкам к достижению победы коммунизма. Вся эта сверхпозитивная мешанина абсурдного оптимизма была липкой и скучной до уровня блевотины. Диссонанс между уровнем жизни и ухищрениями пропаганды выглядел примерно так:
- Весна! Закапало из крана. Хвалу по радио поют:
Индустриальная держава борьбу аграрную ведет.
Ударный фронт – животноводство, а семена уже в земле
И получает наш колхозник признание в своем труде.
Качаем нефть и уголь рубим, в печах огромных варим сталь,
Через тайгу, через болота упорно тянем магистраль.
А в это время на погосте, в облитой солнцем тишине
Стоит сосна, праматерь спичек, на мертвецами фаршированном холме.
Тоска была всеобщей, тихой и осязаемой: люди понимали, что надеяться на обещанные благости неизбежно грядущего коммунизма бессмысленно. И выкручивались как могли, самодеятельно и самостоятельно. Тихо приворовывали, потому как кража социалистической собственности была не только социально близкой, но даже слегка поощряемой. Тянули с завода каждый гвоздь – в хозяйстве все сгодится. Оставленное без должного пригляда барахло всяческих контор и организаций непременно растаскивали по личным сараям.
Старательно изыскивали варианты «левого» заработка: объедками из общепитовских столовых вскармливали свиней, для удешевления содержания домашнего скота мешками тащили зерно, рассыпанное в процессе уборочной кампании на дорогах. То есть, как могли, участвовали в повышении качества жизни. И в этом нет ни чего зазорного – коль уж частная собственность претит ленинизму, то «все вокруг колхозное, все вокруг мое». Бери, друже, что державе не гоже!
Живы и ладно. Понятно, что в такой ситуации отсутствие новостей – уже само по себе очень хорошая новость. Но человек, это такая животинка, что помимо хлеба ему хочется еще и зрелищ. Кстати, хлеб тогда стоил 17 копеек, им тоже откармливали скот, потому как было выгодно. Булки хлеба были килограммовые, свежеиспеченные, их закупали в хлебном магазине или прямо у пекарни мешками и тащили домой. Зачастую создавались изрядные очереди. Но не будем о животном, вернемся к общечеловеческому, то есть к зрелищам.
После трудов праведных достойный гражданин Страны Советов имел возможность прислониться к культуре. Отсмотреть фильм, прослушать радио, поглазеть в ТВ. В ТВ было очень модно рассматривать фигурное катание и хоккейные баталии. «Великий хоккеист работает могильщиком – о водка-матушка, ищи меня на дне. Когда он в телевизоре магичествовал, убийства прекращались по стране», - так поэт живописал. По каждому профессиональному празднику (а праздников таких появилось великое множес тво) демонстрировали концерты.
В концертах показывали высокохудожественные патриотичные песни и элегантные танцевальные телодвижения в кокошниках. Женщины томно подпевали развлекательным программам «…взгляд пистолета свинцов: мужчины, мужчины, мужчины! К барьеру вели подлецов». В те времена советская власть не особо чуралась своих основных подвигов. Было весело, но обрыдло.
Обрыдло настолько, что когда по случаю новогодья под занавес развлекательной ТВ-программы демонстрировали балет телевидения ГДР (обнаженнейшие дамы в пуху и перьях!), то все продвинутые граждане старались не успеть напиться в ходе встречи годовщины или хотя бы успеть проспаться после зажигания елочки. Чтобы РАЗ в ГОД!!! Взглянуть на это буйство плоти. А если повезет, то и какого-нибудь заграничного певца успеть услышать. Желательно африканского происхождения. Потому что все эти, пусть даже и классово-родные, но ошметки заграничной жизни ТВ показывал глубоко заполночь, точнее – практически утром. Когда вся держава лыка не вязала.
Оттого не стоит удивляться невероятной популярности индийского синематографа, случившейся в начале 70-х: это была, прежде всего, «заграница». А потом уж краски, пляски и сюжет. Про Аллена Делона и «анжелик» тоже упоминать стоит именно по этой причине. Людям попросту хотелось встрепенуться от лютой тоски и поглядеть на «заграничную жизнь», которая, несмотря на валовой пропагандистский натиск по схеме «два мира – два детства», казалась увлекательной, заманчивой и сладко-благоустроенной. В отличие от существования в развитом социализме.
Если уж вскормленным советским строем взрослым и состоявшимся людям хотелось прикоснуться к «заграничному счастью», то чего уж говорить про юность. Молодость брала свое и жаждала. Желала дорваться до того, к чему ее упорно не пускали. Легкие «допуски и посадки», конечно же были: совковая граммофонная промышленность выдавала диски польских «НоТо Цо» и «Червоных гитар», кому-то удавалось удачно купить «демократов», а если уж очень повезет, то и венгерскую «Омегу» с незабвенной «Девушкой с перламутровыми волосами». Но, как и полагается при большевистском социализме, «ниша есть, а рынка нет». «Никогда не хватит пирожков на всех!», - такая истина звучала в детском советском фильме, который должен был изображать кошмарную пародию на жуткую жизнь «за бугром».
СССР-казарма скрипела неуклюже и бестолково. Пресловутый комсомол, который выступал в роли смотрящего за молодежью, действовал по инструкциям и только лишь ради «галочки». Но иначе и быть не могло – единственной реальной задачей комсомольских начальников было обустройство личной карьеры и просачивание в партноменклатуру. Чем они плотно занимались.
Хотя возможности «обуздать» молодежные чаяния 70-х лежали на виду. Достаточно, к примеру, было бы возглавить модное тогда практически общедержавное молодежное псевдодвижение псевдохиппи. Тем более, что сверху явно уже была сброшена идеологическая установка – «западная молодежь бурлит и протестует, выражая своими длинными волосами и аляповатыми штанами неудовольствие по случаю агрессии во Вьетнаме». Налицо, прямо сказать, классовое единство. И ежели бы комсомольские вожаки спешно отрастили бы длинные волосы, втиснулись бы в драные джинсы (конечно же, советского производства – это обязательно!) да начинали бы комсомольские собраниями цитатами из Джона Леннона, успех был бы оглушительный.
Или, к примеру, слегка бы переиначили – перековали модное в те времена в наших уральских провинциальных окоемах движение «конокрадов». Напомню, что после невероятного успеха «вестерн»-синема с Гойко Митичем, молодежь, вдохновленная югославо-ГДР фильмами, начала уводить коней из совхозных стойл да скакать по ночам и всячески бесноваться. Чего уж проще было организовать стадо заезженных коняг и учить подростков подражать геройским Буденным с Ворошиловым? Изображать какую-нибудь «первую конную». Но юношеские увлечения-безобразия вожаки от комсомола оставили на поток, в результате часть молодежи закономерно загремела на «малолетку» с соответствующим жизненным итогом.
Впрочем, по другому и быть не могло – комсомол был всего лишь неотъемлемой частью совковой бюрократии. Партийным резервом и идеологическим холуем. Именно поэтому пестуемые профсоюзами и комсомолами местечковые вокально-инструментальные ансамбли исправно нагоняли тоску, выступая на всяческих официальных мероприятиях. Понуро улыбались со сцены и распевали песни, ежедневно звучащие по всесоюзному радио. Такова была их оговоренная идеологическая каторга. Исполняли, быть может, весьма слаженно и даже виртуозно. Но не для людей, а для «галочки».
И покуда эти «лидеры общественного мнения» красовались на сценах домов культуры, заботливо обряженные в однотипные строгие костюмчики, молодежь суетилась в изысках новизны и новинок. В тех местах, куда не совала свой пронырливый нос совковая идеология. В зловещем мурле западной пропаганды.
Искренне о своих личных впечатлениях. Если брать за точку отчета особо запомнившейся в то время именно как бы новинки, с треском и скрипом прозвучавшей в программе, которая обычно шла по средам в 21-30 по «Голосу Америки», это, помнится, была,«Black Dog» от «Led Zeppelin». То есть, лет мне должно было быть 11-12, как-то так. Точнее – так именно и было. И я слушал зловредную вражескую пропаганду на хреновенькой радиоле, не помню как этот агрегат назывался. Крутил настройки, искал радиоволны, поглядывал на часы. Ждал, что новенького расскажут и предложат заслушать. И вот она, новинка - «Black Dog». Эта песенка тогда активно потом крутилась, я по утрам, бредши в школу, я, бывало, напевал «хей, хей, мама…».
Под «Голос Америки» и под мотивчик «Black Dog» влился в компанию ценителей зарубежной музыки. Сверстники и одноклассники. Слушали все, что попадется, абсолютно безсистемно. Рассматривали фото исполнителей. Мечтали и наслаждались. А музыка все равно мозги вставила, мировоззрение упорядочила. Чувствовали себя какими-то уникальными.
Результатом такого нарциссизма стала попытка создания школьного ансамбля. Коллектив, как сейчас бы сказали, был откровенной «кавер-группой». Репертуар от «шизгары» до Monkeys, потом даже Bay Сity rollers прихватили. Для начала даже «квартирник» закатили в хате одного из друзей, родители которого выехали работать на севера. Соседи дрожали и ругались!
Инструмент был сборно-самодельный, но про это отдельная история. Потом подфартило – в ближнем селе Симинчи в клубе неожиданно оказался никому не нужный набор инструментов, отсутствие соответствующих умельцев и желание директора культурного очага устраивать по субботам веселье. Сошлось все эти интересы в одну кучку.
После недолгих переговоров друзья мои посетили село, осмотрели инструмент и решили устраивать провинциальные танцы. Во второй половине дня грузились на рейсовый автобус, двигающийся в Красноуфимск, перед поездкой закупали крайне дешевое плодово-выгодное вино и впадали в хорошее настроение.
Ночью, когда рейсовый автобус возвращался в родные Арти, завершив танцы, грузили друг друга в него. В зависимости от состояния мироутворения. Водители к нам привыкли. Началось все, естественно, с битвы с местным народонаселением. Потому что так полагается. Без драки в сельском клубе никак нельзя. Потом подружились и совместно пили брагу. Браги всегда хватало. Если не хватало – приносили еще.
Очаг культуры к этому располагал. Культура кипела! Был даже крайне любопытный эпизод с кинематографом. Школьником я был вполне высококультурным человеком, потому часто смотрел кино. И вот как-то в то время порадовали нас фильмом «О, счастливчик». Меня и моих друзей тогда интересовало главное – саундтрек к фильму сделал Аллан Прайс, тот самый, который из легендарной тогда группы «Animals». И мы фильм посмотрели, и фильм был замечательный, а саундтрек, да и всякие сценки с travelling band – восхитительны. Но вот напасть – фильм отчего-то демонстрировали у нас в Артях только один день.
Наверное, потому что забугорный и не несущий должной пропаганды строительства коммунизма и прочего здорового образа жизни. Но все таки демонстрирующий гниение запада, пусть даже гротескно и саркастически, но все равно гниение. Всего один день. А хотелось еще глянуть. И тут совершено неожиданно сложилась правильная ситуация. И вот в очередной приезд в Симинчи, как раз после того, как посмотрели в родном поселке «О, счастливчик!». Неожиданно выяснилось, что пленка с этим фильмом застряла в этой деревне. Население отчего-то не пожелало смотреть этот фильм, а пожелало смотреть индийское кино. А пленка в осталась в клубе.
По такому случаю напоили киномеханика, причем поили принесенной им же самим брагой, изъяли у него ключи и отправили его домой. Откатали танцы с обязательной программой «брага-обжиманцы-драка», на ночной рейсовый автобус грузиться не стали, а начали смотреть фильм. Смотрели три раза и до утра, а попутно распивали брагу, заботливо принесенную местной публикой. А потом совершили надругательство – мало того, что переписали на магнитофон саундтрек, но еще и вырезали из бобины с пленкой кадры с песнями, изрядно подсократив фильм. За что, кстати, киномеханику потом дали изряднейший втык начальники-кинематографисты-фильмопоставщики. Но мы был счастливы!
Вот таким тернистым путем шла на Седой Урал рок-культура. И хотя классик марксизма-ленинизма утверждал насчет «важнейшим искусством для нас является кино», но это все полная чепуха. Музыка – вот искусство, которое всех вдохновляет. По крайне мере, нам тогда так казалось. Вопрек4и вождю мирового пролетариата. Невзирая и вопреки. И что нам этот пролетариат? Если уж у этого пролетариата есть идеологически назначенный ему булыжник, то и пусть он бьет им самого себя по голове. Быть может, пролетариату и не больно.