Улица Песчаная, дом пять

Рассказ-финалист конкурса фантастического рассказа альманаха "Полдень"-2020.
Напечатан в 25-м номере альманаха "Полдень".


Изабелла Кроткова

Улица Песчаная, дом пять

Сегодня приснился странный сон. Мы с Виком шли по весеннему лесу. Сквозь кроны деревьев лился солнечный свет, ветер купал наши волосы в тёплом воздухе, а мы смеялись и болтали, крепко держась за руки. И вдруг всё это кончилось, как будто выключилось – стало мрачно и холодно, а вместо Вика заклубился серый дым. Он просочился сквозь мои пальцы, и я пронзительно закричала. Старые сосны на миг расступились и вновь сомкнулись, и спина Вика в клетчатой рубашке мелькнула и исчезла за ними. Я бросилась было вслед, но на пути внезапно вырос жёлтый дом с табличкой над дверью.
Этот дом заворожил меня. От него шло знакомое, слишком знакомое ощущение. Он притягивал и манил. Он словно говорил «здесь!» и весь дышал приглашением, и от моих ног до его двери змеёй выстлалась узкая тропа. И я не выдержала. Ступила на неё и сделала несколько шагов, когда Голос, который всегда рядом, шепнул в самое ухо:
«Ты заблудишься, Самсонова! Возвращайся обратно!»
Впервые я ослушалась Голос – так силён был молчаливый зов дома. Подошла ещё ближе и прищурилась…
«Песчаная, 5» – вдруг явственно проступила надпись на табличке, повеяло тяжёлым небытием, и сон слетел так резко, словно кто-то сдёрнул с меня одеяло.
Я протёрла глаза, и оказалось, что одеяло на месте и наступил новый день.
Как и всякий раз при пробуждении, я прислушалась к звукам за стеной – что там делает Вик? Наверно, готовит завтрак, и сейчас я почувствую запах кофе и услышу весёлый голос, произносящий моё имя на французский манер:
– Лари!
То были жестокие забавы памяти. Вика нет со мной уже пять лет. И кроме надежды, что он вернётся, меня ничто не держит на этом свете.
Когда он пропал без вести в ту страшную весну, я металась в жару и бреду по постели в углу тёмной комнаты, умирая от равнодушия полиции, от лживого сочувствия знакомых и собственного бессилия. А к вечеру третьего дня, вымотавшись, прикрыла бессонные глаза и…
«Каменка».
Слабый шелест касался век, и постепенно высвечивалась картинка: проржавевшие рельсы, заросшие травой, каменистая насыпь. Вокруг пустынно и безлюдно. А на рельсах – чьё-то тело лицом вниз. Видно только спину зелёной куртки и согнутые в коленях ноги.
И едва различимый шёпот пролетел над ухом – «Каменка».
Наутро я бросилась в полицию. Я могла бы бежать туда среди ночи, настолько странным было то незнакомое, будоражащее, жуткое ощущение. Но пришлось ждать до утра. И только неведомым чудом, после моих слёз и убеждений, двое молодых оперов, скорее от любопытства, чем от веры в моё видение, поехали в эту Каменку и… нашли.

Труп принадлежал мужчине, которого искали неделю, с прошлой среды. Он лежал точно так, как я увидела – на спине топорщилась грязная зелёная куртка, из-под задравшихся брюк выглядывали худые щиколотки. Я поехала с розыскниками, они не возражали, один даже клеился ко мне, – и увидела всё своими глазами. Опер перестал отпускать глупые шуточки, когда наткнулся на того мужика. Стоял с красной рожей и разинутым ртом. А моё сердце всплывало вверх, как мёртвая рыба. На ватных ногах я обошла тело и посмотрела с другого ракурса – взлохмаченные волосы, стоптанные ботинки… И подумала, помню, – во сне тоже можно было так сделать. Посмотреть с другой стороны.
Слух об этой истории разнёсся быстро, и никому не нужная я вдруг оказалась востребованной персоной. Ко мне попытались прилепиться рекламщики и продюсеры. Мной заинтересовалось местное телевидение. Встрепенулись журналисты и блогеры. Но узнав, что я собой представляю – замкнутая, нелюдимая, непреклонная, – все отстали. Однако кто-то завёл Вконтакте группу «Лариса Самсонова-поиск», и в мой дом вереницей потянулись несчастные люди, потерявшие близких. Потом они делились на сайте впечатлениями, и слава ясновидящей Ларисы Самсоновой росла.
Вот только моя собственная жизнь кончилась в день исчезновения Вика, и теперь я живу чужими. Все эти пять тусклых лет я принимаю клиентов. Без продюсеров и без записи. Тех, кто позвонит в дверь. Иногда я слышу крики и драку под собственной дверью – они уже знают, что повезёт лишь четверым. Впрочем, повезёт ли…
Я давно могла бы купить и особняк, и машину, и домик в деревне – всё то, о чём мечтали мы с Виком, обнявшись под одеялом в дождливые вечера. Но по-прежнему живу в маленькой «двушке» и хожу пешком или передвигаюсь по городу на велосипеде. Без Вика мне ничего не нужно. Я столько раз пыталась бросить своё занятие – из-за невыносимой боли, нарастающей после каждого погружения, стягивающей голову тесным коконом. Иногда кажется, что вместо головы у меня раскалённый котёл. Но приходит новый день, и я снова слышу крики под дверью и открываю её, впуская по очереди тех, кто отстоял целую ночь.
Вчера было трое клиентов. На четвёртого не хватило сил – голова разболелась так нестерпимо, что ему пришлось отказать.
И трое пропавших. Мальчик, старенькая бабушка и парень в возрасте Вика.
Интересно, к кому относится сон? Песчаная, пять…

К третьему году моей практики слабый, еле уловимый шёпот окреп и превратился в Голос. Сначала я вздрагивала, услышав в глубине головы его тёмные глухие обертоны, но теперь Голос стал частью меня. Даже когда он молчит, я знаю, что он никуда не делся и дремлет где-то внутри.
Если Голос не отвечает, приходится справляться самой, ложась на кровать и вызывая в воображении образ пропавшего. Вот я облекаюсь в его оболочку и становлюсь им. Проникаю в его последний день. Собираю этот день из размытых пятен-событий. Выбираю самое мрачное и крупное пятно, мысленно растягиваю его, сматываю в клубок и зажимаю в кулаке. Вытягиваю кончик и терпеливо жду, когда видение станет чётким и появится верное направление. Разматывая клубок, я повторяю путь этого человека, примечая, принюхиваясь, запоминая. Энергии качаются, как на весах – живое-мёртвое… Если перевешивает живое, я иду спокойно. Если же начинает тяжелеть другая чаша – замедляю шаг и ступаю очень осторожно. С каждым шагом чернота сгущается, становится тошнотворно-приторной, и главное – не поскользнуться в ней, не завязнуть и успеть вырваться из фантома за мгновение до самого последнего, самого ужасного момента.
Что же касается снов… Голос никогда не являлся в них просто так. Увы, я слишком хорошо знаю, с чем это связано. Кто-то из пропавших находится там, на Песчаной, пять. Но пропавших когда – вчера, сегодня, неделю назад, месяц? Может быть, это жертва моей неудачи – бывали и те, кто, несмотря на все усилия, никак не попадал в поле внутреннего зрения, и отыскать их не удалось. Может быть, тот, за кем ещё придут.
Может быть тот, за кем не придут – чьему родственнику не хватит места у моей двери…

На карте города Песчаной улицы не оказалось. Значит, придётся погружаться и вызывать в памяти зловещий дом. Приближаться к нему, оглядываясь по сторонам, запоминая дорогу, ища ориентиры – указатели, знаки, приметные деревья.
Но сил не было, голова пылала, когда, наконец, в её недрах проснулся Голос.
– Что отдаёшь? – спросил он коротко.
Я вытянула вперёд руку с раскрытой ладонью и сказала:
– Цепь «якорку».
Речь шла о золотой цепочке, которую принесли родители мальчика. Голос всегда требовал плату за помощь. Ладонь была пуста, цепочка лежала на столе в другой комнате. Но через мгновение её там уже не будет.
В самом начале, пять лет назад, от этих явлений чуть не дошло до психушки, но Бог миловал. Потом я привыкла.
– Сорок километров на восток, – сообщил Голос. – Дальше найдёшь сама.
И добавил:
– Цепь, кольцо с аметистом и кожаная сумка.
Я кивнула.
Благодарные люди несли много – и золота, и денег, и вещей. И я беспрекословно отдавала Голосу всё, что он хотел. Мне оставалось достаточно, даже слишком. Деньги лежали на полке в шкафу, вещи валялись повсюду – там, куда походя ткнула их моя безразличная рука. И я иногда удивлялась, что никому не приходило в голову ограбить меня, зная о моих доходах.
От всех прошлых желаний у меня давным-давно осталось только одно – найти Вика. Настанет день, и он вернётся – вот чего слепо жаждала я, вот во что, единственное, хотела верить. Но, сколько я ни вызывала образ Вика, сколько ни пыталась восстановить его последний день, кончик нити всегда выскальзывал из рук и терялся в густом тумане. Сколько ни просила Голос помочь в моей собственной беде, он никогда не отвечал.
Мальчик нашёлся сам вчера вечером. К счастью, живой. С моей помощью нашли и парня, и бабушку. Бабушке повезло, парню меньше, но оба тоже были живы. Полка шкафа пополнилась увесистой пачкой денег.
Сегодня пришли очередные посетители – пять человек. Это много, слишком много… Если бы они знали, как болела голова после каждого погружения в прошлое их мужа, дочери или матери, они бы пожалели меня… Нет, они бы не пожалели. Я ежедневно видела их глаза – там не было меня. Там перекрикивали друг друга горе и отчаяние, а на самом дне тихо светилась надежда. А в руках шелестели деньги. Первое время я не брала их, но люди совали насильно, оставляли в незаметных местах. Они считали, что так результат будет надёжнее. И в конце концов я привыкла и к этому.
Исступлённые крики, мольбы, слёзы, заламывание рук – всё отзывалось знакомой болью. Я ещё помнила собственную реакцию пятилетней давности на бесследное исчезновение Вика. Эта боль и сейчас со мной. Она как древняя старуха – кряхтит и саднит где-то в области сердца.
В час дня приём был закончен, и я вышла из дома и направилась в магазин. Бесцветная, ненакрашенная, в тёмно-серой толстовке с капюшоном, закрывающим пол-лица. Бесконечный траур в моей душе подчёркивала и одежда. А когда-то я была яркой, нарядной и весёлой… Когда-то.
Это «когда-то», казалось, происходило не со мной. Жизнь не делилась на «до» и «после», с Виком и без него – то, что было без него, я вообще не считала жизнью.
Люди узнавали меня, но никто не кидался в ноги, не останавливал, не умолял. Знали, что бесполезно. Если я вышла на улицу – значит, все силы остались дома, на кровати в углу тёмной комнаты.
Перед сном я отыскала в интернете карту области. Но в сорока километрах на восток не было ни города, ни деревни – лишь длинной полосой тянулся лес.
Тень смутной тревоги коснулась плеча.
«Завтра поеду и всё выясню», – решила я и посмотрела в ночь за окном.
Вот и ещё один день прошёл, а Вик не вернулся.
– Спокойной ночи, Вик! – пожелала я чёрной обволакивающей пустоте, закутываясь в одеяло.
Я говорила это каждый раз, ложась спать.
И, как обычно, никто не откликнулся.

Сорок километров на восток кончились на заброшенной дороге, у старого деревянного указателя. Его ржавая стрелка со стёртыми от дождей буквами вертелась на ветру, как флюгер.
Голос молчал, и я, превозмогая раскалывающий голову жар, собрала разрозненные клочки ощущения и уловила, наконец, слабо пульсирующий сигнал. Проехала ещё километра три в сторону, откуда она шёл, и там, в начинающемся хвойном лесу, без сил упала на песок под соснами и закрыла глаза.
Вытянула дрожащую руку влево – нет. Вправо… кажется, да. Ухватила пространство, мысленно подтягивая к себе. Ощущение приблизилось. Да, там.
Нестерпимая боль выжгла мозг. Ещё немного – и голова взорвётся.
Велосипед больше не ехал, и пришлось идти, увязая в рыхлом песке.
Скоро уже… Скоро… Песчаная, пять… – горячо хлестало в солнечном сплетении.
Ощущение окрепло, стало тугим, как резиновый мячик. Наконец я остановилась. Здесь.
В растерянности осмотрелась по сторонам.
Тропа исчезла, а лес сгустился и стоял вокруг плотной высокой стеной.
«Здесь» фонтаном било изнутри. Совсем близко… Протяни руку и… Но где же, где?!
– Ты почти у цели, – вдруг появился Голос.
– Там Вик? – быстро спросила я.
– Заплати! – с жадностью потребовал он.
Я вытянула руку, раскрыла ладонь, взмолилась:
– Что хочешь? Я даю сто тысяч… двести…
– Мало! – перебил Голос.
– Ну триста… Я не знаю, сколько там в шкафу, не считала…
– Мало… – Голос усмехнулся.
– Сколько же ты хочешь?!
– Всё, – сказал он. – Всё, что у тебя есть.
– Там Вик? – снова попыталась уточнить я.
Безмолвие явилось ответом.
Я нерешительно опустила руку.
А вдруг там не он? Никто, кроме него, не стоит так дорого…
Я колебалась.
Что за глупые сомнения, конечно, там он!
– Бери!!! – закричала я изо всех сил.
Но Голос уже не отвечал.
– Я пришла, – опустошённо выдохнула я в лицо лесу. – Отдай мне того, кого я ищу!
Воздух вдруг резко посвежел и словно подёрнулся рябью. Мягкие ветви заколыхались, как на речных волнах, и сосны медленно расступились в стороны, будто распахнулся невидимый занавес.
Почва стала бугристой, впереди возник небольшой склон, а внизу на песчаной поляне проступили очертания каменного дома с плоской крышей – жёлтого, как во сне.
Тяжёлое предчувствие охватило меня – я стою на пороге чего-то очень важного. И очень страшного. Всего один неверный шаг, и произойдёт непоправимое. Но с чем оно связано? Это ускользало из сознания, никак не могло зацепиться в нём.
Стоя на холме в тягостном оцепенении, я смотрела на дом и не решалась подойти к нему.
В этот момент как будто кто-то принял решение за меня – велосипед неожиданно вырвался из рук и покатился по склону. Не успев задуматься, я спрыгнула вниз, и тут же нутро обдало сумрачным и чётким – назад дороги нет.
Дрожа, я подняла велосипед, выпрямилась – и вдруг увидела знакомую спину! Вик стоял возле колодца и вытаскивал из него ведро с водой.
Вцепившись в руль, я поволокла велосипед по песку, и с каждой секундой приближения сердце заходилось в груди.
Внезапно показалось, что Вик выглядит как-то не так. Он был одет в ту же красную в клетку рубаху, в те же джинсы, в которых пропал пять лет назад. А главное, стоял мирно и просто… Значит, его не держат в плену, значит, он мог бы вернуться туда, где моя душа почти умерла, ожидая его возвращения…
Неясная тревога прорастала в бешено колотящееся сердце.
– Это не Вик… – поняла я наконец и застыла в нескольких шагах от колодца.
Но парень уже поставил полное ведро на скамейку, обернулся и увидел меня.
– Лари! – воскликнул он весело, как будто мы расстались только вчера.
И всё-таки это был он.

Вмиг забылось всё – водная рябь на плотном воздухе, растаявший, как мираж, полукруг золотистых сосен. Отступила сдавливающая душу тоска. Он нашёлся! Это награда за моё терпение, за моё ожидание, за мою любовь!
Откинув велосипед, я, задыхаясь, бросилась в долгожданные объятия Вика.
– Вот ты и пришла, – улыбнулся он, привлекая меня к себе.
– А почему ты ждал? И что это за место? – Я приникла к нему, впитывая его запах, тычась носом в его шею.
Вик молчал, теребя мои волосы.
– Как ты изменилась, Лари, – наконец, проговорил он. – Высохла вся… На смерть похожа. Но надо уходить!
Всё происходящее было странным, непонятным – и диковинное место, и какой-то чужой Вик, и то, что он, казалось, не очень удивлён моим появлением…
И если я изменилась до неузнаваемости, то он не изменился ничуть.
– Нужно собрать вещи, – сказал он обыденно. – Зайдёшь?
Пристально посмотрев на Вика, я мягко вынула его руку из своей и пошла вслед за ним по извилистой тропе. Поднялась по ступенькам в дом и в затхлом воздухе вновь уловила тот аромат небытия, который был связан с Песчаной, пять во сне.
Вещи, разбросанные по комнате, показались очень знакомыми. На столе лежало кольцо с аметистом, рядом кучей были свалены деньги, на стуле, свесив ручки почти до пола, скорчилась кожаная сумка.
А на подоконнике золотой змейкой свернулась цепь «якорка».
Остолбенев на пороге, я разглядывала всё это, а Вик торопливо сгребал вещи в рюкзак.
– Откуда… они здесь? – прошептала я.
Его руки на миг остановили движение, он повернул голову и метнул взгляд, холодный, как осенний ветер. Чуть помедлив, приблизился, коснулся ладонью моего лба.
– Сейчас не будет болеть, – сообщил спокойно. – Я взял его.
– Что взял? – не поняла я.
Вик прошёл к подоконнику, и «якорка» скользнула в карман рюкзака.
– Твой дар, Лари. Я вытянул его из тебя. На самом деле он мой. Я не человек. Я… неважно кто. Это место – наше поселение. Оно находится во втором слое пространства, поэтому его нет на карте. Тебе удалось срезать этот слой и найти мой дом.
– Что?..
– И пяти лет для меня не было. Я ещё там, в нашем последнем дне. Это я унаследовал от предков Дар – видеть далеко в глубину, останавливать время, перемещать сквозь пространство предметы. Я, а не ты! Но Дару нужно было расти. А это очень больно, Лари! – пояснял Вик хладнокровно, укладывая в рюкзак пачки денег. – И я ушёл из леса в город. Встретил тебя. А через некоторое время посеял в тебе Дар и вернулся обратно. Сейчас он в самом расцвете, если ты смогла дойти сюда без помощи Голоса. Это я был тем Голосом! Я тебе помогал. Но погружений я бы не выдержал, мало кому из наших это удавалось. А ты сильная, ты выдержала! Тебе удалось просочиться через годы и взрезать пространство, как арбуз! И тем самым перейти на новый уровень. Дару открылось будущее. Ты понимаешь, что это значит?!
Я слушала не слыша. Верила – не веря.
– Но… как ты перемещал вещи? Как посылал Голос, если Дар был у меня?..
– Ты ещё не сообразила, Лари? Это ты перемещала вещи. Это ты вызывала мой Голос, а он просто тормошил твою сонную голову и тащил из неё нужные сведения. Это ты постоянно погружала мой фантом в то двадцать первое апреля. Ты не давала мне вырваться из этого дня.
Прошло несколько минут, прежде чем я смогла унять дрожь.
– Но почему ты ушёл ничего не сказав, Вик?!
– Чтобы ты пропускала чужие истории через собственную боль. Это очень ценно! Так Дар растёт быстрее. Понимаешь?
Я понимала. И не понимала. Он – не человек. Он какое-то существо в облике человека. Обладающее Даром видеть сквозь время, управлять пространством, но не желающее платить за него мучительной болью. Эту боль терпела я, раз за разом проваливаясь в неё, как в кипящую бездну, чтобы теперь вернуть выросший Дар его хозяину. Но для меня Вик всегда был человеком – самым главным, самым нужным человеком…
Смертельная тоска вновь разлилась по телу. Я понимала, что на этот раз теряю Вика навсегда.
Я брела за его спиной к крыльцу, спускалась по шатким ступеням, волочила усталые ноги и сумбурные мысли по этому заброшенному безлюдному месту, а Вик говорил что-то ещё, и его волосы развевались на ветру. А я дышала его образом, тающим в моей душе, и внутренне прощалась с ним.
– Да, насчёт всего, что у тебя есть, я пошутил, Лари. Я верну твою половину, ты её честно заработала. Кстати, ты молодец, бережливая! Раньше была такой транжирой, а сейчас…
– «Сейчас» для меня не существует.
Не стоит продолжать. Он не поймёт.
У колодца Вик взял меня за руку и ласково улыбнулся.
– Чувствуешь, что голова больше не болит? Всё позади! Теперь мы можем вернуться, Лари. Мне понравился город, и я хочу жить там с тобой.
От прикосновения его пальцев меня пронзило острым током.
Я хотела ответить, но слова задрожали в горле.
– Ты сердишься, что я отобрал у тебя Дар? Но он мой, Лари! – Вик внезапно изменился в лице, и я, наконец, узнала алчные нотки Голоса. – Мой! Ты просто выносила его, как в утробе! Однако я тобой доволен. И ты должна быть довольна. Мы снова вместе, и скоро нам будет принадлежать весь мир!
– Но мне не нужен весь мир, Вик.
Голова действительно перестала болеть. Она прояснилась и стала такой светлой, какой я не помнила её уже пять лет, с того двадцать первого апреля.
И вот он, мой вещий сон – я стою в лесу между высоких сосен и вижу, как удаляется от меня спина Вика в красной рубашке в клеточку.
– Ты заблудишься, Самсонова! – слышится улетающий Голос.
Нет, я не заблужусь. Я помню, как добиралась сюда – по многолетней привычке всё примечая и запоминая. Я смогу найти дорогу.
Но не понимаю, зачем мне она.

Велосипед лежит на песке, а я сижу возле него и представляю, что происходит там, где меня больше нет.
Дома сейчас Вик. Он готовит ужин, и аромат разносится по всей квартире. Он включил радио, и звучит какая-нибудь романтическая песня.
Всё на своих местах. И Дар, и Голос. И Вик.
Только я исчезла.
Меня нет нигде – ни дома, ни здесь. Ни в этой жизни, ни в прошлой, ни в будущей.
Я больше не чувствую рядом Голос. Он покинул меня, и внутри образовалась мёртвая мгла.
Но я всё ещё не верю. Это нелепый сон! Мой Вик совсем другой, он добрый, и он найдёт меня.
Мою рассыпавшуюся, как труха, душу.
Мою ускользнувшую куда-то жизнь.
Сгущается ночь, и дом на Песчаной, пять смотрит пустыми чёрными окнами.
По воздуху пробегает рябь, и впереди медленно смыкается занавес.
Мне становится страшно, сердце сжимается, и слезинка, как растаявшая льдинка, катится по щеке.
Найди меня, Вик!