Из личного дневника -3. Корнескорч

               
Моя группа в масках. Монче тундра, 1972 г.

КОРНЕСКОРЧ

 В этот день мы должны были сделать перевал Корнескорч. Это – почти пятикилометровая тектоническая трещина-жёлоб в хребте Мончегорских тундр. Прохождение этого перевала – самое моё сильное зимнее туристское впечатление в жизни.
                ***
Итак, сначала мы шли в зоне леса. Лес постепенно изреживался и сменялся кустарниками. Наконец и кустарник исчез, остались редкие камни, тут и там торчащие из снегов. И вот здесь всё и началось…
В лесу ветер не ощущался, но как только мы вышли на голый склон, стало чувствительно поддувать. Слава богу, всё больше сзади сбоку. Мы медленно двигались серпантинами вверх и вверх, к проёму в хребте – «парадному» входу на Корнескорч. Я чувствовал себя прекрасно! Останавливался, пропускал цепочку, снимал ребят, догонял, вставал в строй, а иногда  даже кое-кого обгонял. Я так увлёкся этим занятием, что уже на подходе «расстрелял» всю плёнку (почти) и в самом ущелье мне пришлось только смотреть и «щёлкать» глазами. (Я и до сих пор не знаю, выиграл я в конечном итоге или проиграл…)
 
В скальном жёлобе Корнескорча и справа и слева на скалах висели голубые ледопады застывших горных ручьёв. Отменно красиво! Мы шли мимо, но восхищаться было некогда. Как только была преодолена  высшая точка подъёма, резко, скачком, усилился ветер. Мы вроде бы уже двигались вниз, когда нечто могучее, планетарное, наверное сама Мать-природа сделала глубокий вдох или выдох, будто предупреждая  мелкую лыжную «живность» ползущую по её снежной коже.  И разом взнялись снежные вихри и поползли вверх(!) по скалам и ледопадам, исчезая в небесах. А наша стройная цепочка, все девять человек(!) рассыпалась и попадала, как падают  костяшки домино.  В одну сторону, слева направо. Я тоже упал, но не полностью, а только на правое колено, хотя упирался и кантами лыж и палками изо всех сил.
 
Турист под рюкзаком, с опорой палками, падает, если ветер в порыве даёт 25 и более метров с секунду. Сколько было в нашем ущелье не знает никто. Разве что дядя-синоптик на своей метеостанции в Мончегорске.

Ребята лежали, копошились, поднимались, вставали в цепочку и вновь начали двигаться. И тут дунуло ещё раз. Также сильно и непреодолимо. И опять все посыпались… И слава богу, что никто ничего не вывихнул и не поранился. Падать было очень и очень не мягко! Мы шли по «бетонному» ветровому насту, «нафаршированному» камнями.

Опять поползла цепочка, а  порывы догоняли нас вновь и вновь и пытались сбивать с ног. А точнее – с лыж! Снимать в таких условиях было просто невозможно. Никак! Руки были заняты только одним процессом – переставляли палки и упирались, как можно шире, чтобы удержать зыбкую, колеблемую и мотаемую ежесекундно вертикаль тела. Я просто-напросто боялся(!) выпустить палки. Иначе мне пришлось бы лежать. А ветер в порывах всё крепчал и крепчал. Врывался под маску, знобил щёки, проникал и под штормовку и сквозь свитера и ощутимо холодил тело. А через брезент штанов, шерстяное трико и кальсоны продувал на раз-два! Только ноги в бахилах были горячими.

Мы упорно продвигались под уклон, вниз и вниз, долой с этого ужасного ветрюгана  перевала Корнескорч. Но впереди нас ждало ещё одно испытание.
Скоро мы подошли к резкому сужению ущелья, где между камнями образовался снежный сугроб-наддув, который резко, почти вертикально, метра на два-два с половиной, обрывался в одну сторону. Это был единственный проход. И надо же,  чтобы именно в этом месте мы лоб в лоб столкнулись со встречной группой!
 
Вначале мы увидели впереди голову, торчащую из снега. Голова слегка пошевеливалась. Оказалось, это поднимался на уступ руководитель невидимой нам группы из 7 человек. Они стояли внизу, в затишье и ждали, пока лидер набьёт ступени. Но как только голова его  поднялась над краем сугроба, ветер с такой силой даванул на неё, что он ничего не мог сделать дальше. Ни зацепиться руками, ни приподнять туловище, ни забросить ногу на уступ. Он просто стоял, колеблемый ветром, и старался не свалиться.

В этот момент мы и появились. Семёнов, шедший первым, приблизился к голове, сбросил рюкзак, подвернул корпусом поудобнее, повалился на левый бок, подполз к перегибу и, протянув правую руку, дал герою-первопроходцу точку опоры. Медленно появилось туловище, потом ноги и человек наконец перевалился к нам, под ураганный ветер. Самое дикое, что на нём не было МАСКИ! Разумеется, он тут же повернулся спиной и начал принимать свои лыжи, палки, и рюкзак. Потом пошли ещё лыжи и рюкзаки, а потом появилась чья-то голова.  И было отчётливо видно, как человек, получив в лицо резкий и могучий  удар морозного ветра,  инстинктивно закрывал глаза и замирал, а стихия пыталась столкнуть его вниз. Но не сталкивала, потому что Семёнов, продолжавший лежать, хватал его за что придётся и помогал перевалиться через ветровой барьер. Их начальник помогал с другой стороны. Так произошло ещё шесть раз подряд. И вся группа была БЕЗ масок! Только у двух-трёх капюшоны были оторочены каким-то неубедительным жидким  эрзац-мехом. Смотреть на них было и страшновато и жутковато. Как они шли – уму непостижимо! А мы стояли  под рюкзаками, опираясь на широко расставленные палки, продуваемые насквозь, коченеющие и ждали своей возможности спуститься…
                ***
Здесь самое место сказать, как потом, в Хибинских тундрах мы их встретили. Шли только ребята. Двух помороженных девушек они отправили к мамам. А все оставшиеся несли на лицах отметины Корнескорча. Особенно мне запомнился парень, видимо самый пострадавший (наказанный?). Вся правая щека его, от подглазья до подбородка, представляла из себя огромный, подушкообразный тёмно-коричневый, почти чёрный, струп отмороженной кожи. Эдакая «медаль» от Матушки-природы за личную глупость. О безумства молодости!
                ***   
Дождавшись, наконец, возможности мы довольно быстро соскользнули вниз. Ах, как там было хорошо, в этом подветренном «кармане»! По контрасту – почти тихо и даже, кажется, – тепло. Но как только  мы встали на лыжи и вышли из тени наддува, ветер вновь закрутил, забесновался и завыл на разные голоса, вздымая снеговую «пыль» и переполняя ею воздух.  Ещё несколько минут назад мы смотрели на встречных ребят и, наверное, не было никого, кто не порадовался в душе, что нам-то ветер дует в спину. А сейчас дело обернулось иначе. Идти прямо, а тем более, катиться, мы не могли. Всё дно ущелья, от стены до стены, занимали могучие заструги.  И пришлось нам встать  в шеренгу, лыжами поперёк  застругов, то есть боком к ветру, и переступать по ним ЛЕСЕНКОЙ!!! Как это делается на крутых склонах при подъёмах либо спусках. Но у нас-то под лыжами был абсолютно горизонтальный рельеф!  Можно себе представить как «быстро» мы передвигались! И тут даже боковой ветер показал свою силу. И мы падали, падали, падали… Но худо-бедно, а всё-таки шли!

Ситуация осложнялась тем обстоятельством, что вскоре ущелье должно было закончиться обрывом с ледопадом. Надо было не пропустить место, где можно и нужно  было свернуть вбок и обойти водо-ледопад уже по склону горы, в которой «прорублен» Корнескорч.  И вот всё это вместе – адский ветер, лесенка по застругам, падения, усталость, поджимающее время и опасная неизвестность впереди, создавали общее тревожное ощущение чего-то тяжелого и неотвратимого, а равно и страстное желание, чтобы наш «бесконечный» марш закончился как можно быстрее. Но для этого надо было работать и работать: ногами, руками, глазами, чувством равновесия и ориентировки в пространстве и при этом не самозамыкаться и не дать ослабнуть чувству товарищества и взаимопомощи…

Ветер жёстко гнал нас с перевала Корнескорч – пронзительный, коварный и беспощадный. Мы превратились в команду «ванек-встанек», ибо поминутно падали, вставали, немного шагали и вновь падали, но упрямо, хотя и страшно медленно «шкандыбали» в неизвестность.

Слава богу, наши начальники не пропустили небольшой и довольно странный тур, высоко стоявший слева по ходу движения на уже изрядно выположенном склоне ущелья. Это был знак для поворота, небольшого подъёма, и дальнейшего спуска. Мы сняли лыжи, ибо нужно было подниматься наискосок вверх практически по голым камням. Лыжи снимали лёжа. На таком ветру это было единственно возможным решением. Девочки наши очень устали, это было видно. И мы помогали им как могли. Но больше всех измучился Джон (Слава Поздняков). Он двигался как пьяный, видимо, дожигая последние силы.

После недолгого подъёма мы вышли на снежный склон и немного приспустились. Отсюда можно было двигаться дальше уже на лыжах. Здесь ветер явно поутих и мы устроили перекус. Жрать хотелось страшно всем – это было очевидно. (Хотя нельзя сказать, чтобы во время движения и борьбы с ветром мы не улучали момента и не бросали в рот барбариску или сухарик).

Мы стояли, жевали  и смотрели на простиравшуюся внизу прекрасную долину с хорошо различимым вдали Сейдозером, за которым просматривалось и озеро Витте.  Время подбиралось к 17 часам, уже заметно смеркалось, а на небе давно красовалась полная и яркая Луна.

Подкрепившись, вбили заледенелые бахилы в не менее оледенелые носовые ремни, защёлкнули «лягушки» креплений. и начали спускаться. Кто как умел. Спортивный Румянцев заложил грамотный серпантин и через несколько минут уже был внизу.  По его лыжне двинулись Карелин, Семёнов, Люда и Надя, да и все остальные. Но не все доехали. Кто-то сорвался  и просвистел вниз по вертикали на «пятой точке». (Не очень спортивно, конечно, зато быстро). А Джон Поздяков, не мудрствуя, сразу лыжи взял под мышки и пошёл пёхом, проваливаясь выше колен. (Очень медленно, конечно, зато надёжно).
 
Собравшись, двинулись вниз, к озеру по лёгкому уклону с нулевой сложностью. Остатки ветра уже не мешали, а приятно подталкивали, в небе сияла яркая полная Луна и двигались все с удовольствием! Около озера была избушка. Хотя, конечно, трудновато было называть этим словом логовище на трёх, максимум, четырёх человек, в котором нужно было поместиться восьмерым. И они поместились! А мне пришлось ночевать на улице.
                ***