Из моей книги «Артём в первые годы советской власти. Рождение города» (рукопись):
Отрывок главы 3 «Артёмовское село при НЭПе»
…
Промыслы
Возобновление с конца 1922 года роста производства на угольных шахтах района Артёма, способствовало постоянному увеличению доли доходов жителей ближайших сёл от удовлетворения потребностей рудников в стойках (брёвнах для крепления подземных выработок) и в гужевом транспорте. Непрерывное расширение старых шахт и строительство новых давало возможность гарантированного заработка практически всем живущим поблизости сельским хозяевам.
Те крестьяне, на участках которых ещё оставался строевой лес, промышляли поставкой стоек, а остальные – извозом. Для бедноты этот промысел постепенно становился главным источником доходов семей, всё более экономически привязывая её к рудникам. С середины 20-х годов начинается постепенный отход жителей сёл, в поисках постоянного заработка, от обслуживания потребностей рудника к работе непосредственно на шахтах.
Продолжали существовать в годы НЭПа и относительно более крупные промыслы местных зажиточных крестьян. Некоторые из последних формировали целые обозы для перевозок леса или разного рода продукции ближайших предприятий, нанимая возчиками своих более бедных односельчан (Этим тогда занимались, в частности, жители Кневичей Даниил Андреевич Барабаш, Николай Семёнович Чайка, Семён Георгиевич Корчевный, кролевчанин Михаил Фомич Нестерюк и др. [Из архивных материалов, собранных С.Г.Губаревым: Протокол № 11 очередного заседания Президиума Шкотовского райисполкома, 11 мая 1931 г. / ГАПК Ф. 114. Оп. 6. Д. 13. Л. 1]).
Сохранились и промыслы Михаила Михайловича Патюкова. Правда, почти вся семья его перед приходом войск ДВР во Владивосток эвакуировалась в Маньчжурию (В одном из банков г. Харбина хранилась основная часть семейных накоплений Патюковых), но сам он и, возможно, его родители, если они были тогда ещё живы, остались в крае, надеясь сохранить созданное немалыми усилиями двух поколений семейное дело и при советской власти. Видимо, особых прегрешений перед Советами, кроме самого наличия собственности, они за собой не чувствовали.
Основных промыслов, как и прежде, у Патюкова было три: рыбный, олений и лесной. Первый из них заключался в двух рыбалках (рыболовные участки №№ 8 и 9), расположенных на территории, подчинённой тогда Шевелёвскому сельсовету, ниже усадьбы Патюковых по течению реки Майхэ. В декабре 1926 года в стоявшем там зимовье жили 5 мужчин корейцев, имевших крестьянские хозяйства, и 1 русский, такого хозяйства не имевший [Список населённых мест Дальневосточного края. – Хабаровск, Благовещенск, 1929. С. 165]. Видимо, все они охраняли рыболовное имущество Патюкова (лодки, сети и т. д.), поскольку промысел был сезонным и начинался после освобождения реки ото льда.
В 1920-е годы большинство рабочих на рыбалках Патюкова были русскими, в основном жителями деревни Майхэ [Воспоминания Владимира Егоровича Силкова / Архив автора]. Может быть, поэтому и сами эти рыбалки назывались тогда «Майхэ» [Список населённых мест Дальневосточного края. – Хабаровск, Благовещенск, 1929. С. 16]. С майхинцами М.М.Патюков был связан и родственными узами – сын одного из первопоселенцев деревни, Мефодий Михайлович Деменок, был мужем его сестры Дарьи. Женившись, тот стал жить у Патюковых и помогать в ведении их большого хозяйства [Воспоминания Тамары Филипповны Петляр (Деменок) / Архив автор].
На рыбалке «Майхэ» начинал свою рабочую биографию и другой майхинец – Егор Иванович Силков, сын старосты деревни в период гражданской войны. После национализации хозяйства Патюкова, он перешёл на приготовление (варку) оленьих пантов и, через несколько лет, стал одним из лучших пантоваров Приморья [Воспоминания Владимира Егоровича Силкова / Архив автора].
Относительно оленьего хозяйства Патюкова не совсем понятно отсутствие упоминания о нём в материалах декабрьской переписи 1926 года. Она зафиксировала только «заимку Патюкова», в которой проживало 2 одиноких китайца, имевших крестьянские хозяйства [Список населённых мест Дальневосточного края. – Хабаровск, Благовещенск, 1929. С. 166]. По-видимому, это были сторожа, а сами хозяева усадьбы проживали зимой 1926/1927 года во Владивостоке или его пригородах (там они имели свои дома [Воспоминания Тамары Филипповны Петляр (Деменок) / Архив автора].
Из данных переписи получается, что никакого приусадебного хозяйства на «Майхе» Патюков тогда уже не держал. Оно и понятно, ведь вся его собственная семья находилась в Маньчжурии (родители, видимо, уже умерли). Остались только Мефодий с Дарьей, но детей у них тогда не было, поэтому заводить коров было не с руки. Работы же по срезке пантов проводятся только летом. Зимой требовалось лишь время от времени подкармливать оленей, чем и занимались, видимо, сторожа китайцы.
Сам этот промысел в то время был делом довольно выгодным, поскольку олени в Приморье налогом тогда не облагались (Налогом облагалось только 35 процентов валового дохода от продажи пантов [Абрамов К.Г. Пятнистый олень, элементарные сведения по пантовому оленеводству. Владивосток, 1930. С. 23]), а их панты стоили очень дорого (Минимум 140 рублей за 1 кг в 1928 году. В 1929 году панты одного из оленей хозяйства Патюкова были оценены в 1300 рублей. Кроме пантов, можно было продать китайцам детородный орган самца (1 руб.), сухие рога (1 р. 20 к. за кг), хвост (6 – 10 руб. за штуку), сухожилия (2 руб. за кг), шкуру (6 – 8 руб.), а также мясо оленя (за тушу 80 кг – 50-60 руб.) [Там же. С. 25, 26, 65 - 69]) (вся скупка пантов находилась в руках китайцев). Это вызвало настоящий бум оленеводства среди местных крестьян. В одном только Шкотовском районе таких хозяйств в 1928 году насчитывалось 35. Конечно, подавляющее большинство их были очень маленькими и крайне примитивными (оленей содержали в сараях и загородках при усадьбах). Самыми большими и культурными являлись здесь оленники Буренков (в Кучелиновой пади) и Патюкова. В первом из них содержалось 90 оленей (В хозяйствах Шкотовского района содержалось от 2 до 90 оленей [Там же. С. 23]. Самым большим было оленье хозяйство Буренков). Патюковский был поменьше, но считался лучшим по организации добычи пантов [Там же. С. 3].
Лесной промысел Патюкова заключался в скупке и доставке во Владивосток брёвен, заготовленных крестьянами долины реки Майхэ и её притока Батальянзы. Первоначально, лес доставлялся к устью реки Майхэ. Крупные брёвна сплавляли плотами, мелкие – самосплавом. Сплавщики обычно шли берегом и подталкивали плоты и брёвна баграми, если те застревали [Воспоминания Валентины Якубовской / Архив автора].
Собранный в устье реки лес (Для удержания сплавляемого по реке Майхэ леса, устье её перегораживалось специальными плавучими бонами [Алексин Б. Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Кн. 2. Т. 2. Ч. 2. - Москва, 2017. С. 69]) связывали в плоты и принадлежащими Патюкову маленькими моторными катерами тянули через Уссурийский залив в бухту Владивостока «Золотой рог», к мысу Чуркина, где брёвна грузили в трюмы подходивших иностранных судов. Однако с середины 20-х годов и заготовкой леса, и транспортировкой плотов по морю к месту погрузки занимался только трест «Дальлес» [Там же. Ч. 1. - Москва, 2017. С. 132, 133; Там же, Ч. 2. С. 6].
По воспоминаниям некоторых старожилов, помимо основных промыслов был у Патюкова и дополнительный – разведение лис [Воспоминания Тамары Филипповны Петляр (Деменок) / Архив автора]. Видимо, он появился уже после 1926 года, поскольку перепись его тогда не зафиксировала. Если эти сведения верны, то пушное хозяйство совхоза Силинский в 30-е годы, как и оленье, тоже появилось не на пустом месте, а на базе хозяйства Патюкова.
В целом, все промыслы М.Патюкова, в лучшие годы, притягивали к себе до 500 наёмных работников [История Шкотовского района / Архив Шкотовского района. С. 4], большей частью, конечно, китайцев и корейцев.
Отрывок главы 19 «Первые итоги и последствия коллективизации»
…
Итоги коллективизации промысловых хозяйств
Легче всего прошла в районе Артёма коллективизация промысловых частных хозяйств, основным представителем которых здесь являлось хозяйство М.М.Патюкова. Поняв неизбежность национализации, хозяин сам отдал его советскому государству, в обмен на возможность работать в нём главным специалистом. Правда, продолжалось это сотрудничество кошки и мышки недолго, так как Патюков вскоре сбежал в Маньчжурию.
На основе его бывшего владения 7 июня 1930 года был образован оленеводческий совхоз «Майхэ». Сюда каким-то образом перегнали или перевезли животных их двух других крупнейших хозяйств этого типа в Шкотовском районе – Буренков и Сысоева. Всего было собрано там 327 оленей, из которых 52 рогача. Кроме них в новорожденном совхозе числилось 27 лошадей и 15 голов крупного рогатого скота. Имелось также 137 Га посевных площадей на землях, также принадлежавших прежде Патюкову и арендуемых у него корейцами. Они и стали основными работниками совхоза, в который вошло 10 прежних земледельческих хозяйств. Выращивалась на них, по-видимому, в основном соя, так как именно она использовалась в качестве главного продукта для подкормки оленей. Общая численность населения посёлка составила тогда 57 человек [Трест «Дальзверопром». Владивосток, 1985. С. 4].
Ровно через год после образования совхоза «Майхэ», его посетил очень популярный в те годы русский и советский писатель Михаил Пришвин. Именно его перу мы обязаны единственным описанием этого хозяйства, а также некоторыми сведениями о его первом директоре Сергее Фёдоровиче Юдине (Там же). (Александр Григорьевич Суханов, знавший Юдина, как одного из друзей своего отца (его сокурсника по Казанскому университету), считал, что того звали Семёном [Воспоминания Александра Григорьевича Суханова / Архив автора]).
На основании приведённых Пришвиным в книге сведений можно предположить, что Юдин уже достаточно давно работал в одном из объединенных в совхоз хозяйств. На это указывает, в частности, рассказанный директором совхоза случай с приручением оленихи «Кастрюльки» [Пришвин М. Дорогие звери. Владивосток, 1971. С. 43 – 45], случившийся, как минимум за два года до приезда Пришвина (не позже июня 1929 года. «Кострюлька» попала к людям в первый же день своей жизни. К моменту приезда М.Пришвина, она уже имела своих оленят, а телиться оленихи начинают не ранее, чем через два года после рождения), то есть ещё до национализации оленьих хозяйств. Подтверждает такой вывод и зафиксированные Пришвиным свидетельства Сергея Фёдоровича о живших в этих местах раньше местных браконьерах-охотниках, с указанием их фамилий и мелких подробностей их былых «подвигов» [Там же. С. 42, 4]. Возможно, Юдин работал прежде в хозяйстве Сысоева, располагавшемся где-то у восточных берегов Уссурийского залива, так как все описанные им браконьерские приключения происходили как раз в том районе, на островах Аскольд и Путятин.
Был в совхозе и свой егерь. Именно он отвечал за сохранность оленьего стада и проводил регулярную подкормку этих ценных животных, а также осуществлял отбор пантачей и срезку у них пантов. По словам М.Пришвина, звали его Иван Францевич (фамилия в книге не указана) (Там же. С. 46).
С самого начала работал в команде Юдина и ещё один русский сотрудник – князь Пётр Петрович Мещерский. Был он, видимо, бухгалтером (Александр Григорьевич Суханов считал, что Мещерский работал а совхозе «Майхэ» администратором (печатал на машинке) [Воспоминания Александра Григорьевича Суханова / Архив автора], однако такая должность в маленьком совхозе была тогда, пожалуй, излишней.), а несколько лет спустя, стал ещё и председателем рабочкома совхоза. Его карьера здесь закончилась в 1938 году [Воспоминания Александра Григорьевича Суханова / Архив автор]. Дальнейшая судьба князя Мещерского неизвестна. Скорее всего, он разделил её с многими другими оставшимися в стране представителями дореволюционного поколения русской интеллигенции, сгинувшими в недрах ГУЛАГа. Впрочем, и известная часть биографии С.Ф.Юдина тоже оканчивается 1937-м годом. Потом, до 1940 года, оленесовхозом руководил Дмитрий Парамонович Бахарев.
Парк М.Патюкова, после перевода туда ещё двух стад стал слишком тесен для содержания всех оленей, потому им и требовалась ежедневная подкормка. Вскоре после образования совхоза, ему была выделена дополнительная территория по соседству, где началось оборудование второго парка (обнесение его забором из проволочной сетки). Он был готов только к лету следующего, 1931 года. За год старый парк оказался совершенно «выбит» животными. В июне там не оставалось уже ни одной зелёной ветки (росли только несъедобные для оленей травы). В первых числах июля олени были выпущены оттуда в новый парк, а старый, вскоре, закрыли «в ремонт». Предполагалось в следующие годы создать рядом и третий, чтобы регулярно перемещать оленье стадо из одного парка в другой по мере их истощения [Пришвин М. Дорогие звери. Владивосток, 1971. С. 45-48].
Панты на внешнем рынке (особенно в Китае) ценились тогда очень дорого, и потому оленесовхоз «Майхэ» с самого начала приносил государству хороший доход, довольно скоро окупив все издержки на его обустройство. Видимо, этим обстоятельством и объясняется довольно хорошая (по сравнению с окружающими колхозами) обеспеченность его техникой, правда, только к концу 1930-х годов. На 1938 год в нём числились 1 колёсный трактор (ещё ни разу не бывший в ремонте и не требующий его, видимо, недавно поступивший) и 1 гусеничный – «Сталинец 48/60», совершенно новый, ещё не бывший в эксплуатации. К 4 июля 1940 года из них остался только один, да и тот находился в капитальном ремонте. Зато появились два прицепные тракторные повозки грузоподъёмностью до 3-х тонн. Через год к ним добавилась грузовая автомашина Газ, Форд АА [ГАПК Ф. 222. Оп. 1. Д. 4. Л. 1] (полуторка – Ю.Т.). Другим совхозам и колхозам района Артёма о тракторах и автомобилях приходилось тогда только мечтать.
На 20 октября 1936 года где-то вблизи оленьего совхоза по документам существовал также «зверосовхоз на реке Майхэ» [Годовой отчёт о наличии конного поголовья по Шевелёвскому сельсовету на 20 октября 1936 г. / ГАПК Ф. 222. Оп. 1. Д. 1. Л. 1]. К 1 января 1939 года он уже был подчинён оленесовхозу [ГАПК Ф. 222. Оп. 1. Д. 3. Л. 1]. Что за зверей там разводили в то время, не ясно. Скорее всего, тех самых лис, которых начал держать в конце 1920-х годов Михаил Патюков.
Иная судьба ждала рыболовецкий колхоз Шевелёвки. После высылки Хотынца, дела у него явно не заладились. Годовой отчёт 1936 года по Шевелёвскому сельсовету не упоминает этот колхоз в числе действующих хозяйств. Вместо него в бухте Амбабоза (в документе написано «Вамбабозы») значится рыбалка ОРС – 4 [Годовой отчёт о наличии конного поголовья по Шевелёвскому сельсовету на 20 октября 1936 г. / ГАПК Ф. 222. Оп. 1. Д. 1. Л. 1] (отдела рабочего снабжения Артёмовского рудоуправления). К 1 января 1939 года она уже принадлежала Артёмовскому «Райтрансторглиту» и при ней числились также кузница и пекарня [ГАПК Ф. 222. Оп. 1. Д. 3. Л. 1]. К тому времени здесь уже было давно налажено производство рыболовных кунгасов [Воспоминания Татьяны Никитичны Певчук (Сычовой) / Архив автора].
Часть бывших членов колхоза по-прежнему жили в своей деревне и работали на этой рыбалке, однако многие шевелёвцы, после выселения корейцев в 1937 году, с разрешения властей перебрались в оленесовхоз. Со временем (после войны) и сама Шевелёвка стала отделением оленьего совхоза «Майхэ» (Там же).
(Примечание: В части ссылок на архивные источники, где я написал Л.1, это означает, что лист архивного документа в моём конспекте не был отмечен).