Юберницше

Алексей Михеев
Я читал Ницше году в 2007-ом. Помню, ехал в метро с книжкой «про Заратустру», и ко мне обратился невзрачный дедок, ни разу не сверхчеловек, сказавший, что мол их учили в Союзе, что «это — фашизм». Проникнутый атмосферой и духом произведения, я принялся защищать великого немца как мог — на своем тогдашнем уровне знаний и мыслительной культуры. Пятнадцать лет спустя я хочу порассуждать о Фридрихе вновь и выдать более вдумчивый ответ как тому «совковому» старикану, которого, может, уже и на свете-то нет, так и всем, кто поверхностно воспринимает философию и великую литературу.
Для начала хочу сказать, что для меня образ «сверхчеловека» — это не произвольно расклеиваемая бирка, призванная различать людей по категориям случайным образом, а некий «приз» в борьбе жизни. С детства мы видим вокруг себя, так сказать, «вершину» и «дно». На «верху» — успешные ученые, писатели, политики, спортсмены, актеры и прочие властители душ. «Внизу» — уголовники, алкоголики, моральные уроды, насильники и всё в таком роде. Мы, как правило, где-то посередине, и чем дальше, тем ближе к одной из граней, потому что стоять на одном месте нельзя. Песочные часы идут, песок движется, тело стареет, а силы и мотивация либо уходят, либо идут в дело, и заставляют нас карабкаться по стеклянным стенкам вверх...
Сверхчеловек борется за свою жизнь всегда, никогда не теряя хватку и не снижая планку. В школе и вузе, где все постоянно оглядываются друг на друга и имеют большой резерв сил, за собой следить проще. Но после тридцати многие менее фанатично тренируются, меньше следят за физической и умственной диетой, перестают читать и тупо стагнируют в своем развитии. Это и есть путь вниз. Если поставить рядом бомжа и какого-нибудь гения, то становится странно, что всё это — представители одного вида, прошедшие идентичный путь внутриутробного развития и воспитанные одним и тем же социумом.
Если не конкуренция, то закалять могут и трудности жизни сами по себе. Каждый из нас борется со старением, с кризисами возраста, и так далее. Некоторые преодолевают особенно колоссальные нагрузки. Безусловно, «сверхчеловек» — категория универсальная. И немцы времен Второй Мировой тоже могли становиться «сверхлюдьми» (например, Рудольф Гесс, доживший до глубокой старости в тюрьме, где закалял свои дух и тело йогой), и наши соотечественники: Достоевский, прочитавший в тюрьме за короткий срок «Отверженных» Гюго, или только что вернувшийся из американского заточения Бут, также сохранявший тело с помощью йоги, а дух — изучением иностранных языков. Сюда же относится и замученный в неволе Максим Марцинкевич, писавший в лагере стихи и тренировавшийся до самого конца...
Да будьте вы сверхлюдьми уже наконец!)