Мир был потерян от взгляда небес. Холодные клубы тумана низвергались с горного хребта, заполонив долы каскадами видений. Ни следа, ни звука среди поседевших призраков природы. В зыбком пространстве реял лишь одинокий силуэт мико, закутанной в белый монашеский плащ.
– Кири-тян… Зачем ты здесь, Кири-тян, что ищешь в этой забытой долине? – звала её мгла. – Живые люди не обитают здесь, никто не ходит по этим тропам…
– В этом краю я росла, и путь свой всё ещё вижу. – тихо отвечала путница.
– В таком месте опасно оглядываться на прошлое: все дороги укрыты инеем забвения…
– Нет, я вижу свой путь. Отступи, не заслоняй обзор…
* * *
Ненастье казалось кромешным, потому что никто не решался в него вглядываться. На вершине обзорной башни свет очага обагрял плывущие своды неприкаянного апейрона. Тусклые огни гарнизона тянулись глубоко у подножия горы, да поросли сакуры едва алели на террасах. Неожиданное появление гостьи вызвало немалое воодушевление в крепостном городе.
– Каким чудом добралась ты в этот потерянный край, о, странница Кирико? – вопрошал молодой лорд Ясуто.
– Ищу даймё, чей лик скрыт за маской рода Чимасуку. Но я не вижу тебя.
– Стальные мэнгу ни к чему нам теперь, в присутствии самого небытия, – поэтому ты не узнаёшь меня. – произнёс Ясуто, он стёр перчаткой иней с покоящегося щита, обнаружив пунцовую гравировку Рю. – Лорд земель, ставших памятью, я храню их лишь от забвения… А где же твоя маска, о ведунья-рассказчица? Поведай о природе постигшего нас проклятия.
– Я редко её облачаю, чтобы народ не узнавал траурную мико: лисьи огни пугают слушателей даже больше, самой смерти. – Поднявшись над собравшимися, она приняла лисью личину, сплетённую из длинных пунцовых лепестков и затянула зловещую мелодию, предаваясь ритуальному танцу, словно пытаясь слиться с туманной сущностью тонкими пальцами. – Подобно крепости, эгрегор исполнен предрассудками, непрощённый и непреступный, он стал карой для своих обывателей… Скорбное царство Идзанами-самы воцарилось на месте прежнего мира: придя на зов, она караулит у порога реальности, следит сквозь чадную дрёму вечности, тление её взгляда обжигает душу… Нет, неразумно высматривать тени в этом омуте. Лишь насущная цель спасёт вас.
– Ты очень точна в своём видении, о искусная Кирико, всё так и есть: город окружён ужасом прошлого. Мы живы лишь благодаря работе храмов, но и в родовом замке укоренились вековые грехи: стоит мне подать руку помощи, открыться, и меня снова предают – не то безвольно, не то с упоением, напоминая, что не достойны пережить выпавшее нам испытание. – он обвёл взглядом присутствующую знать, которые тотчас опускали глаза. – Таков удел обречённых: служить тем, кого боишься, мстить, кому можешь. Сомневаюсь, что мои добрые мотивы пошли кому-то на пользу, меньше всего мне хотелось возвращаться сюда…
– Неужели Вы не здешний? – растерянно прошептала мико, голос её был ещё слабым после транса.
– Младший в роду, я всю жизнь искал правду за пределами Родины, лишь горе вернуло меня домой, наследством же мне стала бесконечная апатия.
– Но это ничего… многие миссионеры – странники. Так, чтобы найти понимание с приверженцами разных культур, я обращаюсь к языку нунчаков и камы – в каждой деревушке миряне рады обучать бродячую монахиню любому ремеслу и, сама постигая их идеалы, каждый раз строю будущее с чистого листа.
– До чего мудр твой подход, о прозорливая Кирико! – отвечал Ясуто. – В самом деле, не бездумные молитвы, но усердные деяния взращивают силу духа; и наоборот, не бездушные навыки, но открытые чувства формируют путь воина, подобно обнажённому клинку вводя в замешательство противника – таков мой кодекс. Твоё нежданное появление стало надеждой этого оплота. Любой титул, любая каста города открыты для твоего выбора: хочешь ли ты стать хранителем библиотеки при храме, или желаешь освоить искусство владения клинками? Пока мы разбираемся с внешней напастью, врата крепости будут закрыты, за это время прими решение и останься с нами.
– Спасибо за ваше радушие. Раньше мне была близка тихая жизнь местной юдоли – поля этого края помню с детства. Но однажды у крыльца отчего дома выросла паучья лилия… и я покинула родную сторонушку навсегда. Запомнилось сплетение далёких облаков, что тянулись к первым звёздам. Глубокое сияние того вечера согревает меня в моём одиночестве, помогая наставлять на путь других. С тех пор лишь мечтаю увидеть лорда, стоявшего на страже нашего благополучия… Но я не вижу тебя.
– Надо же, мы такие разные, но так похожи! – удивлялся Ясуто. – Наконец то я понял: не чужую совесть должно мне осуждать, но возродить высокие идеалы своим трудом и примером! Ведь путь искупления – это тоже путь, а цель моя – даровать миру новую экзистенцию и не кривиться перед платой. Подумать только, до чего опасный путь ты проделала, неся просветление недостойному даймё. Прошу, раскрой цель твоих поисков. Я отвечу на твою просьбу не хуже прежнего лорда.
– Всё это время я жила воспоминаниями о Родине, умом и навыками росла в своём обучении, но до сих пор не была готова вернуться. Когда же лихолетье сокрыло цель от моего взгляда, я убедила себя, что главная крепость уцелела и, хотя бы единожды встречу тебя, ведь иначе и быть не могло: таков смысл моего Пути… Жаль, что я тебя не вижу.
– О, думаю, я понял твою роль: мы искали друг друга порознь, но наша судьба едина. Твоя воодушевляющая вера – это бесценный дар сокрытых от нас небес. Ты стала моим новым смыслом, о лучезарная Кирико, так раздели мою судьбу и будь госпожой этого края. Вместе мы вернём силу городам, и приведём мирян к рассвету новой гармонии, во славу предков, на радость потомкам!
– Зря Вы это сказали, лорд – ничего уже не будет по-старому… – мико опустила маску, чтобы скрыть бегущие слёзы. – Воинская доблесть больше не станет воплощением веры, и детский смех не будет звенеть под чистыми небесами, всё кончено… Я вижу тебя!
С этими словами она резко выпрямилась и летящий клинок сверкнул над языками пламени, с коротким лязгом настигнув цель её жизни. Затем жрица подхватила свой странничий посох и вихрем скрылась во мраке, оставляя на пути лишь сражённых стражей.
Бледные от ужаса придворные освободили господина от доспехов: нагрудная пластина оказалась пробитой насквозь, и жаркая кровь пропитала куртку. Никто не в силах был произнести ни слова, в сгущающейся пелене, десятки рук безнадёжно были возложены на тело юного лорда. Снаружи тяжело опускалась буря, и с тягучим порывом опустошения вишнёвые кроны осыпались, обагряя мутную мглу. Врата растворились и дыхание небытия инеем расползалось по артериям крепости… Всё это время лорд Ясуто пребывал в глубоком раздумьи.
– Не понимаю я женскую логику. – произнёс он наконец. – Неотразимая, словно пламенная лилия, эта девушка без познаний искусства врачевания и магии отыщет тебя на самом дне безысходности и вернёт свет жизни одним лишь взглядом! Зловеще непостижимая, словно призрачный цветок, не обладая, ни навыками владения мечом, ни знаниями стратегии, она проникнет в любую крепость, обойдёт стражу и ранит тебя в самое сердце…
* * *
Бесконечные каскады шторма то и дело пересекали долину. Зябкая кить таяла от дыхания путницы, и заброшенная тропа постепенно скрывалась из вида.
– Кири-тян, куда ты теперь идёшь, Кири-тян? – прокатился знакомый голос. – Здесь нет пути.
– Возвращаюсь обратно – эту дорогу я не забуду.
– В таком месте опасно оглядываться на прошлое – там больше ничего нет.
– Нет… я ещё помню дорогу.
Кири остановилась: на краю заснеженного рисового карьера покачивался цветок пустоши. Мутные бордовые лучи прояснили отдалённые силуэты построек, на горизонте её сознания.
– Впереди закат твоих воспоминаний, Кири-тян – ты жила единым днём…
– Кто ты? Покажись, либо отступи – не заслоняй обзор!
И, пригретая рубиновыми лучами, марь вдруг отпрянула, приоткрыв контрастную бездну созвездий. Небо, словно лист оригами, сложило свои бледные крылья и восходящим мотыльком растворилось в багровой туманности. Щурясь в прямых лучах воспоминаний, путница обнаружила себя на краю родного поселения.
– Я поняла… – прошептала Кири. – Если цель кары – изменить чужое сознание, то высший смысл отмщения – поразить своё собственное.
– Если захочешь продолжить Путь…
– Нет! Я не желаю вспоминать, что станет днём позже… – она осеклась, не узнав собственный тонкий голос.
– Тогда ты навечно останешься здесь, Кирико-сама. Метель уходит, твой присный мир – Пурпурный…
– Пусть так. Не хочу вспоминать больше ничего – всё и так было хорошо: в этой деревне меня растили, берегли, как последний осенний цветочек, пока, пока…
Кири громко всхлипнула и стала размазывать хлынувшие слёзы инфантильными ладошками. Холодный взгляд заката показался ей болезненно хрупким, и она бросилась через алый мостик к знакомой с детства хижине, боясь потерять её из вида. Лишь у самых ворот, уже малым дитя она обернулась и добавила, теряясь в дымке:
– Спасибо тебе, тенши…
И снова снегопад заслонил мираж, укрывая мир от взгляда небес. Этот край бытовал лишь в ночных кошмарах покинувших его жителей, никто не обитал здесь, никто не ходил по его горным тропам, лишь цветы поминовения охраняли уцелевшую арку у старого пепелища, лишь буря заметала оборвавшиеся следы на снегу…
__________________
Примечание: цветок смерти, лисий огонь, паучья лилия, огненная лилия, цветок призраков, цветок пустоши, цветок осеннего равноденствия, цветок поминовения – среди народов Восходящего Солнца это названия одного и того же ядовитого растения: Ликориса, или Хиганбаны. До ХХ века его не изображали в произведениях искусства, избрав символом глубокой скорби.