У церкви Иконы Богоматери Белыничской жила. В домишке, построенном после войны. Смириться не могла с пропажей мужа. Терпеть не могла неизвестность.
В 1930 году училась в педагогическом, а он служил в стрелковом полку.
Не хотели родители свадьбы, ругали её:
- Солдата себе нашла! – с пренебрежением говорили про будущего зятя крестьянских кровей, окончившего в Минске Объединённую военную школу. Сами из могилёвских мещан происходили, владели до революции лугами в Подниколье. После революции работали в советской торговле.
- Что плохого, если муж командир?
- А что хорошего, если война?
- Война никого счастливым не сделает.
Никого слушать не хотела. В 1931 году стала законной женой. Дочку в 1932 году родила. Стихи сочиняла, нянькаясь и тетешкаясь, помешивая молоко: «Смотрю в окошко часто я…… не мелькнёт ли где Звёздочка Красная, не увижу ли острый где шлем. Приезжай же скорее, Петрушенька, поглядеть, как Алинка растёт…». Второй дочкой беременная была, когда из Могилёва отправили его начштабом в другой полк.
Когда из роддома не забрал, соседи решили, ни в каком таком Быхове уже не служит, а в кутузке сидит за шпионаж или вредительство – в тот год и в армии была «чистка».
Младшая дочка пальчиками три годика показывала, когда в поход ушёл вызволять западных белорусов. Потом воевать с белофинами отправился.
«На Карельском перешейке имел ранения:
1) 4 марта 1940 года множество поверхностных ранений обеих ног и лица осколками миномётного снаряда.
2) 6 марта 1940 года касательное пулевое ранение правого плеча.
3) 8 марта 1940 года контузия головы.
Во всех случаях, являясь физически сильно выносливым, из боя не выходил, не смотря на головную боль после контузии и ограниченности движения на левую ногу», - выдал справку начальник санитарной службы полка, а начштаба вложил её в личное дело.
Ждала его, готовилась… Платье заказала у портнихи приталенное да с пышным рукавом, дочуркам воротнички ажурные купила. Скатерть белую крахмалила-утюжила, на базар ходила. Весенним свежим утром узнала, встречи не будет – полк с мужем майором на пути в Кутаиси.
В Кутаиси за ним не поехала - в Бессарабию подалась в том же 1940 году. Строгая, в белой блузке с рюшами да с чёрным бантом под подбородком позировала для фотокарточки в Черновицах. А он оборонительными работами занимался на новой государственной границе, приходил домой за полночь в пропахшей дымом гимнастёрке да в пыльных сапогах. Кивал устало, когда показывала ему наряды да отрезы.
Летом по Бессарабии гуляла, а осенью одна вдоль берега могилёвского Днепра бродила – мужа в академию ВВС приняли, назначение пришло в Монино.
В 1940 году в Военной академии командного и штурманского состава ВВС Красной Армии создан особый оперативный факультет. Каждую кандидатуру для него определял лично Народный комиссар обороны СССР. Лучших и перспективных отбирал для учёбы из пехоты да кавалерии для ускоренного курса.
Муж с юности о самолётах мечтал. Одержимый – так говорили о нём. Для лётной работы не подходил из-за слабого зрения, да небо манило, небо звало.
Руки скрещивал, как перед причастием, купол выпускал и летел, покачиваясь, над широченными просторами с заливными лугами где-то под Бобруйском. Щурился на солнце, когда под ногами взлётка преображалась в жёлто-зелёное море - прыжки «медицина» разрешала. Командовал авиадесантными отрядами и авиадесантным батальоном. От мечты не отступал, поэтому и оказался в академии ВВС.
6 мая 1941 года в советских газетах сообщили о выпуске. Каждый командир, окончивший в 1941 году военную академию, свободно говорил и читал на одном из иностранных языков.
В его личном деле появилась запись: «Имеет хорошее развитие, отличный лыжник… Медкомиссией признан годным к лётной службе в качестве стрелка-радиста. Может использоваться на должности командира отдельного авиационного полка или заместителя командира авиадивизии».
В июне 1941 года она собрала дочурок и налегке отправилась к мужу, продолжавшему лётную практику в Серпуховской школе пилотов.
Он комнату снял для семьи в Высокиничах. Девчонок в Москву возил и ловил у спуска с эскалатора. Лето хорошо начиналось: планы, встречи, семейные посиделки, выставки и музеи.
Хрустнул стакан с водой, когда узнал про войну – рука сама сдавила.
Дальше – что? В Могилёв ей? - нельзя! Решила остаться.
А тут его в Москву вызвали. Всю ночь не спала, прислушивалась. Под утро очнулась: огарок в плошке, в чашке недопитый чай. Спину свело за столом. Сонный голос дочки: «Когда папа вернётся?»
А он не вернулся. Предупреждал: «Жить будешь среди советских людей. Они тебе помогут».
Холодать стало. Известий никаких. В октябрьский день приехал сам секретарь горкома.
- Вам эвакуироваться надо, - сказал с порога. – В Саратовскую область. Пять минут на сборы дал по-военному. Она перечить не стала.
На открытой барже по Оке плыла из Серпухова. Чемодан проворонила, ребёнка чуть не потеряла. Хорошо, советские люди передали из рук в руки через головы. А так бы, оказавшись без старшей дочери, казнила бы себя всю оставшуюся жизнь.
В Саратовской области заболела астмой. В школу работать не пошла из-за приступов, в детский сад устроилась. И писала, писала в Наркомат. Искала мужа через партийные органы.
Ответ получила в 1944 году: пропал без вести в 1941-м.
В марте 1944 года держала в руках требование на проезд по железной дороге от станции Пугачёв до станции Кричев. В Климовичском районе проживали родители мужа. Ехала к ним, а в дороге позволяла себе помечтать.
- Радость-то какая! – в мечтах говорила свекровь, обнимая девчонок. – И Петя недавно нашёлся, письмо прислал!
Закрывая глаза, представляла этот мятый листок с чёткими буквами. И «жив-здоров», и «ждите с победой».
Да ничего от мужа не осталось. Винтажная латунная шкатулка, закопанная во дворе разрушенного дома в Струшенском овраге, сохранила довоенные фотокарточки да два фрагмента топографических карт.
От прошлой жизни оставила пластину с гравировкой, бывшую на именном оружии, да значок «Ворошиловский стрелок» - не серьги с бусами. Стреляла она в молодости метко, муж учил.
Пенсию назначили, как вдове полковника. Медаль вручили «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». К магазину прикрепили.
Сослуживец, которого встретила, сказал, возможно, в Аргентине муж, выполняет задание партии. Не поверив, она расстроилась: серьёзный человек был, но солгал ей или умом тронулся?!..
Война мужа не вернула. Ни живого, ни мёртвого. Ответы приходили на запросы о его судьбе одинаковые - пропал без вести. Каждые пять лет запрашивала, угомониться не могла, смириться с неизвестностью.
Генералам писала, нашла ветеранов дивизии. Все получатели горе с ней разделяли, а о судьбе командира, мужа её, не знали.
Не видели. Не слышали. Поминали добрым словом.
Умерла в возрасте 86 лет. В день рождения командира ушла.
…Его не стало в морозно-рождественский день января 1943 года - расстрелян в нацистском концлагере за участие в Сопротивлении. Утром он оставил подпись в журнале тюрьмы гестапо Нюрнберга. Рядом отметились товарищи - генералы и политработники.
…Их имена установлены, установлены в 2016 году.