Бабушкины серьги-2

Владилен Елеонский
Продолжение рассказа "Бабушкины серьги", см. "Бабушкины серьги-1".

            ***

  Я внимательно посмотрел в его умные серые глаза.
 
  – Мы зашли не с того бока, Гастингс.
 
  – Ничего не понимаю. С какого бока?
 
  – Мы выдвигаем предположение, а потом пытаемся притянуть к нему факты, вместо того, чтобы вначале собрать все факты, какие только можно, а затем выдвигать предположения.
 
  – Что в данном случае по-твоему есть факты?
 
  – Следы материальные и нематериальные.
 
  – Хм, материальные – понятно, а нематериальные?
 
  – Свидетельские показания, например.
 
  – А, во как!.. Так, и кто же будет собирать факты? Я, например, кажется, выдохся, и, наверное, неслучайно. По-моему, все факты налицо.
 
  – Далеко не все.
 
  – Если мы до конца нашего пребывания здесь ничего не выясним, я буду вынужден сообщить о происшествии руководству института. У нас по таким делам особо не разбираются и при малейшем подозрении просто отчисляют без всякого охвата фактов версиями. Так что придется Ирине ехать домой к маме, без денег и с волчьим билетом в зубах.
 
  У меня оставалось буквально несколько дней, однако осторожное наведение справок в общежитии приезжих водителей, а также просмотр картотеки моего участкового ни к чему не привели. У него на учете состояли одни лишь самогонщики, алкоголики и семейные дебоширы, имевшие зарегистрированное охотничье оружие.
 
  – Хватит в карточках рыться, Валера, ничего там нет особо интересного, – сказал  он мне после обеда. – Сходи-ка лучше, проверь нашу пожарную часть, узнай, в каком состоянии пожарная машина находится, на ходу ли она, есть ли вода, кто сегодня там дежурит.
 
  Я пошел напрямик через Заячий переулок мимо нашего детского сада.
 
  – Товарищ милиционер, – неожиданно прервал мои мысли старческий голос сзади, – можно вас на минутку.
 
  Я обернулся. У калитки дома, который утопал в кустах черемухи как раз напротив детского сада, в светлом платке, повязанном сзади на затылке, темной фуфайке и черных резиновых сапогах стояла крепкая румяная бабуля с очень ясными синими глазами. Кроме ее необычных глаз мое внимание привлекли ее руки – большие, грубые и жилистые, как у мужика.
 
  – Здравствуйте.
 
  – Здравствуй, внучок. Я понимаю, что тебе забот хватает, а тут я еще.
 
  – А что случилось?
 
  – Да ничего особенного не случилось. В наш переулок сельсовет никак не может свет нормальный провести, хотя обещает каждый год.  Летом еще куда ни шло, а осенью здесь тьма кромешная, идешь, спотыкаешься, щупаешь палкой дорогу, чтобы в канаву не завалиться. Хоть бы ты слово замолвил, товарищ милиционер.
 
  – Хорошо, я сообщу участковому.
 
  – Во-во, сообщи, а то наш Леша в последнее время что-то совсем мышей не ловит. С женой у него, кажется, какие-то проблемы. А еще… поди-ка сюда.
 
  Она с заговорщицким видом поманила меня к себе пальцем. Я подошел и наклонился к ней.
 
  – Похоже, зерно с тока машинами воруют, – сильно понизив голос, сказала она.
 
  Я в удивлении приподнял брови.
 
  – Почему вы так решили?
 
  – Как стемнеет, по нашему переулку обязательно грузовик, крытый брезентом, проезжает. В таких зерно с полей возят, ты сам знаешь. Если бы он просто ехал, а то ведь медленно, стервец, движется, будто крадётся, мотор приглушает, и фары выключены!
 
  – А когда в последний раз вы его видели?
 
  – Да два дня назад точно проезжал. А вчера и позавчера не было его, врать не буду. Разберись, внучек.
 
  – Хорошо, разберусь.
 
  – Про уличное освещение не забудь.
 
  – Не забуду!
 
  Бабушка скороговоркой благословила меня и скрылась за глухой дощатой калиткой. В переулке асфальт не был положен, и только теперь я обратил внимание, что жирная черная влажная земля грунтовой дороги разрезана автомобильной колеей. Судя по всему, здесь, в самом деле, проезжал грузовик, причем не один раз.
 
  Я немного прошел вдоль колеи и остановился в том месте, где следы протектора были особенно четко видны. Всего, как видно, у проезжавшего автомобиля было шесть колес, два передних, вот они, и четыре задних, вот их следы – по два колеса с каждой стороны моста.
 
  Я присел на корточки. А это что такое?

  У всех колес «елочка», выдавленная протектором на влажной земле смотрит своей вершиной по ходу движения, так обычно крепят колеса на заводе, а у одного колеса – в обратную сторону, видимо, его снимали и надевали обратно недавно, ремонтировали или меняли шину, и заводское направление рисунка протектора не соблюли. Какое же это колесо?
 
  Нетрудно было понять, что колесо с противоположным рисунком протектора  находилось у этого автомобиля с правой стороны моста и располагалось не снаружи, а внутри. В этот момент сзади раздался звук открываемой оконной створки. Я оглянулся.
 
  Моя неугомонная бабушка высунулась из окна.
 
  – А кроме как на мотоциклах, никто здесь раньше ни на чем не ездил, предпочитали объезжать по асфальту. Вот так!
 
  Она с шумом захлопнула окно, а я отошел от колеи вбок, перепрыгнул через канаву и оказался у штакетника нашего палисада прямо напротив Ритиного окна. Огромный желто-красный кленовый лист светился в грязи рядом с забором.
 
  Я внимательно огляделся. Кроме чахлых березок и пышных кустов черемухи в переулке ничего больше не росло.
Кленовый лист потемнел от дождей и солнца, но все еще излучал божественный свет стремительно надвигающейся осени.

  Я поднял его, чтобы полюбоваться красотой, и вдруг обнаружил, что он, оказывается, скрывал след обуви. Четко отобразилась лишь задняя часть, однако и по такому куцему следу можно было понять, что отобразил его на глине мужской резиновый сапог большого размера.
 
  Похожий размер был у нашего высоченного ночного заведующего током, которого две недели назад я поймал с мешком зерна у пролома в заборе. Неужели он и здесь отметился?
 
  Достав блокнот, я быстро сделал на бумаге набросок следа. Он был необычным, – состоял из фигур в виде цветков с пятью лепестками, а не из обычных рубчиков или елочек.
 
  Без труда перемахнув через штакетник, я очутился на территории детского сада. Пройдя немного по увядшей траве в сторону Ритиного окна, я наткнулся на еще один точно такой же след. Он немного раскис, но цветочки с пятью лепестками все еще хорошо просматривались.
 
  На занятиях по криминалистике нас учили фиксировать такие следы при помощи обыкновенного гипса, однако я прекрасно понимал, что такой фиксацией лишь наступлю на больной мозоль моего задерганного начальством участкового. Официально проводить расследование мне никто не даст, это было очевидно, не тот, как говорится, случай.

  Участковому моему не преступления нужны, а их отсутствие, тогда бодрый отчет об успешном обеспечении уборочной компании ляжет на стол начальника районного отдела внутренних дел, и он со спокойной совестью отправит его наверх.
 
  Больше никаких следов обнаружить не удалось. Вполне возможно, что это моя деятельная бабушка подглядывала или что-то здесь высматривала.
 
  Я вернулся на дорогу, пересек ее и подошел к знакомой изгороди. Свежие следы  от сапог бабули четко отобразились на влажном песочке, посыпанном у самой калитки.
 
  Хм, нет, у нее на подошве был выдавлен рубчик. Да и по размеру ее следы были намного меньше.
 
  – Ильинична достала меня своей простотой! – смяв опустевшую пачку сигарет, в сердцах сказал участковый, когда я передал ему просьбу бабушки. – Теперь, значит, за тебя взялась. Если у района нет денег на дополнительное освещение, что наш сельсовет, интересно, может сделать? Пожарная часть как, в порядке? А то, того и гляди, проверяющие из области приедут.
 
  – Пожарная часть в порядке, машина на ходу, лично на ней десять кругов по двору сделал, чтобы аккумулятор подзарядить, бензин есть, вода есть. Савелий Игнатьич там сегодня дежурит, толковый мужик, а вот Ильинична мне еще кое-что интересное рассказала.
 
  – Силен ты, брат, бабушкины сказки слушать! Смотри, не поддавайся, наши бабульки живо на шею садятся.
 
  Тем не менее, когда я рассказал ему о странном грузовике, он призадумался.
 
  – Вряд ли здесь криминал. Мало ли, почему водитель дорогу решил срезать, однако проверить следует. Ладно, я присмотрю за этим переулком, а твое дело, по-прежнему,  зерноток! Сделай так, чтобы там все у нас было в ажуре.
 
  Тем же вечером мне удалось проверить подошву резиновых сапог ночного заведующего зернотоком, который теперь обходил меня за три километра, что меня вполне устраивало, поскольку мне нужен был не он сам, а его следы. Сапоги его, в самом деле, подходили по размеру, однако на подошве у его сапог были ромбики, а не изящные цветочки.
Возвращаясь поздно вечером с тока я, сделав крюк, намеренно подошел к зданию детского  сада с другой стороны.

  Из окна Риты струился электрический свет, шторы были плотно задернуты, однако нижние края едва заметно расходились. Когда я осматривал ее комнату, то заметил, что шторы были довольно старые, а одну внизу заштопывали, и она свисала неровно. Вот, наверное, из-за чего нижние края штор в Ритином окне не сходились.
 
  Я решил проверить, что можно разглядеть сквозь эту едва заметную щель, перемахнул через штакетник, прошел по бетонной отмостке и заглянул в окно. Из щели, в самом деле, пробивался свет, однако то, что происходило внутри, разглядеть было совершенно невозможно.
 
  – Вот такие факты, месье Пуаро, – обескураженно пробормотал я сам себе.

  Делать было нечего. Вздохнув, я отлип от окна и двинулся, было, чтобы идти домой, как вдруг в этот самый момент в просвете между шторами ослепительно сверкнуло чье-то полностью обнаженное девичье тело. Я невольно замер, чтобы не потерять пойманный ракурс.
 
  Совершенно голая Рита стояла над своим раскрытым чемоданом, который она водрузила на свою койку, и перебирала нижнее белье, видимо, готовясь к завтрашнему дню. В одежде Рита смотрелась великолепно, а без одежды выглядела чрезмерно худой, костлявой, и я отпрянул от окна, не желая созерцать это не очень-то приятное зрелище.
 
  Главное я выяснил. Выходит, что все-таки, если хорошо постараться, то в щель между шторами можно кое-что разглядеть!
 
  На следующий день после завтрака я заглянул в местный продуктовый магазин. Здесь вкусно пахло свежеиспеченным хлебом.

  Пышнотелая кровь с молоком продавщица с интересом посмотрела на меня.
 
  – Чего желает родная милиция?
 
  – А у вас есть сигареты «Родопи»?
 
  – Были, но закончились, теперь не знаю, когда завезут, может быть, на следующей неделе. Осталась только «Прима», этого добра у меня запас на год. Будете брать?
 
  – Нет, благодарю.

  В дверях я неожиданно нос к носу столкнулся с водителем Сашей. Его огромная медвежья фигура заслонила свет.
 
  – О, какие люди! Родной милиции респект и уважение.
 
  Он вежливо уступил мне дорогу, и я вышел на улицу. У каменного крылечка магазина стоял «зил», крытый брезентом. Погруженный в свои невеселые мысли, я двинулся по направлению к зернотоку и вдруг остановился как вкопанный.
 
  Третий день светило солнышко, земля подсохла, однако кое-где еще оставались лужи. Как видно, Саша, выходя из кабины, неосторожно спрыгнул с подножки в грязь, и теперь у самого края придорожной лужи был четко виден след подошвы его левого чешского сапожка. Я стоял и смотрел на этот след, который словно немой свидетель силился мне что-то сказать, и не мог.
 
  Несомненно, это был тот самый узор! Фигурный, изящный, такой узор на подошве советских резиновых сапог вряд ли встретишь.
 
  Наконец, я пришел в себя. Вот вам еще один факт, капитан Гастингс!
 
  Я быстро обошел грузовик и встал сзади. Государственный номер «19-32 мвш».
 
  Стоп! А это что такое?..
 
  Взгляд мой уперся в один из скатов заднего моста. Все шины новые, кроме одной, она заметно истерлась, и именно она привлекла мое внимание.

  С каждой стороны моста на ось надето по два колеса. Истертая шина – с правой стороны моста и внутри. У всех шин рисунок протектора выполнен в виде «елочки», только у новых шин «елочки» своими вершинами обращены по ходу движения, а у поношенной шины – в противоположную сторону.
 
  – Давление в норме, товарищ милиционер, будьте спокойны. Пять атмосфер. Каждое утро проверяю.
 
  Я вздрогнул от неожиданности и обернулся. Сзади стоял Саша. Как он незаметно подкрался! Силен.
 
  Я недоверчиво покачал головой.
 
  – В норме говорите?..
 
  Он ухмыльнулся, засунул во внешний карман своей модной польской курточки только что купленную красную пачку «Примы», затем полез во внутренний карман и вытащил пухлый бумажник.
 
  – А то давай штраф заплачу.
 
  – Значит, в норме, – растягивая слова, сказал я, – только жаль, сигареты «Родопи» закончились.
 
  Его щеки тронул нездоровый румянец. Несколько секунд он смотрел на меня, словно бык, увидевший на дороге странное и неожиданное препятствие, затем засунул бумажник в карман, раздраженно махнул рукой и направился к кабине.
 
  – Чудак ты человек, товарищ милиционер, а мне пора зерно везти!
 
  – Через тёмный Заячий переулок?
 
  Мой вопрос прозвучал холодно и язвительно. Саша остановился словно громом пораженный, обернулся и метнул в меня цепкий недобрый взгляд.
 
  – Ты чего-то не договариваешь, товарищ представитель власти.
 
  – Не договариваю, потому что не знаю, что с тобой делать, жалко губить жизнь такому славному парню. Молдавия будет плакать о тебе, Саша!
 
  Он недоуменно повел налившимися кровью белками глаз.
 
  – Чего-чего?..
 
  – Серьги верни.
 
  Он окаменел лишь на миг, а затем его лицо вновь приняло обычное очень живое и чрезвычайно самодовольное выражение.
 
  – А пошел бы ты куда подальше, товарищ милиционер!
 
  Он одарил меня насмешливым взглядом и снова двинулся к кабине.
 
  – Верни серьги, Саша, – спокойно сказал я ему в спину, – тогда обойдемся без протокола, разойдемся как море в корабли, ты меня не знаешь, и я тебя тоже. А иначе тайное похищение личного имущества граждан с проникновением в жилище – до семи лет. Я все видел.
 
  Он вдруг резко развернулся и, выхватив из голенища сапожка монтировку, грозно двинулся ко мне, крепко сжав свои огромные как кувалды кулаки.
 
  – Видел?.. Да что ты видел!.. На пушку берешь? Знаю я вас, товарищи дорогие. Проваливай отсюда и не задерживай дурацкими разговорами рабочих людей!
 
  – Погоди, не горячись, спокойно.
 
  – Чего спокойно, чего спокойно?..
 
  – Послушай, тебе говорю!.. Студентка Рита хороша, конечно,  и ты решил подбить к ней клинья. Ты парень хоть куда, красавец и балагур, поэтому без труда узнал от ее напарниц, где она живет, и, проследив, выяснил, что ее окно выходит в глухой палисад, там по ночам темно, хоть глаз выколи, потому что поблизости нет ни одного уличного фонаря.
 
  У Саши отвисла нижняя губа, он обескуражено покачал головой и ловко зажег сигарету от самодельной стильной металлической зажигалки.
 
  – Даешь стране угля, командир! Фантазия у тебя, елы-палы. Продолжай, даже интересно стало.
 
  – Изменив предписанный маршрут, ты стал по ночам проезжать по Заячьему переулку мимо ее окна, а три дня назад заметил, что в окне горит свет, и решил, что может быть вот он – счастливый случай. Заболтать и уболтать девушку для тебя не проблема, тем более с таким пухлым бумажником. Так ты всегда думал. Выпрыгнув из кабины и играя  листом, который ты сорвал с ветки клена, который растет у ворот зернотока…
 
  Брежневские брови Саши заметно поползли вверх, а пренебрежительное выражение мгновенно ушло с лица и сменилось серьезной озабоченностью.

  – Блин!.. В самом деле, все видел.
 
  – Подобравшись к ее окну, ты попытался что-нибудь рассмотреть в щель между шторами, но она оказалась слишком узкой. Ты закурил свои любимые «Родопи», не зная, что предпринять, и вдруг, повернув голову, неожиданно поймал ракурс. Ты увидел в щель… нет, не голую Риту, конечно. Ты стал свидетелем того, как она вытянула из-под кровати свой чемодан, положила его на койку, раскрыла крышку, достала из внутреннего кармашка крышки черную пластмассовую коробочку, а из нее – великолепные серьги. Ты видел, как она их вдела в уши и успел их хорошо рассмотреть.
 
  – Не угадал, я ее, доску голую, всю тогда хорошо рассмотрел! Она в голом виде серьги перед зеркалом примеряла, наверное, представляла себя какой-нибудь маркизой де Хренадур.
 
  – Ага, и голый вид ее тебя, как видно, не впечатлил, а вот серьги очень даже впечатлили. Главное, что ты тогда понял, так это то, что серьги у нее необычные и, судя по всему, старинные и очень дорогие. За них можно без проблем выручить большие деньги, дом в Молдавии купить и начать новую жизнь.
 
  – А ты не такой простой товарищ, гражданин милиционер, каким поначалу мне показался.
 
  – Вот тогда ты и подумал, – а на кой ляд мне эта жердь носатая?.. Надо не ею заняться, а тем, что у нее в ушах висит.
 
  – Бляха муха, толковый ты парень, товарищ милиционер!
 
  – Следующий день выдался как по заказу дождливым, и зерно с полей не возили. Ты следил за детским садом и видел, как Ритина соседка по комнате Ирина побежала на почту. Ты подвез ее и ненавязчиво расспросил. Она без задней мысли рассказала, что во всех комнатах очень промозгло, кроме одной, и все девочки сидят там, греются и пьют чай. Она пошла на почту, а ты сославшись на срочные дела уехал. «Зил» поставил за углом, чтобы его не было видно, а сам, пользуясь тем, что стали сгущаться сумерки, подобрался к окну Риты. Оно на счастье оказалось незапертым, и шоферскую монтировку, которую ты практически постоянно носишь с собой, применять не пришлось. Дальше все произошло за минуту. Ты снял сапожки, в носках забрался в комнату и прислушался. В коридоре никакого шума, но даже, если бы он случился, и кто-то вошёл бы в комнату, ты нисколько не смутился бы, поскольку ты всего лишь герой-любовник, а вовсе не вор, верно? Открыть замки наших советских чемоданов для тебя не проблема, не думаю, что тебе понадобилось больше минуты. Ты вынул из чемодана заветные серьги, положил коробочку, в которой они лежали, на место, запер чемодан, задвинул его глубоко под кровать, вылез обратно через окно, плотно притворив его створку за собой, надел свои шикарные сапожки и был таков. Жаль только, что твой левый сапожок оставил след в грязи возле штакетника, как раз напротив Ритиного окна.
 
  – Ладно, я понял, хватит, теперь уже неинтересно! – Он посерел лицом и снова достал свой увесистый бумажник. – Говори, сколько?
 
  – Нисколько. Серьги верни. Иначе за руль ты больше не сядешь, на нарах будешь сидеть.
 
  Он буквально заскрежетал зубами.
 
  – Дурак ты, товарищ милиционер, и уши у тебя холодные! – Он расстегнул клапан бумажника, вытянул из него великолепные Ритины серьги, они таинственно сверкнули в солнечных лучах, швырнул их в придорожную грязь и пошел прочь. – Ты жизни не знаешь, пацан! Одним все и за здорово живешь, а другим, если вдруг захотят того же, – тюрьма.
 
  В следующий миг раздраженно хлопнула дверца кабины, и «зил» остервенело взревел злобным тигром. Минуту он медлил прежде чем поехать, и мне вдруг показалось, что Саша в эту самую минуту сидел, вцепившись руль, раздумывая включить заднюю скорость и дать полный газ или не стоит. Отскочить в сторону я бы, наверное, не успел.
Наконец, «зил» притих, нежно заурчал, и, соблюдая все правила движения, мягко, по-кошачьи двинулся вперед. Даже сигнал левого поворота, положенный перед началом движения, приветливо мигнул мне несколько раз.

  Я выудил серьги из черной жирной грязи. Слава богу, они были целы.
 
  Рита долго рассматривала свое сокровище, которое я, аккуратно вымыв и насухо вытерев, торжественно вручил ей в присутствии Юры. Она все никак не могла поверить, что ее бесценная семейная реликвия вернулась к ней.
 
  – Где ты их нашел?
 
  – Мы с участковым плотно взялись за общежитие водителей и стали проводить там доскональный опрос, заводя в отдельную комнату всех по одному. Опрос вели жестко, и вскоре кто-то подбросил серьги нам под дверь.
 
  – Получается, что кто-то из водителей заходил в нашу с Ирой комнату? Как такое могло быть?
 
  – Он залез через окно, вы не всегда запирали оконные створки на шпингалет.
 
  – Какой кошмар! Выходит, что серьги взяла не Ирина?
 
  – Нет, не Ирина.
 
  – Ой, я должна срочно перед ней извиниться!.. Она девочка неплохая, просто слишком молчаливая, и это крепко раздражает.
 
  Остаток стажировки пролетел незаметно, а накануне отъезда Юра устроил прощальный вечер.

  Было снова весело, однако теперь к веселью примешивалась легкая грусть. Девочки понимали, что жизнь разводит нас по своим дорогам, и вряд ли теперь они снова увидят меня. Особенно печальной выглядела рыжеволосая Света.
 
  Однако, когда Юрий объявил белый танец, Светлану опередила Рита. Близость ее тела сводила с ума, я пытался поймать ее взгляд, а она упорно опускала глаза. Бабушкины серьги, которые она снова надела, придавали ей особый шарм, они таинственно поблескивали в приглушенном свете, – Юра предусмотрительно нацепил на лампочку у потолка абажур, который он буквально за полминуты соорудил из старой газеты.
 
  Я любовался Ритой, серьги привносили в ее внешность непередаваемое очарование. Кто знает, может быть, они видели роскошные царские балы, элегантных кавалеров и прекрасных дам.
 
  – А знаешь, – вдруг сказала Рита, подняв, наконец, глаза, – у нас с тобой могло бы что-нибудь получиться, теперь я чувствую.
 
  – Я знаю.
 
  – Ты не такой как все, а я таких обожаю, меня такие заводят не на шутку,  но на четырнадцатое октября у меня назначена свадьба.
 
  Я грустно улыбнулся.
 
  – Он, конечно, чуть-чуть старше тебя, отец у него – высокопоставленный ответственный работник, а мама отлично знает, как надо устраиваться в жизни. Познакомились вы неслучайно. Вас свели.
 
  Рита изумленно вскинула свои красивые светлые брови.
 
  – Откуда  ты знаешь?.. Девочки рассказали?.. О, прости, я
всё время забываю, с кем разговариваю. Хотела бы я узнать тебя поближе!
 
  Она вдруг жарко прижалась ко мне всем  телом и сладко поцеловала в край рта так, что меня с головы до пят пронзил волшебный электрический ток, и все вокруг медленно поплыло словно в сладком сне. Этот танец, который она мне подарила, я помню до сих пор, хотя прошло почти сорок лет.

             Конец

10 декабря 2022 года

Полную версию см. в произведениях Владилена Елеонского:

Кто жизни не знает.