За окном электрички с рёвом промчался встречный поезд, и Свете вдруг припомнилось то самое: берег Оки, аккуратно сложенная мамина одежда, раскрытая сумочка на боку, видно кто-то уже прибрал к рукам деньги и документы, полиция, водолазы и острый запах валерьянки от влажной папиной куртки, сердечник ведь… Пришлось госпитализировать с прединфарктным состоянием. Как же Света за него боялась! Перед выпиской переставила мебель в квартире и убрала всё напоминающее о маме, пусть и не родной, но ведь с пяти лет воспитывала. Первая жена папы, Ксения, уехала за границу в командировку и не вернулась. Может, тогда у него сердце и начало болеть?..
В доме сразу стало сумрачно и почему-то холодно. Откроешь шкаф, а в нём одни папины пиджаки. Даже когда затопили, они с отцом кутались в тёплые пледы и включали все бра и настольные лампы.
Сколько же с тех пор прошло? Лет пять уже… Света окончила библиотечный и работала в читальном зале «Белинки». Папа ушёл из начальников в простые разработчики.
– Куда уж теперь, да и зачем?..
Он и раньше жил по часам, как ходячий будильник: туда-сюда, сюда-туда, и всегда – минута в минуту, а теперь – и подавно, видимо, привычная монотонность помогала ему пережить случившееся. Света только теперь стала задумываться, а любил ли он вторую жену, или просто она была необходима ему, как некая удобная оболочка, примирявшая его с острыми углами действительности.
Мамины подруги ещё с год позванивали, правда, лишь в дни её рождения и смерти. Ведь умершей её всё-таки признали, через шесть месяцев, хотя тела так и не нашли. Течение у берега было сильное, сплошные омута в мелких барашках…
– С кем она там купалась? И почему в таком опасном месте? Но у кого теперь спросишь?..
Наконец, объявили Светину остановку, она пересела в Боровский автобус, купив в палатке у автовокзала пирожок с капустой, и теперь с удовольствием жевала его, поглядывая в окно.
Быстро темнело. Тяжёлый мокрый снег сёк распластанные ветви почти чёрных елей и запрокинутые верхушки берёз в мерцающих каплях подтаявшего инея.
Света давно не ходила на всяческие мероприятия, тем более никуда не ездила, а тут вдруг одна из библиотечных подруг пригласила её на Новый год в Боровск.
– Я пораньше поеду, чтобы всё приготовить, а ты подъезжай последней электричкой, вот тебе адрес, – оторвала она угол тетрадного листа и быстро начеркала на нём название улицы и номер дома, – надеюсь, не заблудишься… Может, хоть там с кем-то познакомишься, а то сидишь тут сиднем.
Расправившись с пирожком, Света скомкала испачканный жиром обрывок бумаги, скатала его в шарик и протолкнула в форточную щель автобусного окна.
Вскоре замелькали огоньки разбросанных тут и там домишек Боровска, последний поворот мимо храма на холме, и вот уже – её остановка, возле гор. управы.
Порывшись в сумке, обрывка с адресом она не обнаружила, и тут с лёгким холодком под сердцем до неё вдруг дошло, что именно в эту самую бумажку она и завернула тот злосчастный горячий пирожок.
– Приехали… – привычно выдохнула она, всё – как всегда. Но ведь уже десять вечера. Темно. Куда идти-то?
Вспомнила, что мама подруги живёт где-то между школой и длинным висячим мостом через реку. Сегодня у неё сбор бывших одноклассников дочери.
Света направилась к видневшемуся поодаль мосту, но, резко вильнувшая улочка почему-то привела её под мост, к ржавым запорошенным снегом сваям. Ноги заметно подмерзли, да и пальцы рук в тонких перчатках почти онемели.
- Сначала было, ей-богу, смешно, потом захотелось плакать.
Там, за мостом, весело взвивались цветные хвосты фейерверков, слышалась музыка, детский смех и заливистый лай чьей-то собачонки. Люди провожали старый год. А тут…
Света присела на корточки и начала краем юбки растирать покрасневшие коленки.
– Колготки-то – праздничные, тонкие… Нет, такое могло произойти только со мной…
Фонарный свет расплылся в набежавших слезах, и тут она услышала чьи-то шаги вдоль кромки прибрежного льда. К ней направлялся высокий сутулый мужчина с этюдником через плечо.
– Как вы сюда попали?
– Сама не знаю. Заблудилась…
– Приезжая?
– Да, из Калуги.
– Замёрзли, наверное?
– Ещё как.
– Тогда идёмте со мной. Отогреетесь, и решим, как вашей беде помочь.
Света молча пошла за нечаянным спасителем. Страшно не было: художник ведь…
Шли недолго. Поднялись по довольно высокой деревянной лестнице разрисованного корявого теремка и сразу оказались в тёплом коридоре прихожей. В комнате послышались голоса женщины и ребёнка, и Света с облегчением вздохнула.
– Раздевайтесь, и за стол. По рюмочке хлопнем, сразу согреетесь.
Сняв шубку и сапоги, она надела чьи-то тёплые тапочки, и, подняв голову, в самом конце длинного узкого коридора, на торцевой стенке у двери, увидела женский портрет, не большой, но в полный рост.
На руках изображённая на холсте женщина держала светловолосого малыша и, стоя в проёме двери, явно кого-то встречала, скорее всего, очень близкого.
В улыбке её было столько тёплого лучистого света, что блики от него ложились и на головку младенца, и на подол её байкового халата, и даже на потёртые половицы коридорного пола.
– Господи, как на маму похожа! – Ахнула Света. – Только моложе… И красивее. Намного красивее!
– Саша, кого ты к нам привёл?
Голос тоже показался знакомым. Но ведь, говорят, на Земле у каждого – семь двойников, – успокоила себя растерянная Света.
И тут, ведя за ручку четырёхлетнего малыша, в проёме двери показалась… она, её мама.
– Ма… – сразу обмякнув, прислонилась к косяку Света. – Как? Почему?.. Зачем?!
– Твой отец не пережил бы второй измены. Сердце ведь! Ну а смерть – дело обычное, все мы смертны.
А без Саши… – улыбнулась она мужу всё той же, будто ласкающей, улыбкой, – Без Саши я уже совсем не могла, ну совсем, понимаешь?..