Пожалуйста, прости - часть 28

Мирослава Завьялова
- Оля умерла, - меня словно ударили чем-то тяжёлым по голове и по всему телу закололо острыми иголками, - после операции. Больное сердце, её долго лечили, но получилось, что только операция давала шанс вернуться к нормальной жизни. Обычное лечение не помогало. Да она тебе разве не рассказала? Вроде собиралась. 

- Мы не встретились перед их отъездом, - почти шёпотом произнесла я, прижимая кулаки к губам, - так получилось…

- Она верила, что операция поможет. Конечно, часть правды скрывали, чтобы не волновать лишний раз. Мой отец - детский кардиолог, тщательно изучал историю болезни, врачи долго принимали решение, затем её родители дали согласие и получили направление в Москву… сама операция прошла успешно… 

- Что-то случилось потом? - горестно спросила я, ещё удерживаясь от слёз. 

Маркин хмуро кивнул:

- Клапан; не открылся правильно. Так бывает, очень редко случается, сказал мой отец. Осложнение после операции…

Я смотрела куда-то вдаль, в окно, мимо Мишки и Игоря, словно пытаясь разглядеть что-то там, далеко-далеко, в Москве, в которой я ни разу не была. 

- Анна Сергеевна просила ничего никому не рассказывать! - я вздрогнула от неожиданности, - все пообещали, кто знал. 

- Ты всегда защищал её, ты молодец. Не обращал ни на кого внимания…

- Всякие дуры типа Заволокиной и Морозовой глупости выдумывали, что я влюбился и всё такое. 

- А это не так? - какие-то остатки сил задавали вопросы вместо меня сейчас; ведь больше к этому разговору мы не вернёмся, я это понимала отчётливо. 

- Конечно, нет. Наши родители давно дружат, я просто защищал её как друга семьи. 

Вот как всё просто. Друг семьи.  Все делали для Оли, что могли. Все, кроме меня. Я даже не смогла найти время, чтобы встретиться  с подругой, как оказалось, в последний раз. Внутри меня что-то потряхивало, я вцепилась в перевёрнутый стул, чтобы скрыть дрожащие руки. Мишка не сводил с меня глаз, и это добило. 

- А ты? Не мог мне ничего раньше рассказать? Не доверял? - вырвалось помимо моей воли, - ты сейчас скажешь: слово дал. Только и умеешь этим прикрываться! Какой ты друг после этого! 

- Князь нормальный друг! - прервал меня Маркин, - а ты замолчи. Ничего уже не изменишь. Имей в виду, никто не должен узнать…

Но я пулей вылетела из класса, бросив Мишке напоследок слово «предатель». Конечно, не права я была нисколько, но всё сейчас выглядело неправильным. Неправильным и ужасным. Мишка догнал меня через несколько секунд, но остановить не смог. Я убежала вниз, кое-как оделась в гардеробе и помчалась бегом домой. Наревевшись до умопомрачения, не заметила, как уснула. Пришедшей маме пожаловалась на тошноту, и весь мой бледный вид подтверждал: со мной что-то не так.

- Это всё коржики в вашем буфете. Сколько раз говорила, в них сода и старое масло, - утверждающе произнесла мама, набирая чей-то номер.

- Марь Ивановна, Ира заболела. Тошнота, слабость, я на коржики вот грешу в столовой. Температуры нет. Что? Хорошо, так и сделаем.

Мама приготовила тёплый чай с малиной, с мёдом, принесла аскорбиновую кислоту, развела и дала выпить какой-то отвратительной бледно-розовой жидкости. 

- Марь Ивановна зайдёт завтра перед работой, посмотрит тебя. Вроде ничего страшного. Справку напишет, - мама ушла на кухню, а я попыталась что-нибудь почитать и не смогла. Со своей бедой я оставалась один на один, поделиться не с кем и рассказать никому ничего нельзя. 

На следующий день в десять утра пришла Марь Ивановна, участковый терапевт поликлиники. Она жила в соседнем подъезде и помогала всем безотказно в любое время. Наш Ангел, называли её старушки, все взрослые очень уважали, а для детей в большой 
потрепанной сумке всегда находились витамины, которыми мы любили угоститься. У них с мужем было трое детей, и все они учились в нашей школе. Внимательно осмотрев меня, врач ничего не обнаружила. Я чувствовала себя получше, но выглядела всё равно плохо, это подтверждало большое овальное зеркало в прихожей. Не знаю, как, но я рассказала Марь Ивановне обо всём. Рассказала быстро, без лишних подробностей, но и ничего не утаивая. 

- Ты очень расстроилась, болезнь на нервной почве, я так и подумала, - добрые глаза устало улыбались мне за толстыми линзами очков, - ничего страшного. Посиди дома дня три, справку напишу. Выпишу лекарство, пить надо с молоком. И, знаешь, Ира, не надо себя казнить и наговаривать лишнего. В чём ты виновата? Да ни в чём. Обстоятельства часто складываются совсем не так, как должно быть. 

Слушая Марь Ивановну, я успокоилась, но очень немного.  Смириться с бедой не получалось, да ещё я терзалась тем, что оскорбила Мишку в присутствии его лучшего друга и вообще выглядела хамкой. Стукнув себя с досады по лбу, я попыталась заняться уроками, но не смогла. После обеда мне стали звонить подруги, они за меня переживали. Всем отвечала одно и то же: виновато несвежее печенье. Скоро вернусь в школу. Один звонок порадовал больше всех. Наташа, сестрёнка Мишки, подробно расспрашивала, что со мной случилось. Услышав, что я приду в школу через два дня, девочка повеселела и передала мне от брата  привет.

В школу я вернулась на третий день, более менее успокоившись. Нужно учиться, продолжать выполнять обязанности, помогать людям, что бы ни случилось. Оля когда-то говорила именно так. Я вспоминала подругу часто. Не так много времени у нас оказалось, чтобы подружиться, получше узнать друг друга, но Оля поверила мне намного раньше, чем я ей. Недолго мы дружили, но как много я узнала! Научилась рассуждать, записывать свои мысли, оценивать людей не по словам, а по поступкам. Научилась многому от Оли… А была ли я ей хорошей подругой? Этот вопрос мучил меня постоянно.

В класс Мишка тоже пришёл раньше и замер, увидев меня. 

- Привет, - робко улыбнулась Мишке. 

- Привет, Полька, - получила улыбку в ответ. Проходя мимо, Мишка положил мне на ладонь гематоген. 

Новый год подлетел незаметно, последние репетиции все были «генеральными». Лариса не узнала ничего нового о чувствах Ярослава, о чём сразу сообщила мне. Присматриваясь к «Деду Морозу», я тоже ничего не заметила. Обрадовался, когда продолжились наши репетиции, на которые стало приходить неожиданно много народа. Андрей Иванович не запрещал присутствовать посторонним на репетициях, но требовал в зале абсолютной тишины. Все утренники прошли хорошо, и мы с нетерпением ждали свой новогодний вечер. 

- Будем танцевать, веселиться! - повторяла Лариса, желая, как мне казалось, успокоить в первую очередь себя. 

Накануне вечера Мишка неловко упал на катке и подвернул ногу. Узнав об этом, я пригорюнилась. Может, не ходить на танцы? Или Мишка не обидится? Преодолевая смущение, позвонила однокласснику. 

- Не смогу прийти, извини, пожалуйста, фотографий новых не будет. А ты всё ещё боишься темноты?

- А что? - осторожно спросила я.

- Боишься, - засмеялся Мишка, - не переживай, в твою сторону многие пойдут, одна не останешься. 

На вечере очень понравилось. Много хорошей медленной музыки, в такие минуты жалела, что Мишка не рядом. На «белый» танец оба раза приглашала Маркина, который не возражал. К нашему разговору мы больше не возвращались и горькую тайну хранили, никто ничего не узнал. Потому что так хотела Анна Сергеевна. Мама Оли. И, кажется, я начинала понимать взрослых…

  (окончание следует

   http://proza.ru/2022/12/10/1049