НЕЗАБЫВАЕМЫЙ
- Сереж, сходи, погуляй, пока светло, - сказала мама, нарезая колбасу тонкими колесиками. - Выучил стишок для гостей?
- Вьюга снежная, пурга,
Напряди нам пряжи,
Взбей пушистые снега,
Словно пух лебяжий...
- Верю. Иди уж!
Новогоднее настроение начинается, когда все дома завешиваются елками. Их просовывают в окна вместе с авоськами замороженной еды: холодильников еще не было. Там, на стенах, они ждут, пока у нас начнутся каникулы, чтобы нарядиться в блестящее платьице.
Елку покупает папа. Он совсем не понимает, что она должна быть пушистой. Приходится нам с мамой навешивать много игрушек и мишуры, так, что саму елку и не видно. Только запах щекочет нос да иголочки появляются на полу.
Я впервые буду встречать Новый год. Если б не гости, опять положили бы рано, а так получу много шоколадок. Почему-то мне никто не дарит игрушки. Может, думают, я уже большой? Я и правда совсем не такой, как наши ребята в классе. Кажется, они вообще ни о чем не думают, только носятся, обзываются и дергают девчонок за косички.
- Мам, скоро Новый год? - мое терпение вот-вот лопнет.
- Ляг, поспи пока, я будильник завела на двенадцать. Скоро начнут все собираться.
Я выглядываю во дворик. Их у нас называют колодцами, будто на дне стоит вода. Она и правда бывает, когда прорв;т трубу. Тогда привозят агрегат, и он, чавкая, сосет вонючую воду.
На стекле ледяные узоры. Я на них дышу, а потом растираю пятнышко, чтобы не прозевать Люсю. Других детей среди гостей не будет, да и не люблю я беситься и кричать. Нам и вдвоем нескучно. У нее такие большие глаза, просто не оторваться. А так - обычная девчонка....
В прихожей послышался разговор и лязг бутылок. У нас коммуналка, как и у всех моих друзей. В коридоре надо ходить тихо. Шоколадки собирает мама, она мне их только показывает, а потом прячет в шкаф в большую коробку с нитками. Будет выдавать по квадратику каждый день.
А вот и Люся. Протягивает рисунок с елочкой и ежиком под ней. Она и меня Ежом называет. А я не умею ни рисовать, ни петь и даже играть на скрипке. Зато в школе получаю пятерки. Кроме пения и рисования, конечно.
Началась суета. Все забегали с тарелками по коридору. Разойтись трудно, но как-то по стеночке удается. Одна толстая тетя часто застревает вместе с дядей и как-то необычно смеется, когда ее пропихивают. Стол уже полон всевозможных салатов, холодцов. Под шубой греется селедка ( почему под шубой, не под одеялом?) Утка в капусте " на горячее" источает неземной аромат.
Но мое любимое блюдо - редька в майонезе. Совершенно не могу остановиться. И еще...
- Серго! Покажи нам свою самую любимую елочную игрушку, - кто-то за столом решил обратить на меня внимание, из вежливости, конечно.
Я подхожу к елочке и показываю на огурец. Обычный, неблестящий, даже, скорее, похож на соленый. Всякие блестяшки - это для девчонок. Они любят сюсюкаться с куколками, накручивать бантики, прикалывать брошечки. Я же мужчина! Этот огурец так и хочется съесть.
Взрыв хохота содрогнул стены нашей комнатушки, даже форточка открылась.
- Ну, Сережа, у тебя и вкусы!
Мне накладывают целую тарелку маленьких маринованных огурчиков и кубик холодца, помазанный горчицей. Да, правильно, это и есть мое второе любимое блюдо.
- Полчаса осталось, а мы еще за старый не выпили! - это голос папы из-за стола.
Он под елкой красиво выстроил все бутылочки по цвету. Для меня с Люсей достал желтенькую с французским названием "Дюшес". Правда, вкусно! Особенно, если запивать редьку.
Зазвонил будильник. По телевизору стали бить куранты. Из бутылок вылетали пробки.
- Чпок! - говорили они и летели под абажур, в елку, а то и в аквариум, будто рыбки тоже непременно должны знать про Новый год.
Все такие счастливые, будто до этого их жизнь была непомерно тяжела, и вот теперь наконец все изменилось.
Мы с Люсей бросилсь к окну в надежде разглядеть изменения. Завывала метель. Редкие прохожие шли с завязанными ушами на меховых шапках и поднятыми воротниками. Некоторые вообще пятились задом, словно раки. Проехал дребезжащий трамвай, совсем пустой, будто именно он отвез старый год на пустую окраину города.
Других изменений мы не нашли и стали рисовать. Чтобы не заснуть. Мой Дед Мороз получился кривым, и, если б не волшебный посох, он рухнул бы под елку. Одним ухом слушали "Голубой огонек", который вообще-то был черно-белый, другим ухом - гостей. Они говорили все громче и громче.
- Я Зыкину люблю, - признавался дядя с толстым носом.
- Да нет, Сенчина лучше, - спорил отец, - как жаворонок по;т.
- А давайте сами споем, - предложила толстая тетя.
- Сначала мою любимую! - тут же выкрикнул отец, пока никто его не опередил.
И понеслось:
- Я люблю тебя, жизнь,
я люблю тебя снова и снова!
Папа, видно, представлял себя солистом Большого театра.
" Нас бы с мамой так любил", - подумал я и нечаянно заснул.
Тут Люся откуда-то достала хлопушку и выстрелила над столом. Я проснулся. Первое, что увидел: все тарелки с едой были засыпаны конфетти.
- Всю еду испортила! - воскликнула люсина мама.
- Возьми ложечку и собери все конфетюшки, - сказал ее папа.
- Сколько кружочков нападало, столько десятков рублей и будем получать, - нашлась толстая тетя.
И тут все принялись вилками считать свое богатство, складывая "рублики" на пустую тарелку. Некоторые были весьма довольны, другие что-то бурчали под нос, наверное, просили выстрелить еще.
Наконец-то. Мама и крепко стоящая на ногах тетя освободили место для чашек и пузатого самоварчика. Но главным был торт.
- В "Севере" купила, три часа в очереди отстояла, - хвасталась мама, что она умеет так долго стоять.
Я долго не мог, поэтому меня посылали только за хлебом. Конечно, давали и пять копеек на булочку с помадкой.
Мне сегодня везло. Худые тети жаловались, что они страшно располнели, и срезали весь крем мне в тарелку. Я в свою очередь делился с Люсей, только коричневый крем было жалко отдавать. Толстая тетя часто поглядывала на него, но она ведь не была моей подружкой.
Стихи не прочитал, никто и не просил. Знчит, детство кончилось с нового года.
Утром стали все расходиться, договариваясь о следующем празднике. Это был мой День рождения. К счастью, родился вечером, поэтому всю ночь сидеть незачем.
Скоро на Елки, вот там дадут настоящие сундучки со сладкими сокровищами. Я сам их прячу, не скажу куда.
А больше ничего нового не происходило. Видно, людям просто не хватало радости, вот они и напридумывали праздников. А мне и без них хорошо было. Вот только бы собаку еще...
***
Я открыл глаза. На столе маленькая пластмассовая елочка, украшенная настоящими конфетами, кружка с недопитым чаем. Завывала метель, пряча все черное и цветное из старого мира. Словно чистый лист бумаги, становились поля, и так захотелось написать новую радостную жизнь. "Вроде недавно это было, да шестьдесят прошло", - подумал я. В десять вечера отключил телефон, чтоб никто не звонил, и лег спать.
И без меня придет, не заблудится. А поутру на лыжах встречу солнце.