ЕВГЕНИЙ КАЛАЧЁВ
В РОЗЫСКЕ НЕ ЗНАЧИТСЯ…
Рассказ о поэте Аркадии Кутилове
В 1985 году я служил в Куйбышевском РОВД города Омска. Однажды, во время моего дежурства по району в дежурную часть доставили бомжа. Сержант произвел личный досмотр задержанного, записал на листок его данные и принялся названивать в адресное бюро, чтобы установить его личность и проверить – не находится ли он в розыске за совершение какого-либо преступления. Эта обычная процедура, как правило, занимала немного времени, после чего бомж, если имел прописку и не был причастен к преступлению отпускался либо, если личность его не была установлена, помещался в спецприемник для бродяг на сорок суток, но в тот день дежурный сержант все никак не мог дозвониться до адресного бюро.
В районе, а значит, в райотделе милиции, было затишье: телефоны, телетайп и радиостанции молчали, и я взял в руки записную книжку – единственную вещь, которую при личном досмотре сержант изъял у задержанного. Взял записную книжку и удивился. Удивился сначала ее внешнему виду. Она была не новой, но добротной, с обложкой из коричневой искусственной тисненой кожи. А когда я ее раскрыл, то удивился еще больше. И даже не тому, что она была оформлена с огромной любовью, тщательностью и талантом, и как настоящая книга небольшого формата. Здесь были и рисунки, выполненные разноцветными шариковыми ручками, и вензеля, и красивый рукописный стихотворный текст. А удивился тому, что эта книжка принадлежала человеку по виду опустившемуся, с которым в метро или другом общественном месте нормальный человек постарается близко не находиться.
Настроение у меня было добродушным, но я постарался напустить строгость и, подойдя к решетке, за которой находился задержанный, грубо спросил:
- Где украл? – и показал бомжу записную книжку.
- Моя, - спокойно произнес бомж, протянул к ней руку.
Я раскрыл записную книжку и, не давая в руки, сказал:
- Что здесь написано?
- Аркадий Магнит, - сказал бомж и улыбнулся. – Это мой псевдоним.
- Кличка? – встрял в разговор сержант.
- Псевдоним, - повторил с достоинством бомж.
- А стихи чьи? – хитро улыбнулся я.
- Мои, - сказал бомж.
- Прочти, - продолжая проверку, сказал я. – Например, вот это, - и я зачитал первую строчку…
Задержанный встал с длинной лавки, непроизвольно поправил давно немытые волосы, вздохнул и начал по памяти читать:
-Заря, заря, вершина декабря…
В лесах забыт, один у стога стыну.
Встает в тиши холодная заря,
Мороз, как бык, вылизывает спину.
Качнулась чутко веточка-стрела,
И на поляну вымахал сохатый…
И, падая на землю из ствола,
Запела гильза маленьким набатом…
Заря не зря и я не зря, и зверь!..
Не зря стволы пустеют в два оконца…
И, как прозренье в маленькую дверь,
Через глаза
В меня
Входило
Солнце!
Сейчас, по истечению многих лет, я не помню голоса поэта, его интонации – наверное, он был хриплым – пропитым, но глаза его в тот миг неожиданно озарились огнем, не побоюсь этого слова – божественным светом – и мы с сержантом невольно поддались этому, вне сомнения, внеземному озарению и поверили, что он говорит правду.
Но формальность надо было соблюдать, и сержант принялся вновь набирать номер телефона адресного бюро, с удивлением поглядывая на задержанного, а я спросил:
- Можно полистаю?
- Читай, - разрешил Кутилов.
Я вернулся за пульт дежурного. И телефоны по-прежнему молчали. И я начал читать:
РОССИЯ, ГОД 37
- Яма хорошая,
Только
На дно
Набежала лужина…
- Товарищ майор,
Но ведь это
Не наша вина –
Апрелева!..
- Ну, хорошо…
Давайте ужинать,
Да надо
Людей расстреливать…
ПОДРАНОК
После выстрела смог он собой овладеть,
Он посмел улететь, очумев от испуга.
Между крыльев – дробинка, но сумел улететь…
Только ровно на жизнь приотстала подруга.
Распустились цветком два разбитых крыла,
Поднялась голова в драматическом жесте…
Тонкой лапкой гребла, суетливо плыла,
Все куда-то плыла, оставаясь на месте.
Окровавленный пух понесло к камышу,
И молчат небеса, перелески и воды…
(Ты ответь мне, Ирина, я тебе же пишу, -
Что случилось потом, после этой охоты?
Был ли выстрел еще, иль, жалея заряд,
Ощипали тебя, несмотря, что живая…
И веселый охотник – голубой бюрократ,
Нежно кушал крыло, коньячком запивая…
Может, выжила ты, всем дробинкам назло,
Только жизнь приняла, как стандартную милость…
И свистит по квартире расписное крыло,
Забывая на миг, что летать разучилось.
Телевизор, базар, танцплощадка, завод,
Петухи-женихи, разодетые жутко…)
А в заливе души всё куда-то плывет,
Всё куда-то плывет недобитая утка…
Очнулся я от голоса сержанта:
- Товарищ старший лейтенант, - обратился он. – Я проверил гражданина, есть такой, судим, но в розыске не значится. Отпускать?
- Отпускай, - сказал я и снова уткнулся в записную книжку.
«Поэзия не поза и не роль.
Коль жизнь под солнцем –
Вечное сраженье, -
Стихи – моя реакция на боль,
Моя самозащита
И отмщенье!», - читал я.
- Можно все-таки, командир, я заберу, - раздалось над ухом.
Я повернул голову на голос. В коридоре, уже за пределами дежурной части, у окошка дежурного стоял человек с пропитым лицом, в ветхой старой одежде – запомнились брюки военного образца и развалившиеся ботинки, стянутые проволокой. Стоял и терпеливо ждал. Ждал свой сборник стихов. Изданный при жизни самим собой в единственном, наверное, экземпляре.
Я закрыл книжку и протянул ему:
- Извини.
- Спасибо, командир, - сказал он и неожиданно спросил, - понравились?
Ответить я не успел. Одновременно зазвонили несколько телефонов, зашипела стационарная радиостанция, застучал телетайп, и закрутила, завертела, забурлила суета. Ежеминутная, ежечасная и каждодневная, которая поедает наше время, нашу жизнь, которая не дает ни остановиться, ни оглянуться, ни осмыслить: как живем, для чего живем?
И вот в такой же заполошный день того же года в дежурную часть поступило сообщение. Банальное. Порой за сутки их бывает до десятка. Сообщение о том, что в тепловом коллекторе, расположенном у транспортного института, обнаружен труп.
На место происшествия выехал дежурный сержант. Вскоре он вернулся назад и попросил выдать ему и водителю, с которым он ездил, противогазы.
… Доставив труп в морг, сержант возвратился в дежурную часть, сдал противогазы и неожиданно – он полгода назад бросил курить – попросил закурить. Я протянул ему пачку.
- Кажется, это был тот бомж, - сказал он.
- Какой? – не понял я.
- Ну, помните, еще стихи читал… Военные брюки, ботинки на проволоке…
- Магнит?! – воскликнул я.
- Магнит, - грустно сказал сержант и нервно закурил…
ВКЛАДЫШ К МОЕЙ ТРУДОВОЙ КНИЖКЕ
Вот я умру, и вдруг оно заплачет,
Шальное племя пьяниц и бродяг…
… Я был попом, - а это что-то значит!
Я был комсоргом, - тоже не пустяк!
Я был мастак с багром носиться в дыме.
Я с топором вгрызался в синий бор.
Я был рыбак, и где-то на Витиме
Мой царь-таймень не пойман до сих пор.
Я был художник фирмы «Тети-мети».
Я под Смоленском пас чужих коров.
Я был корреспондентом в райгазете
И свёл в могилу двух редакторов.
Учил детей и им читал по книжке,
Как стать вождём, диктатором Земли…
И через год чудесные мальчишки
Мою квартиру весело сожгли!
Я был завклубом в маленьком поселке.
Поставил драму «Адский карнавал»…
И мой герой со сцены, из двустволки,
Убил парторга. В зале. Наповал.
Бродягой был и укрывался небом.
Банкротом был – не смог себя убить…
Я был… был… был… И кем я только не был!
Самим собой? А как им надо быть?..
В следующий отпуск я нарушил многолетнею традицию - не поехал в тайгу на охоту, а взял билет до Ленинграда и две недели изо дня в день ходил и ездил по музеям. Соприкасаясь с великолепием дворцов, парков, фонтанов, картинами Русского музея, экспонатами Эрмитажа, в котором я умудрился в течении четырех дней прослушать лекцию про французских импрессионистов, я понял, что мир гораздо шире и прекрасней, чем тот, в котором я жил раньше… Вернувшись в Омск, я просмотрел весь репертуар Драматического театра, написал рассказ в полстраницы и подал рапорт на увольнение из органов внутренних дел.
Знакомый журналист, которому я давалчитать тот рассказ, схватился за голову:
- Что, ты, делаешь? Ты, в своем уме?
Я улыбнулся.
- Лучше посоветуй, где я могу общаться с себе подобными – пишущими людьми...
И начал ходить в литературное объединение при газете «Молодой Сибиряк».
Однажды, литератор Бекешев Саша принёс стихи, отпечатанные на машинке. Стихи были необычными и подписаны они были необычным псевдонимом - «Аркадий Магнит».
ПРОЖИТОЧНЫЙ МИНИМУМ ПОЭТА
…На причале студентка и юноша
Целовались всю ночь,
аж до судорог.
А когда расставались несчастные,
На диване оставили книжицу.
Прозывалась она «Геометрия»,
А раскрыта была на котангенсах …
… Выпивали директор с любовницей
Во кустах во густых да неломаных.
А когда их спугнула малиновка,
Убежали оне и оставили
На траве ветчину да наливочку,
Да в пакетиках
Чтой-то малюсеньких …
… На песочке играла девчоночка.
Вдруг закаркали чёрные вороны …
Испугалась девушка и скрылася,
На песочке оставила стёклышко,
Дзинь-фужера зелёный осколочек…
… На прешпекте туманном
На утреннем
Чей-то шаг неуверенный слышится.
Бродит девушка, вся переплакана,
Кем-то брошена девка, обманута,
Синь-косыночкой
Горлышко стянуто…
Лишь смеркло созвездие Рака
И мамонт гугукнул вдали,
Проснулся под лодкой бродяга –
Хозяин рассветной земли.
Прохладно – и вывод короткий:
Ядрёная пала роса …
Бродяга сквозь дырочку в лодке
На улицу выгнал глаза.
Бродяжьи метнулись очи,
Кругами обходят рассвет…
Круги всё короче, короче …
Вернулись. Опасности нет.
… К дивану причальному двинусь …
Чья книга? У чёрта спроси?
«Котангенс», таинственный «синус» …
Эвклиду – поклон и мерси!..
… Бутылка, закуска, пакеты …
В пакетах (сто тысяч чертей!),
В пакетиках этих, ну это …
Которое против детей …
… Шагов за четыреста сорок
Таинственный луч замигал …
Иду. Поднимаю. Осколок.
Возьму. Хоть не даром шагал …
… Девчонка на хладном прешпекте –
Одна – в миллионной стране!..
Вам что – и повеситься негде?
Карабкайся в сердце ко мне!..
Ура! Просыпается город …
Увы! Просыпается город …
А днём – будет радостей короб
(но могут и сцапать за ворот).
… В двенадцать – бродяга на пляже.
Сидит на песке, как святой.
Но очи – шпионы бродяжьи –
Летают над людной водой.
В воде, в первородной истоме
Народу – почти полстраны …
И кто-то сегодня утонет,
Оставив бродяге штаны …
… По-над городом звёзды всамделишные –
Вперемежку с неоновым высверком …
И в неверном таком освещении
Две души обнялись крепко-накрепко:
Та девчонка с прешпекта холодного
Да хозяин отеля подлодного …
Сверху плотно укрылися смокингом,
Что достался от парня утопшего.
Пьют наливку, ветчинкой закусывают,
В дзинь-стекляшку глядят на созвездия …
И читают оне «Геометрию»,
И хохочут
Над страшным «котангенсом».
АРКАДИЙ ПАВЛОВИЧ КУТИЛОВ (имя при рождении АДИЙ, литературный псевдоним АРКАДИЙ МАГНИТ) родился 30 мая 1940 года в таежной деревне Рысья, Иркутской области. Русский поэт, прозаик, художник.
«Один из самобытнейших русских поэтов ХХ века. Несмотря на то, что его стихи в переводе на английский включены в академическую антологию «Русская поэзия ХХ столетия» (Лондон), его творчество по-прежнему малоизвестно российскому читателю». (Википедия)
«Один из ярчайших российских поэтов ХХ столетия». (Из предисловия книги поэта «Скелет звезды»).