Да ну её, эту провинциальную жизнь.
Течёт она себе течёт, словно Неман-река.
Сквозь туманы и повороты.
Вдоль сосновых лесов.
Мимо деревенек и домов.
Пряча под отраженьями домов и облаков водовороты да омуты глубокия. С сомами да осётрами. Маленькими, речными, да носатыми, да усатыми. И кажется, что тиха и спокойна некогда судоходная река, да ошибочка тут бывает. Поплывёшь, да и не факт, что выгребешь по стремнине. Плюхнешься с краю, да закрутит и утянет на дно. А сейчас, когда река граница и с той и с этой стороны пограничники пеньками по всей длине затаились. Бдят. И отличие наших от ихних лишь то, что там вражьё, НАТО - высматривает, а с нашей родные и родненькие – защищают. А нашим смотреть ой как нужно – на реке по берегу оберегом стоит, раскинулся город Неман. Где-то тут Наполеон на плотике подписывал Тильзитский мир. Начал подписывать в Тильзите, а река вынесла течением в тогдашний Рагнит. В тот самый что теперь этим самым Неманом кличут.
Неман… Известный раньше своим целлюлозным комбинатом да полуразваленной башней Бисмарка. Одной из. Ну, ещё замком немецким, который подвзрывали напрочь для сьёмок фильма художественного, о войне, за войну, про войну. Фильм сняли, а замок восстанавливают. Для туристической привлекательности.
Традиция такая – взорвут, разберут на кирпичи, а потом плачут и восстанавливают за бюджетный счёт.
А что поделаешь – история!
Хороший город.
А люди?!
Раньше, в ещё советские времена, хорошо было. Работа, комбинат, а за рекой советская капиталистическая Литва, в которой было всё. Везде очереди по стране, а тут сел на лодку, переправился на другой берег и бери, не хочу - и шубы дефицитные, и вельветовые костюмы редкие, и еда безочерёдная, какая хочешь. Берёг её Советский союз. Снабжал много и богато. Любил, наверное. И она… тоже.… Не в пример Калининградской области. И опять же люди другие. Не сборная солянка, а коренные жители, привыкшие жить в достатке, а значит уважительные к себе, с достоинством и прочими чертами характеров. Отношение, между призрачными тогда, пограничными городами было нормальным. И в гости ездили, и роднились, и привечали. И на рыбалку Неманскую, мартовскую, порой выезжали вместе.
Соберутся с вечера. Достанут сваренные в виде трёхлистного якоря из заострённой арматуры крючки. Заправят два шестьдесят шестых. Приготовят верёвки да тросы и поутру, по темноте на Неман. Туда, где раздавшаяся река пенными шапками указывает омуты. Сцепят тросом длинным машины, привяжут верёвку крепкую за раму и на лодку, разматывая кольца, поплывут по тёмной и мутной воде, к водовороту. Проплывут мимо и бухнут якорь-крючок в воду. Всплеском. От души и с надеждой. Выждут время, чтобы до дна приземлился да, свистнут молодецким, разбойничьим посвистом. Заурчат машины, стосковавшиеся на берегу. Включатся все мосты и приводы. И не торопясь, друг за другом, тросом в натяжечку, фыркая от реки. Поползут. Постепенно натягивая верёвку и траля дно Немана крючком, поднимая муть и ил со дна, поехали. Тут как на рыбалке – повезёт – не повезёт. Когда нет, тогда и нет – всё сворачивается, машины возвращаются, верёвка сворачивается в бухту. Если крючок не потерян и цел, значит всё по новой. А если погнулся или потерялся, то запасной есть, и не один. Цепляется новый и по всё новому. А если сразу повезёт, то вытащит крючком из зимней лёжки сома спящего. А если очень и очень повезёт, то не сома, а сомище. Огромного и злого. Тут, почему две машины-то и нужны. На всякий случай, чтобы не утащил в реку машину-одиночку. Были случаи. Сомы они разные бывают. И лодку могут перевернуть. А с двумя машинами так уже наверняка не справятся. И после удачи – домой. Топором мясо разделать, поделить, да в баньку от трудов праведных, да удачу рыбацкую вспрыснуть крепким и даже может быть чаем. Пока свежее, ароматом тины пропитанное напрочь и бесповоротно, мясо в томатном соусе сковороде шкварчит и томится. Вместе всегда дружно, особенно когда дружно и вместе.
Время доброе было.
Строили всё. От дружбы до страны. От домов до городов. Семьёй. Любили друг друга и доверяли.
Вон у Вовки, строителя начинающего, соседка. Баба Глаша. Увидит во дворе:
- Вова! Володя! Подойди! Слушай…- оглянётся по сторонам и тихо так, как опытный подпольщик-партизан, - Ты же знаешь соседку Маньку?!
- Ну, знаю…
- Так вот… Ключи…
- Какие ключи?
- Как какие! – неторопливо теребя ему пуговицу на рубашке. Непрестанно оглядываясь. Постоянно задирая вверх лицо, чтобы заглянуть в смешливые глаза парня. А он-то высоченный. Потому и по сторонам легче поглядывать, чем заглядывать. А за пуговицу, чтоб молодой и нетерпеливый не убежал сразу.
- Ты мне замки в дверях поменяешь?
- Ну, конечно, поменяю! Делов-то! Только причём тут ключи?
- Так я же тебе и говорю. Соседка Манька. А у ей сын. Уголовник. По малолетке. Сидел.
- Ну, так что?
- Как что?! – изумилась бабуля, - Он же сидел и у него ключей – пропасть. Вязанка огромная. Любой замок открыть может. А ключей у него…
Соседка подняла руку до уровня глаз:
- Вот отсюда до земли…
И заметив, что к ней прислушиваются другие жители, добавила голос погромче, чтобы слышней было, и наверняка:
- Он же к любой квартире ключ подберёт!
Это чтобы и других проняло, с кем живут и что всем угрожает. Убедительно. И затем также проникновенно, но потише, почти на ухо:
- Володь! Ты мне замок сменишь? Аль как?!
- Без проблем!
Чего там менять?! Один болт вывернул. Вставку вытащил. Другую вставил. Болт завертел и вся работа. А рубль он на дороге валяется, но редко. Не помешает. Хотя чаще и всегда просто так. По-соседски.
- Поменяешь? Но это же не на долго?
- Не! Ненадолго! Если такая связка, то ненадолго.
- Ну, так потом… ещё… поменяешь?
- Конечно, поменяю! Обращайтесь.
И бежит она покупать новый замок. И бежит. Так бы и покупала, и покупала. Каждый день. Да пенсия нужна и для других, тоже важных дел. А когда денег совсем-совсем нет, так куда? Знамо дело на рынок. Схватит с подоконника горшок с развесистым алоэ, прибежит на рынок, сядет и давай слушать да давать интервью, делиться новостями, подслушивать и придумывать новые и правдивые. С утра до вечера. А что? А куда? Кому они нужны старые, но интересные бабки? Вот сидят и продают. А кто купит, если город маленький и таких растений в каждом доме по два, а то и по три штуки. Да и бабок там хватает. Таких же. Только с разными градусами вредности и изобретательности. Это для Калининграда, да Москвы Неман провинция. Ан нет. Центр это. Центр Советского Союза. А этот самый пятачок на Черняховского, который несмышлёныши рынком обзывают – так это просто самая главная, самая высокая точка земного шара. Вот станет Глафира Сергеевна на ящик из-под молока, раскинет руки в стороны, а под ней весь мир и крыльями своими она его от всех невзгод закрывает, от бед и напастей. Ну и знамо дело всё видит и всё понимает. И делится с подругами. Не одной же ей всю тяжесть мира держать на своих плечах. Подруги на что? Посидит-поработает до вечера на благо людское, и домой своё сокровище несёт. К другому сокровищу. А что там ещё у неё в квартире, кроме подвала, то неведомо, но только однажды, поутру, идёт этот самый Володя в гараж, переделанный и сложенный самолично его руками, а она окно открыла и через подоконник, задом, выползает. На землю соскочила, окно притворила снаружи, подняла с травы рюкзак, закинула на плечи, поправила ремни… На дачу собралась… А дорога до дачи и до гаража одна…
- Вы куда в такую рань собрались? На кого квартиру бросили? Сосед-то с ключами, поди не спит, караулит…
Соседка вздрогнула, огляделась по сторонам:
- Так я незаметно, в окно.
- Вы в окно, а он с ключами зайдёт и возьмёт что хочет…
Молодость смешлива и хлебом не корми, а дай посмеяться. Пусть и с серьёзным и участливым лицом.
Соседка схватила парня за руку, забежала перед ним, упёрлась глазами в глаза и радостно, так, с облегчённым вздохом, восхищаясь своим умом и прозорливостью:
- Так я же ниточку к двери привязала! – торжествующе, не отводя глаз. Мол, не думай, что я в возрасте: Я умна и предусмотрительна. Не так я проста, как тебе кажется! Меня на мякине не проведёшь! Я стреляный воробей! Ну и так далее…
- Верёвку что ли?!
- Какая верёвка! Володь! Нитка! Ты совсем не соображаешь, я вижу! Я дверь закрыла. К ручке привязала нитку. Потянула к ручке комнаты. Привязала. К другой комнате. К ванне. К холодильнику…
- А зачем нитку?
- Ну, ты совсем что ли не понимаешь?! Я когда вернусь, то увижу. Если порвалась. А к ниткам я бумажки привязала. Чтобы знать! Сигнализация такая. От воров. От соседа уголовника. Что он теперь со своими ключами сделает? А?
Запала в душу эта защита от воров. Ой, запала Володьке со смеющимися глазами в душу. В следующий раз он подкараулил бабульку, когда она очередной раз своим задом через подоконник пугала тихое Неманское утро. Подождал, пока она обретёт землю под ногами. Примет устойчивое положение. Закроет окно. И со спины:
- Бабуль! Здрасте!
Соседка окаменела. Сжалась. Через секунду мышью испуганной, рюкзаком вздыбившимся повернулась и, увидев своего давнего соседа, вздохнула.
- Ой! Володя!
- Баб Глаш! Ты же лезешь вот через окно… Вот ты окно закрыла?
Старушка быстро осмотрелась по сторонам и быстро, шёпотом, словно фыркающий ёжик прошелестела:
- Закрыла-закрыла!
- И сигнализация там у тебя в квартире?
Бабулька скороговоркой-пулемётом, уже посмелей и погромче:
- Да! Да! Да! Да! Да!
- А вот ты слезаешь с подоконника… Окна закрываешь… А как ты их закрываешь-то с той стороны окна? Сосед-то твой уголовник… Он потом придёт… В открытое-то окно…
Бабушка застыла. Из её открытого рта вырывалось только замороженное, внезапно упавшим страхом:
- А!.. А!... А!... Ах!...
Её рюкзак видимо потяжелел и стал перевешивать и крючить её на сторону. Не отрывая испуганного и растерянного взгляда от глаз соседа Вовы:
- А!.. А!... А!... Ах!...
Секунды… А потом глаза забегали, забегали, на лицо вернулся серый румянец… Выдохнула:
- А я… А я… А я… её… на щеколду… щеколдочку вверх поддёргиваю…
- Фуууу! Слава богу, баб Глаш!
И про себя. Со смехом:
- Чуть не убил бабку… Я, говорит, щеколдочку вверх поддёргиваю…
Хорошая бабка. Вот и дед у неё был замечательный. Хозяйственный. Он в своей квартире на первом этаже погреб сделал. Квартира в многоквартирном доме и свой погреб! Кто до этого додумался? Квартира и свой погреб в советском доме! Выкопал. Выложил стены из красного немецкого кирпича. Обшил, обложил. Сухо и тепло. Стеллажи для вареньев и соленьев смастерил. В жизнь не догадаешься. Закрывается ковром. Рядом с телевизором одёргиваешь ковёр. Открываешь. А там…
- Что ты думаешь? Он, сынок этой Маньки. Уголовник. Он же под полом в мой погреб лазиет. Разобрал между нами стену и лазиет…
- А вы откуда знаете?
- Ну, как откуда?! Слышу – шуршит! Я же не дура глухая.
Конечно, там никакого соседа и быть не может. Просто обычные крысы бегают. Но как донести? Нет… Пусть живёт… Уж лучше к соседям после получки. Закупиться. Или на рыбалку да с банькой…
Течёт себе река Неман. Течёт. Вдоль и мимо самого главного города на земле. Тихо и провинциально…
Оттуда и сюда…
Да ну её…