За что?

Туловский Валерий
С огромным  усилием Пупкин разлепил веки и медленно, с трудом, прохрипел от досады.

- Опять… Не дошел… А ведь так благородно начали… Хотя повод серьезный: у напарника племянник родился… Новая жизнь… Эх, благие намерения… И опять…

С болью, физической и моральной, Валентин глядел на яркие июньские звезды, скачущие на местах, и вдыхал резкие, сладкие, приторные и противные ароматы сирени и прочей цветущей гадости.

- Опять…- продолжил канючить молодой мужичок.- Двадцать восемь лет прожил, а пить не научился… Наоборот… с каждым разом в более жесткие передряги попадаю… Свиньи!!!- насколько мог, сильно и злобно обругал он отсутствующих сегодняшних собутыльников… а может, судя по пляшущим звездам и ночной неласковой прохладце, уже вчерашних.

В ответ Валентину отозвалась только собака, затянув поблизости тягучий вой.

- Дела-а…- в недоумении завопил Пупкин.- Бродячая псина просто так голос не подаст… значит, я на окраине города… Опять… опять новая задача. Я же частный сектор вовсе не знаю… разве что пару раз проездом… Ух, тяжело-о…- Валентин сдавил голову со всей оставшейся силушки, но выжать спасительную мысль не совладал.

Затем, попытавшись подняться, Пупкин обнаружил, что лежит он не на дороге (это обрадовало), но в грязеподобной луже, не глубокой, но вполне обширной (это опечалило). Первое усилие встать на почти непослушные, зыбкие ноги успеха не имело, а второе завершилось предсказуемым результатом: мужичка повергло в исходное положение на то же малоприятное место.

- Ёшкин кот,- негромко, но свирепо выругался Валентин.- Наверное, предстоит работа… С моими ростом и весом не вылезти просто так.

Прибегнув к помощи всех четырех конечностей, Пупкину удалось выбраться из поганой ямы на молодую траву. Зачем-то сорвав пучок свежей поросли, он посмотрел удивленно на этот примитивный букет, понюхал, вяло пожевал его и с омерзением отбросил.

- Ничто не греет… не лечит мои страдания…

Вдруг рядом, буквально в двух шагах от Пупкина, послышалось мяуканье. Повернув вялую голову, он выявил котенка.

- Кис… кис,- подозвал Валентин махонького свидетеля его большого конфуза.
Котенок не поддался на зов, не подошел, но и мяукать не перестал.

- Дрянь дело!- выругался мужичок и уже опробованным способом, на четвереньках дополз до малыша.

К этому моменту глаза Валентина вполне адаптировались в условиях лунной летней ночи, чтобы приметить не только бело-черное пушистое существо, но и его рваную рану на ухе.

- Кто ж тебя так, малого?- вопросительно посочувствовал Пупкин.- Сородичи, небось, обидели,- предположил он, добавляя:- Человек на такое не способен… разве что дети безмозглые. Эх ты, бедолага… О-о, да ты еще и одноглазый – второй-то вытекает.

Валентин взял котенка неуверенными движениями, но бережно и с симпатией. Прижав к груди трясущееся то ли от страха, то ли еще от какой печали тельце найденыша, Пупкин погладил его по голове, стараясь не затронуть раненое ушко.
- Наверное, жрать хочешь,- скорее не спрашивал, а утверждал Валентин, пьяно улыбаясь и забывая о своих приключениях.- Мамка, поди, бросила или погибла… Один теперь… Никто хлебца горбушку не поднесет… Но отобрать у тебя – это каждый может… Но ты не тушуйся, потерпи, друг… Все будет хорошо… Если повезет… У меня-то и мамка, и папка имеются… Здоровые… А вот с друзьями не везет… С детства никак не клеится с ними общаться… И меня били сильные и наглые… бездуховные… А я что мог?.. Записался в бокс, но синяков только прибавилось на моей морде…- хмуро исповедовался Валентин.- И в секции бокса били, и во дворе не переставали пинать… Мечтал, чтобы я нашел автомат, а потом… Ух!.. Однажды увидел пьяного мужика в подвале… Он, наверное, спрятался, чтобы незаметно выпить, но не рассчитал дозу… Ох, как я его бил!.. Отрабатывал приемы бокса… Ну и ногами… Понятное дело…- вздохнул Пупкин.- Свиньи они, дружки мои… И детские, и нынешние… Урвать, ударить, обидеть… Тут мы с тобой, малец, схожи…

Валентин умолк, влезал в реальность, оглядывался, пытаясь отыскать хоть какую-то зацепку, чтобы оценить свое местоположение. Но безуспешно. Здесь он никогда не был, а как оказался, пришел или приехал – память на этот счет сигналов не подавала.

Котенок тоже обвыкся, на время пригретый, приласканный. Однако вскоре опять подал голос, но стремление освободиться не предпринял.

- Что? Надоело быть в тепле?- незлобиво прохрипел Пупкин.- Или проголодался? Эх, звереныш ты, звереныш… Я тебе всю душу наизнанку… Рассказал то, что не говорил никому… Никому!.. А ты жрать хочешь… Не котенок ты, а поросенок,- не теряя благодушия, укорял он юное создание.- Вряд ли я помогу тебе в этой незадаче… Впрочем… Сейчас порыщу по карманам… Может, крошек каких насобираю… Вы-то бродячие, и хлеб жрете.

Непослушные пальцы Пупкина запустились в карман куртки, где обычно тарилась закуска на случай незапланированной выпивки. Улов оказался небогатым, но, наверное, съедобным. Среди прочего мусора котенок все-таки отыскал какие-то крохи сухарей.

Глядя на малыша, поедающего небогатое угощение, Валентин ласково захрипел:

- Ешь, котяра… Хрусти, тварь пушистая…

Наконец, сдунув содержимое с ладони и опустив котенка на землю, мужичок вновь полез в карман. Но в другой, где обязаны лежать сигареты. Стоном разочарования очутилась его реакция, когда искомого не обнаружилось.

- Странно… Ни сигарет, ни зажигалки… Оставить где-то можно что-то одно…- сделал вывод Пупкин.- Может, потерял по пути.

Пообщавшись с котенком, Валентин слегка пришел в себя, а время прибавило сил. Во всяком случае, мужичку удалось встать на ноги, терпеть шумную болезненную голову и нетвердой походкой направиться к месту, где он очухался – к луже.

Но на удачу Пупкина, ему удалось преодолеть всего пару метров из пяти запланированных, как он возликовал, насколько хватило мочи. Действительно, в траве обнаружились и зажигалка, и сигареты… Но главная и самая ценная находка – рядом с сигаретами лежал приз в виде початой бутылки водки.

«Ай, Пупкин! Ай да Валя! Ай да молодец я!- мысленно воскликнул Валентин.- Удалось все же мне объегорить дружков. Не помню как, но стырить водку – на это надо умение и храбрость».

Подобрав так необходимые для него эликсиры жизни, Пупкин вернулся к своему нынешнему приятелю – пушистому, некурящему и не употребляющему.

- Что, Мурзик, будем лечиться?- найдя котенку незатейливую кличку, радовался Валентин.- В бутылке немного осталось водки, но мне хватит, чтобы ожить. И сигарет полпачки.

Присев на травку, мужичонка отвинтил пробку, прикинул на глаз, сколько ему выпить, чтобы затем повторить процедуру, и сделал жадный, большой глоток. От удовольствия Пупкин прикрыл очи и с наслаждением закурил.

- Отлегло. Жить буду,- спустя пару минут, произнес Валентин и вновь взял на руки выгодного для него собутыльника.- Я вот что придумал, Мурзик. Возьму я тебя к себе домой. Ты, можно сказать, находишься рядом в тяжкое для меня время, не бросаешь, как дружки, не упрекаешь, как жена. В общем – не бьешь и не ругаешь. И этим хорош,- тихо и спокойно рассуждал он.- Дочка вообще будет в восторге. Она давно просит собаку. Ты, конечно, не собака, но похожая тварь: с лапами, хвостом, шерстяная,- улыбнулся Пупкин, поглаживая котенка.- А жена… А ну ее в болото – жену эту. Побесится и перестанет. Не бойся, она тебя не выгонит на улицу на глазах у дочки… Да и я защищу. Ведь я мужчина, хозяин в доме…

Валентин умолк, вновь огляделся вокруг, и прежняя неуверенность посетила его беспокойную душу. Взор, естественно, вернулся к бутылке.

- Надо бы порешить водочку: мозги промоются, и тогда решим с тобой, Мурзик, как нам отсюда выбираться.

Повторив нехитрые действия, Валентин наобум швырнул пустую тару и, глубоко затягиваясь сигаретой, изрек:

- Подожди, Мурзик, пять минут. Вот окончательно оклемаюсь, мысли вернутся, стану прежним… И найдется выход.

Пупкин поднялся на некрепкие ноги, в который раз визуально отметил местность. После полученной дозы спиртного окружающее перестало прыгать, способность хоть как-то думать и видеть выросла до того, что Валентин открыл вдалеке маковку городской церкви.

«До дома далеко, но теперь я знаю, куда идти»,- сделал вывод мужичок.
Взгляд его суровел, глаза сузились и выдавали недобрые намерения, тревожность и растерянность сменились решительностью и местью.

- Приду в квартиру, поставлю на уши жену. Она, сука, утром мне настроение опустила в хлам. И почти каждый день пилит и орет. Хватит! Натерпелся! Я хозяин в  доме! Я!.. И дочке пора по уху треснуть. Зачем мамку, мол, обижаешь, зачем пьяным приходишь? Да это твоя мамка в скоты меня записала. Стирать мне отказывается… На картошку с хлебом и салом посадила… Не дает мне целый год… Гнида, наверное, завела себе хахаля… И с дружками разберусь. Не доливают… обсчитывают. Я их больше поить не буду. В морды поганые плюну и буду бить, бить, бить…

Кулачки Пупкина сжались, в душе накалялось, в голове кипели ярость, ненависть и беспощадность…

Уже забытое Валентином «мяу» заставило его содрогнуться.

- Что? И ты меня перебиваешь?! Думаешь, что я буду теперь спать в коридоре, а ты нежиться на кровати с моей женой и жрать колбасу?

Он поднял пушистое создание, заглянул в его единственный уцелевший глаз, насколько хватило пьяной мощи, сдавил комочек и в бешенстве саданул его об землю, чтоб притопнуть ногой…

Полегчало… Пупкин взглянул на куполок церкви, оценил путь, закурил и, хоть пошатываясь, уверенно побрел…