Против течения. гл 3. Вещдоки

Юрий Николаевич Горбачев 2
3. Вещдоки

Сверкая  корпусом и циферблатом, часы  беспечного «городского», лежали на прибрежной гальке рядом  с аккуратно сложенными брюками, рубахой и туфлями, в которые были  упиханы носки. Свернувшейся в клубочек змейкой, высунув никелированный «язычок», покоился сверху кожаный ремешок. Здесь же поблескивали металлической оправой интеллигентские очки. Пока секундная стрелка совершала по циферблату свою кругосветку, хозяин всех этих вещей, в одних только трусах, плескался в нескольких метрах от берега в тиховодной заводи за громоздящимся навалом булыжников каменным мысом. Манящий блеск часов и привлёк Жигана. Так щука хватает блесну. А Витёк не то проплывал, не то проходил мимо. И вдруг его левая рука самопроизвольно совершила рывок в сторону дразнящего предмета. Он не мог справиться с этой инстинктивной конвульсией. Он даже увидел , как по самый локоть его рука превратилась в рыбину, кисть- в щучью голову, большой палец отвис нижней челюстью хищницы. Мгновение. И кулак сжимал накалившийся металл браслета. Изборождённая линиями судьбы  ладонь ощущала округлость циферблата! Бросить бы Витьку эту безделушку, отдёрнув руку, осознать в ту секунду, что заглоченная рукой -щурёнком блесна вопьётся ему в кишки да так, что леска, сколько бы он ни сопротивлялся, потащит его через кабинет дознавателя, зал суда и зону для малолетних преступников. Но блесна была заглочена…

- Ваши часы?- выложил следователь  Георгий  Фёдорович Ломовой на письменный стол рядом с раскрытой папкой уголовного дела те самые , с небесной голубизны циферблатом, часики.
-Да -это они! – ответил потерпевший, скосив взгляд на портрет похожего на Дона Педро Зуритту  Дзержинского над головой следка.
-Так говорите, вы как раз уже выходили из воды и схватили воришку за шкирку?
-Не за шкирку, за руку. Этот Тарзан был совершенно голый, в одних плавках.- поправил потерпевший на вспотевшем заострённом носу очки с треснутым стеклом.-Но  в другой руке у него была эта железная штуковина с просунутыми пальцами…
-Кастет?
- Да. И он так заехал мне в висок, что я отключился…
-И что потом?
-Когда я очнулся, из одежды остались только ботинки и носки. В них я к вам и пришёл…
- Ничего не осталось? И снасти ваши- три бамбуковых удочки, коробочка для червей из- под индийского чая с изображением слона , крючки , поплавки в школьном пенале …Всё исчезло?
- Коробочка с червями осталась. А вот всё остальное… И главное - брюки с кошельком…
-Картина ясная! Распишитесь! - подсунул следователь бумажку.

И обобранный до нитки «городской» поставил закорючку. Кое-что из вещдоков совершённого преступления уже была на нём. Штаны. Правда без ремешка. Майка…
   
Стар был, стар Ломовой. И вся эта канитель с борзым подрастающим поколением томила ему душу. Воевать тут с ними, не то что в атаку ходить «За Родину, за Ста…» Но и  это он мог теперь произнести не вслух, а только про себя, потому-Хрущ объявил культ личности – и скульптуру генералиссимуса в парке Сталина возле похожего на чугунок с крышкой «оперного» под бабий вой свалили с  пьедестала.    Ветеранил Георгий Фёдорович  в отделении, тянул до пенсии, охотясь за «гэсовскими»  Ихтиандрами. Но где было ему, принявшему на себя шквал хрущёвских амнистированных, взять такую сеть, чтобы эти юркие земноводные  не ускользали от него. Задумывался Ломовой , заваривая крепкий чаёк в стакане с вычурным подстаканником, вёл мысленные  разговоры с Феликсом Эдмундычем на стене. А что - он! Ему -то проще было. Чуть что-к стенке-и в расход. А тут. Как на шпану воздействовать? Если кругом криминал. А главное сами потерпевшие дразнят урок, толкая их на окаянство. Женщины без провожатых по тёмным улицам шлындают. А урке -того и надо. Оп! И нет сумочки или золотой цепочки. Серьги из ушей рвут. А то и бритвой по горлу за картёжный проигрыш. Куражится блатата, с нар сорвавшись, как бешеный пёс с цепи! Намагаданились, налесоповалились урки! Гонор свой уркоганский показывают…Герои! Ну а молодёжи с кого пример брать? Не с него же- сморщенного уже,  хромого на одну ногу, покалеченную осколком подо Ржевом. Вот и ржи тут, таща в гору гружёную телегу, натирай шеяку хомутом!
 Вот и этот «очкарик», чудом не  лишившийся своих "вторых глаз", совсем , как изнасилованная тётя, которую понесло в её ажурных чулочках, напомаженную, расфуфыренную в темень непроглядную парковых аллей…

Давненько уже этот блаженненький  со своими бамбуковыми удочками мозолил береговой шпане глаза. Каждые выходные с утра пораньше с первым автобусом спешил на берег и занимал место. Тут на берегу   от  каменной горки второго мыса до «хижины Дяди Тома»- перекачки в выходные раскидывал шатры целый табор городских удочников. Таскали на червя чебачков да ершишек , усаживая сопливых в дорогие садки. Потом подлещик попёр. Иной гэсовский ухарь воткнётся между удочниками с запретным спиннингом , выхватит из реки нельмочку или судачка-и в гору, пока рыбнадзор не нагрянул. И опять удочники, ожидая поклёвки, сидят, уставившись на поплавки. Разложатся, как на выставке. Никелированные крючки-заглотыши в круглых коробочках из- под леденцов. Леска на магазинных катушечках. Дорогие поплавки из «Спорттоваров». Ласты. Маски.(А то откуда бы взялись те причендалы у Малька?-слямзил.)  Ну и китайские термоса с чаем, котелки для варки ухи, вилки, ложки, перочинные ножики с перламутровыми ручками. Кто с палатками на ночёвку приезжал -и гитару могли на рыбалку прихватить и консервов запас дня на три.
   
 Всё это дразнило береговую шпану. И стоило только лоху зазеваться,
как  шныряющие мимо, прокопчённые на солнце «аборигены» прибирали к рукам всё, что плохо лежит. Так сороки тащат в гнездо  блестящие предметы. Хвать! И нет красивого ножичка-складешка, среди лезвий которого есть и открывашка для консервов, и шильце, и ножнички, и даже вилка с ложкой.
Спят выехавшие на свежий воздух в своей палатке и сладкие сны видят, а рука «аборигена» юрким ужом лезет под край полога и тащит наружу гитару, что звенела у костерка с котелочком над алой розой огня до тех пор пока не поднялась над рекой колдунья Луна. Неосторожное движение. Звяк струн. Проснувшийся рыбак-гитарист выскакивает из палатки. Завязывается борьба. Гитара трещит о голову «гостя берега»…
    Очкастый интеллигент в клетчатой рубашке и моднячих штиблетах с острыми носами таскал шпане на смех своих чебачков-ершишек. И дразнил пацанов не столько коробочкой с червями из под индийского чая, удочками  или коллекцией крючков и поплавков, сколько «котлами»  на запястье…
- О! Смотри!-говорил Витьку Жигану Чёрный. -Опять Шурик приехал. (Пацаны прозвали «городского»  Шуриком, потому что тот сильно уж походил на главного героя «Операции Ы»…) Разложил свои игрушки…А котлы-то, котлы!
   И не  то чтобы Витёк покушался слямзить те часики. Он просто любовался ими. Как бывая в городе, наслаждался красотами витрины ювелирной лавки.  Но надо же было Шурику снять «котлы» с руки, раздеться и полезть в воду! А Жиган как раз мимо проходил.
 ...Потерпевший  уже застёгивал на запястье выданный ему под расписку вещдок, когда рубаха в мелкую клеточку зашла в кабинет вместе с цыганистым Чёрным. То есть одетая на нём. И надо сказать, завязанная на животе узлом она была ему весьма к лицу. Смолевой кучерявине, белозубой улыбочке, белкам глаз, напоминающим ошкуренные яйца, не хватало только золотого кольца в ухе.Ему бы ещё и ту раздолбанную им в драке на берегу гитару в руки, самбреро на макушку - и можно петь:"Уходит рыбак в свой опасный путь, прощай говорит жене, может прийдётся ему отдохнуть , уснув на песчаном дне..."
  -А вот и моя рубаха! – трогая залепленную  крест накрест лейкопластырем шишку чуть ниже виска, поднялся со стула «городской». Следом участковый завёл ещё двоих флибустьеров- Малька и Шустрого. На одном был ремень потерпевшего, другой мял в руках бумажник…
- Ну что , голубчики, с рыбалки на грабежи переключились?- насупился следак, топорща на плечах лейтенантские погоны, словно приманивая их движениями капитанскую звёздочку.-Ну ладно бы удочки спёрли! Кивнул он на бамбуковые удилища в углу. -На крючки бы позарились, как бывало…Блесёнки в коробочках! Спиннинги. Консервы из палаток! Так теперь на кошельки переключились! На личные вещи граждан! И плюс телесные повреждения…
   Штаны  Серёги Малька поддерживал великолепный кожаный ремень с тиснёным узором, в котором он уже успел проделать дополнительную дырку….
- А вот и мой ремень! – пробормотал Шурик.
-Вот отдать бы отцу этот ремень, чтобы отодрал он тебя, Серёга, как сидорову козу! Ведь мы с ним вместе подо Ржевом!..
 
Не договаривал Георгий Фёдорович, как и с непроизносимым вслух «За Ста…». Помалкивал Хмурый по поводу того, что подо Ржевом всё давно заржавело и они с Серёгиным папкой браконьерили тёмными ночами, когда Луна медалью «За отвагу» висела на чёрном бостоне ночного  неба. Что повязан он был и с  ведущим двойную жизнь работяги-браконьера Прохором Шурыгиным  и его сыном бывшим подводником Гришей, и с  крышующим их рыбнадзором Ёлкиным. И выходило, что купленные ими вскладчину сети, самоловы-перемёты снаряженные, лодка дюралевая, мотор «Вихрь»-всё  это вещдоки банды. И попадись они каким областным проверяющим с полной осетров и стерлядей лодкой – тянуть им срока немалые.  А что делать-«жись!» Но глядя, на подрастающего Серёгу и других «гэсовских» мальцов, хмурел Хмурый и думал о том, что, может , лучше было ему с Прохором быть сражёнными вражьим свинцом под Прохоровкой, чем  носить на сердце свинцовый груз браконьерства и спекуляции. Вот и парня -дембеля, Гриню, что шоферил на грузовике , доставляя ящики с тарного завода на вино-водочный, вовлекли в преступный промысел. И прятал он промеж ящиков мешки с остроносыми стерлядями и кастрюками-брёвнышками, доставляя их в ресторан недалече от «оперного», где на сцене крючконосый дядька  в гриме Мефистофеля  орал под оркестр: «Люди ги-и-бнут за металл!» И гибли люди, гибли…Кто тонул, кто срок тянул. И хотелось Хмурому  от всей этой куролесицы – на пенсию, на покой.
  Глядя на бамбуковые удилища в углу, Малёк видел, как три тростинки разрастаются до размеров бамбуковой рощи. Он готов был уже юркнуть в эту чащу, превратиться в виденного в зоопарке медвежонка панду, чтобы питаясь  свежими побегами, больше уже не превращаться в Серёгу.
 -Ну а деньги то где? – вынул Хмурый из оцепеневших клешней Шустрого коричневый кожаный бумажник.
-Так проели! Мороженные. Пирожные. Лимонад…

продолжение:
http://proza.ru/2022/12/08/161