((Аллан Кардек, признанный авторитет 19 века в области спиритуализма, не считал опасным занятия спиритизмом ни для себя, ни для медиумов, через которых он беседовал с духами, а полагал, что оно полезно.
«Спиритизм ничему новому не учит, это правда; но разве мало доказать явным и неопровержимым образом существование души, переживающей тело, её индивидуальность после смерти, её бессмертие, наказания и награды в будущем?»
Он даже называл те ответы, которые он получил от духов, якорем спасения, вестником новой эры. Хотя он и сообщал о том, что среди духов есть те, которые творят зло из удовольствия творить его, всегда ищут возможность причинить его. Сообщал и о том, что они дают коварные советы, сеют раздор и недоверие, надевают всевозможные личины.
При разговоре с духами, которые называли себя умершими людьми, его медиумы обычно не сомневались, что им отвечает тот человек, которым дух себя назвал, и что он сохранил свою индивидуальность, память, способности такими, какими они были при жизни.
Для доказательства идентичности отвечающему было достаточно привести сведения о событиях жизни того человека, которым он себя назвал, которые могли быть известны только ему, и которые затем каким-то образом подтверждались.
Они не предполагали, что отвечающим может не представить труда привести любые сведения о человеке, которым они никогда не являлись, что они могут подключаться к нашей памяти, к тем её пластам, которые мы давно забыли, к памяти знакомых нам людей, а, может быть, и к памяти того, кем они себя назвали.
За прошедшие полтора века мало что изменилось. И сейчас находятся желающие разговаривать с умершими людьми, с космическим разумом, духовными учителями, посланцами других миров полагая, что разговаривают с теми, кем называют себя отвечающие, а не с существами, о намерениях и способностях которых они не имеют представления.
Наивно надеяться, что по своей воле, без помощи свыше можно подняться в высокие миры. Скорее вы можем встретиться с существами тех миров, слоёв, которые соответствуют нашим уровням развития, чистоты, а они у всех нас всё-таки очень убогие по сравнению с нашим мнением о себе.
Вас может ждать встреча с существами, которых вы не видите, но они видят вас, ваши слабости, ваши тайные желания и дела; с существами, которые живут по своим законам, своим понятиям нравственности, этики, от которых не следует ожидать хотя бы благожелательного отношения к вам.
От отвечающих вам вряд ли можно будет добиться конкретных предсказаний, сведений, фактов, которые можно было бы проверить, они не смогут сказать ничего такого, что не было бы уже открыто и сказано другими людьми.
Отвечающий может показаться светлым существом с ясным умом, он может назвать себя кем угодно и перевоплотиться в названного. Он может говорить: «Ты избранный, только тебе будет открыто тайное знание, которое ты должен пере-дать людям. Слушай только меня и делай, что я тебе скажу», - будет поощрять успехи, вызывать необычные ощущения. Чем вы сможете защититься от него? Что помешает не ведающему усталости, изощрённому в обмане существу закрыть собой путь к свету?
Сколько таких, которые с сознанием важности своей миссии слушают и записывают ничего не значащие откровения, лекции какого-нибудь высшего разума, выполняют бесконечные ступени практики духовного преображения, а дух делает с ними то, что духу и нужно, и человек остаётся с тусклым сознанием, лишённым полноценной самостоятельной жизни, выполняющим чужие желания.
Он уже не может понять, что ни в какой мере откровение, пришедшее дилетанту, не сможет заменить труд и поиск знаний миллиардов людей, обеспечивающих развитие цивилизации. Периодическая система химических элементов могла бы присниться не Менделееву, а пастуху, но это никак бы не помогло открытию закона зависимости свойств химических элементов от заряда ядер.
Ему трудно сохранить критическое отношение к тому, что он слышит, что делает по требованию духа, отделить то, что может быть важным для него от лести, обмана, поверхностных убеждений, от его собственных мыслей, сомнений, по-тому что дух может стараться лишить его возможности этого, исключить также желание и возможность молитвы о помощи.
И ничего не изменится, если тот, кто говорит из невидимого мира, сам искренне верит тому, что говорит. Ведь он лишь выполняет волю того, кто, в свою очередь, внедрился в его сознание.
Мне тоже после первых разговоров казалось, что я стал обладать каким-то особым видением мира. Но вскоре жизнь показала, что это только кажется.
Не мне говорить о тех, кто сознательно ищет в том мире слугу или тёмного хозяина, покровителя для достижения своих целей в мире живых. Они должны знать, на что идут, к кому идут и знать о расплате за эту помощь.
Я не говорю и о тех, у кого уже есть свой уникальный опыт и самого контакта и выхода из него, и есть свои соображения о передаче другим своих знаний о контакте. Может быть, его просто невозможно передать другим. Не верю только в то, что в этом опыте отсутствовали отрицательные моменты, о которых следует предупредить других.
Существа высоких миров обычно не говорят с нами словами, у них есть другие способы помощи нам. Возможно, вам всё же ответят светлые существа или обычные люди, которые не хотят вам зла. Но прикосновение к потустороннему всё равно не будет лёгким. Это всё-таки встреча с тем, что за порогом жизни. Сама среда, в которую приходится входить, может оставить боль в душе входящего, передаётся и боль души тех, с кем встречался, светлая она или нет, всё равно – боль.
Взаимодействие с невидимыми существами может иметь смысл, приносить пользу для обеих сторон, если это взаимодействие на равных, если есть общие желания и интересы. У вас есть то, чего нет у них: живой ум, живая энергия, способность действовать на земле, у них может быть опыт, которого нет у вас, другие возможности и способности. Сможете ли вы что-то делать вместе, оказывать друг другу помощь? Есть, например, знакомые мне люди, которые постоянно находятся во взаимодействии с невидимыми друзьями, оказывая помощь немощным и больным воздействием на их энергетику.
Видимо, контакт не должен быть длительным. Длительный контакт — это, скорее всего, переход в полную зависимость от никак не светлых сущностей. Нельзя жить чужими советами, чужими желаниями. Каждый должен пройти свой путь развития в своём мире, пройти через выпавшие ему испытания, и это развитие нельзя получить готовым извне. Жизнь дана каждому из нас, она наша и ничья больше.
И ещё нужно сказать, что контакт не так устроен, что можно его прервать, а потом в любой момент восстановить. Дверь открыта, и в неё будут входить. Самим нам, наверное, нельзя её закрыть. Когда пришло время, я увидел, как некто действительно закрыл окно вверху в прозрачной сфере, окружающей меня. Эта сфера в несколько раз больше моего роста.
Конечно, предупреждение о возможности пагубных зависимостей мало удерживает идущих к ним, но всё же я должен был это сказать.
Я знаю, что сейчас здесь, на земле, в России, есть люди, которые достигли та-кого уровня развития сознания, силы и высоты духа, приближения к высоким мирам, которые недоступны мне ни в какой степени. Им ведомо то, что неведомо нам, и они способны на действия, недоступные нам. Не мне рассказывать о них. Мне следует рассказать только о том, что я пережил, увидел, услышал сам.
В следующий раз мне ответила та, которая называла себя Валентиной, и со-мнений в том, что это была она, не было.))
((7.04.)) Нет тебе прощения за то, что ты сделал вчера. Нет прощения тебе, и будешь ты жить теперь бесцельно, и глупо, и плохо проводя дни, будешь ты наказан за это страшно и беспощадно.
Нет тебе пощады, нет тебе прощения. Не имеешь ты в себе никаких ценностей, никаких преград для своих глупых, и пустых, и жестоких мыслишек, и желаний. Не получится у тебя никогда ничего хорошего, что бы ты ни делал, чего бы ты ни захотел, ни попытался сделать нужного и хорошего полезного - не выйдет у тебя ничего из это-го, кроме самого отвратительного, самого плохого и жестокого. Ибо нет для этой девушки ничего более жестокого, чем то, как ты расстался с ней вчера.
И ты потому ещё глуп, что ты не верил в её чувства к тебе, в её чистоту, в её самопожертвование для тебя, в её невозможность жить без тебя, без твоих гадких слов. Невозможно ей кажется это и сейчас, но самое жестокое в том, что теперь она считает себя виноватой в этом, не может поверить, что ты её можешь уважать.
Не можешь ты ничего понять из этого, но знай, что ей так трудно, так плохо, как никогда в жизни, потому что не встречались ей на пути такие глухие к мольбам, состраданию, не знающие никакого уважения, не имеющие в себе никаких хороших сторон, кроме позёрства, и тех слов и фраз, которые достались от других людей.
И сам ты не можешь ничего увидеть и понять: что можно делать, что нельзя, что хорошо, а что гадко и страшно.
И не понимая, ты опять хочешь, чтобы тебе стали говорить приятные вещи, но не будет так, это было уже последней каплей, самой последней, не может больше быть тебе прощения. Не будет тебе ничего, ни помощи, ни поддержки в трудную минуту - ничего не будет, не стоишь ты того, чтобы заниматься твоей особой, недостоин даже того, что сейчас говорю с тобой.
Но ты ещё не знаешь, что если бы ты стал другим, если бы сделал всё не так, как вчера и раньше, если бы ты в себе узнал человека, то тебе было бы готово другое будущее, в котором не было бы больше места тому, что мучало тебя эти дни, не было бы больше сомнений, ты бы стал, наконец, таким, каким ты можешь быть.
И ты не стал, ты не можешь больше себя считать достойным чего-то другого, не имеешь права считать себя хорошим человеком и вообще человеком, потому что тебе не дорого ничто из того, что дорого человеку, потому что не знаешь ты не любви, ни жалости, ни сострадания, знаешь только раскаяние, но это ведь не может помочь, когда уже всё сделано, ничего уже нельзя изменить, и ты видишь только, что сделал что-то ужасное, но уже не можешь исправить, и никто уже этого не исправит, и сам ты уже не можешь даже немного сгладить то, что ты сделал, и будешь только хуже от этого.
Когда будешь вспоминать всё это, ты будешь всегда себя за это казнить, ты не сможешь больше жить на земле без чувства, что ты приносишь только горе, что ты не можешь не приносить людям страдания, ты живёшь и будешь жить с этим чувством, и не избавиться тебе от него, не дадут тебе забыть это, не дадут никогда, как бы ты не старался забыть это и спрятать глубоко в своей памяти, и не сможешь ты себя оправ-дать никогда и ничем, нет этому никакого оправдания.
Не может быть оправдания горю, которое ты причинил без всяких побуждений и оснований и причин. Не было ведь ничего для этого, не было никакого предлога даже, не говоря уж о причинах. Так зачем же ты так сделал? Что тобой руководило, что заставляло тебя это сделать? Никто тебя не пытался остановить, не наше это дело, и никто к тебе не мог подойти, ты был противен всем, и не было никого, кто бы решился прикоснуться к тебе, все отвернулись от тебя с омерзением, и всем ты стал неинтересен, не нужен, все оставили тебя навсегда.
Только я хочу снова повторить то, что говорила когда-то, когда ты ещё знал о хороших и важных вещах, помнил ещё о всех, кто дорог тебе, но нет в этом смысла никакого, нельзя тебя уже переделать, так глубоко погряз ты в пороках, в грехах своих, что не вытащить тебя оттуда, не взять тебя никуда оттуда, где ты есть сейчас, и хоть кажется тебе, что ты не так уж и плох, что ты сможешь ещё стать другим, не будет в этом никакого смысла, если будешь ты делаться другим, не будет никогда от этого пользы, будет только плохо всем окружающим тебя.
Оставайся же лучше таким, каков ты есть, только не смей больше делать того, что нельзя было делать, и не смей относиться к другим, которые лучше и чище тебя, так, как будто они такие же гнусные, как и ты сам; не имеешь ты на это права, не получишь ты больше никогда возможности, чтобы тебя любили, чтобы к тебе тянулись сердца хороших и честных людей.
Пусть вокруг тебя будут такие же, как ты, только такие же, и не будет никогда у тебя друзей, не будет никого, и родные твои отвернутся от тебя, не нужен никому будешь, будет тебе только всё страшнее жить, и кончишь ты жизнь свою ужасно, и будешь после смерти разрываться от страха и ужаса.
Нет тебе никакого спасения и прощения. Нет никаких желаний помогать тебе, учить тебя, стараться изменить тебя. Нет в этом никакого смысла, не сможешь ты от-платить за добро добром, не сможешь ты никому из людей принести даже немного хорошего, немного радости, счастья, никому ты ещё не принес его, никто не вспоминает о тебе с благодарностью, светло и хорошо, всех ты обидел, оскорбил, каждому ты в чём-то сумел сделать плохо. Так было всю твою жизнь и так будет продолжаться всегда.
Не будет тебе снова того, что с тобой было, не будут говорить с тобой те, кто хо-тел тебя учить, менять, делать хорошим, не будет ничего, не жди, не нужен никому ты здесь и на земле, никому не будешь нужен, кроме матери твоей, но и она не простит тебе этого, когда узнает обо всем, что ты делаешь.
Хоть бы подумал о ней, о том, как тяжело ей будет узнать всё это, как будет больно и безысходно, горько видеть всю жизнь твою бесполезную, неприкаянную, без всяких целей, без всяких желаний, пустую, никчемную, не знаешь ты даже, куда её девать, свою жизнь. Не знаешь ничего, не можешь понять, что нельзя тебя переделать так, как захотелось бы мне или кому-то другому, не может никто тебя переделать, тебя невозможно изменить, ты так увяз, ты так успел набраться всего, что не найти даже, где ты сам-то есть, в чем ты состоишь, не видно ничего, кроме мелкого, случайного, и больно тебе самому, а другим больнее в тысячу раз от того, что ты делаешь с ними, во всякой мелочи ты умудряешься сделать больно, и никто тебя не может заставлять это делать, не нужно никому это, чтобы ты делал что-то плохое, чтобы приносил зло людям, не заставляют тебя это делать, сам ты делаешь и не понимаешь, что делаешь больно, и подсказывать тебе бесполезно, ты не способен слышать добрые советы, ты ждешь только, чтобы тебе указывали и приказывали, а сам не хочешь во всём разобраться, сам желаешь делать только то, что прикажут тебе.
Ты не должен думать, что я тебе это говорю потому, что собираюсь тебя учить чему-то снова, не нужно никому это, не для того я говорю, чтобы привести тебя к какому-то состоянию, не в этом дело, не для того же тебе всё это делали, чтобы забрать у тебя здоровье и силы, делали для тебя же самого, все делали одно дело, и ты ничего не понял из того, что делали.
Ты не хочешь сам во всем разобраться, догадаться, тебе проще думать, что во-круг тебя враги, что тебе желают зла или не понимают сами, что они делают и что хотят. Твоё дело думать так.
Ты сейчас думаешь, что из-за такой мелочи, которая была вчера, не стоило бы поднимать столько шума, и что этой девушке ты совсем не нужен, просто она не привыкла отказываться от своих планов и желаний. Может, ты прав, я не знаю теперь. Нужно только одно, чтобы спасти себя и всех, кого ты хочешь спасти и помочь. Нужно только, чтобы тебе было стыдно за себя, стыдно за то, что делал ты и всё, больше ничего не нужно, остальное можно будет постараться не вспоминать часто. Так бывает в жизни, что приходится делать что-то, о чем сам не догадываешься, что тебе не нужно, но делаешь почему-то, и хоть тебя заставляли совсем не так поступать, ты поступил всё-таки по-своему, а почему - нельзя объяснить.
Это из-за твоей привычки опошлять все отношения, особенно с женщинами, и приходишь к тому, что всё будет пошло и противно тебе и другим, или просто плохо от неудовлетворённости, или больно.
((Разговор касался той особы, о которой я говорил раньше, и которую Валентина тогда с такой же резкостью осуждала. Разговор прошёл на одном дыхании, никто нам не помешал. Во время разговора она чувствовала моё отношение к её словам, видела то, что всплывало в моём сознании, и постепенно меняла тональность и своё от-ношение к событию. Моё отношение к особе, о которой шла речь, к тому времени вполне сформировалось как резко отрицательное, она сама или сила, стоящая за ней, стремились покорить меня, и я должен был сопротивляться ей так, как мог.
После перерыва мне стали отвечать другие люди.))
Сейчас с тобой говорит та женщина, которая говорила раньше тебе те же слова, которые ты сейчас услышишь. Это верно, что Валентина уже не живёт на свете, она умерла от той же болезни, что и я, но ты её не сможешь услышать сейчас, она с тобой не хотела говорить, не потому что ты так плох, но потому что тебе говорят много не-нужного и непонятного. Тебе сейчас не нужно слушать никого, говорила раньше тебе твоя тётя, её имя было Валентина, это верно, моё имя ты можешь узнать по кругу (с буквами). Моё имя сейчас нельзя ещё узнать, но попробуй, поговори ещё. Я не ухожу, я ухожу совсем, когда не нужна тебе. Я говорила с тобой уже не раз, ты сможешь это узнать, я тебе говорила о тех женщинах, какие были раньше, о том, что нужно иметь достаточно уважения к ним и особенно к своей жене. Можешь попытаться взять круг и узнать ещё раз имя, я говорю о самом начале. Додик. Тена. Елизавета. Екатерина…
((Кто сейчас мне отвечал?)) Валентина. Ты уже совсем меня не можешь слышать, ты уже не можешь совсем слушать, тебе не нужно без меня жить, я буду всё равно с тобой всегда, ты меня можешь слышать, ты чувствуешь меня всегда, но слышишь ты вовсе не меня.
Другие говорят, что они тебе помогают, и ты слушаешь, что они тебе говорят. Я тебе говорила то, что сказала бы всякая женщина, которая бы вдруг всё увидела, но я была права всегда, ты знаешь, что я говорила тебе только правду, только правду всегда, и ты мне верил и слушал меня, и было тебе не так уж плохо, когда ты меня слушал, но вот потом ты не стал меня спрашивать ни о чём, и ты стал думать о том, что я буду мешать тебе, что не пойму тебя, и что ты больше меня понимаешь во всём, а я не могу понять даже тех вещей, которые просты для тебя. Это совсем не так.
Мне неинтересны вещи, над которыми ты думаешь, но я умею их быстро понять, это так здесь и так было при жизни, я могла всё быстро понимать.
Ты слышишь сейчас уже снова меня, я - Валентина, про меня можешь узнавать, это уже всё равно теперь. Ты должен ещё раз со мной поговорить, это уже говорит другой человек, это говорю я, Росс, тебе сейчас придётся повторить всё с самого начала.
Ты не можешь говорить сам с кем захочешь, тебе постоянно мешают и не дадут толком никогда услышать. Это делают другие, которым ты нужен ещё больше, чем той, которая зовёт себя своей тётей, это ведь она тебе тоже говорила всё, чтобы было тебе не так легко, как раньше, и чтобы ты заблудился в жизни окончательно.
И потому нельзя с ней говорить и верить ей тоже, хоть тебе и кажется, что она не хотела тебе зла и вела себя как родная тётя, сестра, близкий человек. Так не мог бы себя вести родной человек, он говорила бы совсем иначе, и не нужно было бы тебе делать усилий услышать его, ты слышишь хорошо тех, кто желает тебе добра.
((Чей я сейчас слышу голос, Росс?)) Ну пусть, не так уж это важно, но это я, Тонкий.
((Валентина)). Я плохо тебя слышу и вижу, я уже забыла, что говорила тебе раньше, но я знаю, что говорила тебе нужные вещи, мне сейчас очень плохо, очень плохо, это не важно, ты меня можешь подбодрить, но только это ведь всё равно ужасно, что я могу всё видеть и ничего уже не хочу, и ты меня не смог обрадовать, и всё равно было бы это.
Я думала, мне станет легче от твоих дел, но всё равно меня забудешь, и всё равно мне не становится очень хорошо. Я тебя уже чувствую лучше, не бойся, что меня подменят, так бывает, но пока ещё можно говорить, хорошо, я буду давать тебе знать, если меня подменят. Всё у тебя сейчас хорошо, никто не болен... Но ты меня не слышишь, ты слышишь только отдельные слова.
((Валентина)). Плохо, когда ты меня спрашиваешь о том, что я тебе уже говорила. Спрашивай только то, что тебя действительно интересует, а не то, что придет в голову. О тех людях, которые говорили с тобой, сказать ничего не могу, я не знаю их, здесь их нет, я знаю только тех, кто попадает сюда.
Да, ты болен сейчас, точно не скажу, но думаю, что знаю, что эта болезнь называется…
8.04. Ты не веришь ничему ни в себе, ни в других, и это самое плохое из всего, что ты достиг после того, как позволил себе слушать то, что тебе говорили. Не будет тебе легко никогда, я знаю это, но ты будешь всё-таки искать то, что начал искать, и не остановишься теперь до конца жизни своей. Не для того тебе это нужно, чтобы жить иначе, но чтобы пытаться понять что-то недоступное тебе.
А я хотела только сказать, что тебе нужно посмотреть на себя другими глазами, и попытаться жить так, чтобы было тебе за себя не так больно и обидно, когда окажешься здесь и увидишь всё, что было.
Это ведь действительно очень тяжело быть здесь, и никто из нас не верит, что это может чем-нибудь закончиться, здесь все были и остаются вечно, все, что были на земле людьми, или почти все, а другие, которые тебе хотели сказать, что они лучше нас, не будут лучше от этого.
Должна тебе сказать, что я не могу на все твои вопросы ответить, мне не дадут это сделать, как только я хочу это сделать, мне мешают, и говорю я одно, а ты слышишь другое…
((Я привожу тексты такими, какими записал. Из всей путаницы разговоров этих дней по-настоящему искренними мне тогда показались только слова той, которая называла себя Валентиной, когда нам не мешали. И её состояние: «Очень плохо». Продолжение разговора долго не получалось, но через некоторое время я услышал чёткие слова)).
Запомни, твоя тупая душа нужна только тем, кто желает тебе добра, а не зла, да, я твой отец, это так, я тебя вижу и слышу, и ты мне нужен, но я не могу тебя заставить слышать меня, ты не слышишь, а только думаешь, что слышишь.
Я знаю, что тебе скоро будет очень плохо от многих причин, сделать я ничего не могу, чтобы не было этого, ничего не могу тебе посоветовать, это не поможет тебе.
Я знаю только, что сын мой должен быть достоин всех нас, и матери своей и меня тоже, и не должен сгибаться ни перед чем, и ты выдержишь всё, что готовится тебе для твоего будущего, ты выдержишь, я это знаю.
Я верю в то, что ты останешься человеком после всего, что для тебя делается, не для того это делается, чтобы изменить тебя или наказать, это делается не для тебя, тебе это просто достанется, и ничего нельзя сделать с этим, готовься к тому, что будет тебе очень и очень плохо, чем дальше, тем хуже, но живи, не сдаваясь.
Не сдавайся, не будет тебе за это никакой награды, никто не способен здесь или где-либо награждать, только будет тебе помогать сознание, что ты остался человеком. Это было и раньше известно, это было всегда над твоей судьбой, она у тебя очень плохая, твоя судьба, очень нехорошая, трудная и безрадостная, неблагодарная, чёрная даже может быть, но ты пока ещё можешь выдерживать это, и ты выдержишь ещё.
Тебе нужно одному идти навстречу своей судьбе, не поможет тебе никто из близких, из людей. Живешь ты сейчас не очень плохо, но тебе нужно знать, что жить нужно тебе очень трудно, это так, и потому готовь себя к этому, ничего нельзя сделать иначе, я хочу, чтобы ты понял, как важно всё, что ты сделаешь сейчас, как это важно для тебя и всех других, хоть тебе это трудно и думаешь, что опять издеваются над тобой. Я хочу, чтобы ты понял, что ты живёшь на земле, и это последнее и единственное, что есть ...
((Кто бы это ни говорил на самом деле, эти слова запомнились и стали для меня в какой-то мере программными на годы вперёд)).
8.04. Только ты можешь сделать то, что тебе дано сделать. Только ты можешь сделать то, чему тебя хотели научить и дать выполнить, только ты сейчас есть на земле, который может это сделать. Но ты уже перестал заниматься тем, чем хотел заниматься раньше, ты должен не бросать этого, ты должен знать, что эта работа нужна не для то-го, чтобы тебя воспитывать, тебе говорить, и чтобы ты учился тому, что тебе говорят, но для того, что бы ты после этого создал новую книгу, новое откровение, новые заповеди для тех, кто сейчас не верит старым, и кто уже перестал знать их и помнить, и жить по ним.
Людям нужны новые заповеди, новые правила и новая религия, но не должно быть у этой религии проповедников и тех, которые бы учили каждому шагу, нужна лишь только правда в головах людей, только одна правда, которую бы узнали люди из книги, и после этого они смогут жить, как хотят, но то, что западёт им в душу, не даст уже жить так, как жили они до этого, не даст им делать подлости и прочее. Нет важнее для тебя ничего, чем эта работа. Это очень большая и важная работа, и будут снова пытаться вызвать у тебя неверие в то, что ты пишешь, в то, что ты чувствуешь, видишь, знаешь - будут тебя сбивать с толку, но ты не должен бросать работу, ты должен продолжать её, хотя с тобой уже никто не говорит.
Того, что есть уже, тебе хватит на много времени, может даже месяцев, лет.
Голос звучал чётко, Я записал эти слова равнодушно, потому что не был настолько наивен, чтобы поверить, что смогу сообщить людям что-то очень важное. Но именно после этого разговора у меня появилась внутренняя установка на необходимость осмысления того, что произошло, необходимость оставить что-то людям.