Словно маленький ребёнок,
Жил на улице котёнок.
Был он слаб и неуклюж,
Воду пил из грязных луж,
Спал в подвале на газетке,
Из помойки ел объедки,
И упорно размышлял:
Как он в этот мир попал?
Где живёт полно людей,
Только он один – ничей,
Нет ни дома, ни друзей.
Постоянно удивлялся:
И откуда же он взялся?
Почему есть уши, хвост,
А на небе столько звёзд?
Почему на лапах шерсть
И всегда он хочет есть?
Почему и отчего
Раньше не было его?
Как на свет он появился?
Может быть, с Луны свалился?
В общем, много «почему»
Лезли в голову ему.
01.12.22.
День становится короче,
Мигом промелькнет.
И чернее чёрной ночи
Бродит чёрный кот.
В гости вечерком заходит
Просто потусить.
В холодильнике находит
Выпить, закусить.
Задушевные беседы
Кот со мной ведёт,
Курит с фильтром сигареты
И мартини пьёт.
Кот безумно деликатный,
Вовсе не нахал.
Он эстет и элегантный
Интеллектуал.
Тихий зов Вселенной слышим,
О любви поём.
А потом по старым крышам
Бродим с ним вдвоём.
18.07.17.
Как-то раз учёный кот
Кошкам объявил бойкот.
Их же надо содержать,
Непрерывно ублажать!
Серенады ночью петь
Да истерики терпеть.
А на это тра-та-та
Сил уж нету у кота.
И на крыше, и в постели
Кошки плешь ему проели,
Доставая даже днём
Нескончаемым нытьём.
Ненасытные натуры,
Кошки были просто дуры.
По ночам так голосили,
Что коту мозг выносили.
Пусть простит меня читатель,
Был учёный кот - мечтатель.
И повсюду он искал
Милый сердцу идеал.
Кошкам оды посвящал,
Как умел их просвещал.
Из своих последних сил
Кошечкам котят дарил.
Хоть был сам давно не тот –
Прежде несравненный кот.
26.09.16.
Жил на свете с толстым пузом
Бесподобный кот Папуза.
Был прожжённым сибаритом,
Ел колбаски с аппетитом.
Прирождённый эгоист -
И ухожен, и пушист.
Всем на вид хорош весьма,
Кошки были без ума
От его блестящих глаз
И влюблялись в них не раз.
Слыл Папуза донжуаном
И в любви непостоянным,
Был он рыжим и искал
Всюду новый идеал.
В жизни не было печали,
Кошки всё ему прощали,
И шептались за спиной:
Ах, какой он золотой!
Жил Папуза у хозяйки,
Был пижоном и зазнайкой.
Как хозяйка вон уйдёт,
В гости кошек он зовёт.
Холодильник открывает
И шампанским угощает,
На закуски не скупится,
От души, как говорится.
Кошки млеют, ум теряют,
Всё на свете забывают,
Шепчут глупости на ушко
И Папузе чешут брюшко.
Пел на крыше кот Папуза,
Сладким тенором Карузо.
Был в фаворе он у кошек
И носил трусы в горошек.
Словно юный Бельмондо,
Всем хорош был от и до.
Обаятелен, шикарен -
В общем, аббалденный парень.
Только был он, так сказать,
Из любителей приврать.
Пыль в глаза умел пустить,
Прежде чем в постель тащить.
Возбуждал он в кошках чувства
Просто из любви к искусству.
Лгал по поводу и без -
Вот такой он был подлец.
Кошки верили ему,
Отдавались за еду,
А потом под дверью ныли,
Без числа приплод носили.
Но Папуза ушлым был,
Алименты не платил.
И воспитывал котят
Так, как в школе не велят.
Обучал котят он лгать,
Нагло всё от жизни брать.
И, вы будете смеяться,
Никогда не признаваться,
Если пойман вдруг с поличным.
В общем, выглядеть приличным.
Как он тонко блефовал,
Обещания давал,
А спустя минуток пару
Всё, конечно, забывал.
Редкий плут и пофигатор,
В воспитании новатор,
Был Папуза с хитрой рожей
Образцом для молодежи.
19.04.15.
Я, очевидно, старомоден,
Хотя по духу не старик,
Но к старине глубокой склонен,
Сдуваю пыль с забытых книг.
В деревне Пушкина читаю,
Крапиву и траву кошу,
Гитару с грустью обнимаю
Да глупость всякую пишу.
«Стихи должны быть глуповаты»,
Как Пушкин завещал когда-то.
Часть первая
Однажды мрачные глубины
Влекли на дно меня во сне,
Но вдруг отважные дельфины
На помощь бросились ко мне.
И вот неслась дельфинов стая,
Легко над волнами взлетая,
Я был средь них, и видит Бог –
Никто догнать меня не мог.
А где-то гибли и страдали,
О скалы бились корабли,
Кровь растекалась до земли,
Когда людей акулы жрали.
Там весь измученный от ран
Бурлил от гнева океан.
Безбожной силою цунами
И волей грозною, чужой
На берег выброшен волнами –
Стою ни мёртвый, ни живой.
И тут бегут ко мне навстречу,
Хватают за руки, за плечи -
Толпа восторженных людей -
И плачут на груди моей.
Бегут откуда-то поэты,
Почти я каждого узнал!
Мгновенно грянул карнавал,
И от заката до рассвета
Все пьют, танцуют и смеются,
Из уст стихи беспечно льются,
Летят остроты с языка,
А жизнь прекрасна и легка.
Здесь Блок, Есенин, Маяковский
И Мандельштам, и хмурый Бродский,
И Вознесенский сам Андрей
Налил мне водки поскорей.
И тут же как из-под земли
Возник вдруг Пушкин с Натали.
Он, как шампанское искрился,
В расцвете творчества и сил,
И вместе с нами веселился,
И по-французски говорил.
Блистал умом перед толпою
И всех в тот час затмил собою.
Я на него, раскрывши рот,
Смотрел, как полный идиот.
А рядом милая Наташа -
Немногословна и скромна,
Смотрела из тени она,
Как ярко светит «Солнце наше».
И я превыше всех наград
Напиться с Пушкиным был рад!
Всю ночь мы с Пушкиным кутили,
Я угощал его вином.
На небе звёзды так светили,
Как только Солнце светит днём.
Красавиц было здесь немало
В бурлящей пене карнавала,
От длинных ног со всех сторон
Кипел в крови тестостерон.
А мы уселись с ним за карты,
Продулся я и в пух, и в прах,
Оставшись в полных дураках
Как бы с инфарктом миокарда.
Нарочно всё я проиграл,
Чтоб он долги свои раздал.
Ну чем ещё себя потешить?
Чем прессу нынче удивить?
Решил Наталью я утешить
И ей вниманье уделить.
Я подошёл непринуждённо,
Шепнул на ушко восхищенно:
- Я Вашей потрясён красой,
Хоть Ваш супруг – приятель мой.
Глаза Наталья опустила,
Румянец вспыхнул на щеках,
Произнесла со вздохом: «Ах!» -
И быть скромнее попросила.
Я этим Пушкина взбесил,
И он к барьеру пригласил.
Мне предстоит теперь стреляться!
Зачем к чужой жене полез???
Какой же я придурок, братцы,
И невоспитанный наглец!
К Наталье вовсе нет влеченья,
Зачем все эти приключенья?
Кто я такой, чтоб утешать
И неуклюже подражать?
Честь на кону, мне брошен вызов -
Его нельзя не замечать.
За всё придётся отвечать
Без промедленья и капризов.
Но я надеюсь, повезёт
И Пушкин крови не прольёт.
Я сочинил для некролога
Себе буквально пару строк,
Но тут проснулся, слава Богу,
И стал не нужен некролог.
Я должен искренне признаться:
Люблю немного постебаться
Над кем-нибудь и над собой,
Ведь я же тоже не святой.
И пусть мне будет стёб прощён,
Ведь он пока не запрещён.
Часть вторая
Однажды, горем удручённый,
Брёл напролом сквозь лес густой.
Вдруг повстречался кот учёный
В очках и с цепью золотой.
Он шёл навстречу с умным видом
В костюме, у Готье пошитом,
И сам под нос себе вещал,
И тростью в воздухе вращал.
Вокруг гигантская крапива,
Шныряют змеи сквозь хвощи
И лезут прямо в пах клещи,
Но с ним раскланялся учтиво.
Чай, не с горы я тёртый хрен,
А как-никак всё ж джентельмен.
Кот на мгновение запнулся,
Едва цилиндр не уронив,
И по-чеширски улыбнулся,
Меня зубами ослепив.
Из золотого портсигара
Небрежно в зубы взял сигару,
И, слов пустых не говоря,
Достал бутылку вискаря.
Мы с ним до чёртиков нажрались,
Шатались по округе всей,
В лесу шугая медведей,
И в сельском клубе с кем-то дрались,
Где без особенных затей
Нам наваляли пиzdюлей.
Потом пошли мы по ухабам,
По всем просёлочкам в пыли,
По милым кошкам и по бабам,
Как ходят к сукам кобели.
Едва лишь кот промолвит слово,
Его встречают, как родного,
На шее виснут всем селом
И угощают за столом.
То здесь, то там переночует,
А что с кота хотите взять?
Ведь кисок и не сосчитать,
Вот он поэтому кочует.
Потом все кошечки подряд
Несли коту своих котят.
Ещё добавлю для порядка,
Что кот ученый говорил:
- "Наука нынче, брат, в упадке,
Вот я и выбился из сил.
У нас в лепёшку расшибёшься,
Но результата не добьёшься.
В почете бездари, скоты,
А не учёные коты.
Куда на родине податься?
На край земли какой свалить,
Чтоб гордый разум сохранить?
Каким врагам на милость сдаться?
Нам без науки, милый брат,
Остались пьянство да разврат.
Но я не сетую напрасно,
Поскольку твердо убеждён:
Учёным быть котом опасно
Аж с незапамятных времён.
В России шибко одарённых
Мочили, как приговорённых:
Под шерсть кидали наркоту,
Стреляли в спину на мосту,
Травили ядом, истребляли,
Ссылали к чёрту на рога,
Где только сопки и тайга,
И с хрустом косточки ломали.
Вот отчего так непроста
Судьба учёного кота".
Часть третья
Когда во время злой холеры
Снедала Пушкина хандра,
Он от тоски, не зная меры,
Пил водку с самого утра.
Едва проснётся, полусонный
И к сочинительству несклонный,
А слуги ставят уж на стол
Холодной водки и рассол.
Без лишних слов опохмелится,
Рассолу выпьет аж ведро,
Возьмёт гусиное перо
И тут же одой разродится.
Не изменяя лишь перу,
Вот так плевал он на хандру.
Друзья и милые подружки,
В России двести лет назад
Блистал умом проказник Пушкин
И в том пред нами виноват.
Виновен он, что мы ничтожны,
Что жить в России невозможно:
У нас то бунт, то вдруг чума,
И вечно «горе от ума».
Нам привлекательны химеры,
Ни в чём не каемся, греша,
А жизнь не стоит ни гроша,
И нет ни совести, ни веры.
И в каждой подлости подряд,
Конечно, Пушкин виноват.
Ах, если б Пушкин нынче жил,
То бесконечно в дам влюблялся!
И негодяям не служил,
А на дуэлях с ними дрался.
Что ж, в соответствии с моментом
Его признали бы агентом,
Внезапно поразив в правах
За вольнодумие в стихах.
Поскольку был весьма он странным,
В народе чувства пробуждал
И милость к падшим призывал,
Подвергшись трендам иностранным.
И, хоть грехов не перечесть,
Имел достоинство и честь.
P/S
Поэт сказал нам без смущенья:
«Друзья, пора давно признать,
Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать».
Другое дело, каждый знает -
Никто стихов не покупает.
Какой в них толк? Один лишь бред,
Им переполнен интернет.
Всё нынче только на продажу,
Душа, мозги и совесть даже.
Да! А ещё нам говорят,
Что рукописи, мол, не горят.
Когда листы в огне сгорают,
Они как бабочки порхают.
И чуть становится теплей
Печальной Родине моей.
01.04.23. А.Г.