Норвежский писатель Гнут Гамсун часто упоминается как романтик, «певец любви». Но за его творчеством, так же как за яркими сказками Андерсена, скрываются – холод, голод, нищета и отчаяние. Взгляните на андерсеновскую «Русалочку» (не в залитой патокой диснеевской обработке) или пронзительную трагичность «Девочки со спичками».
Не удивительно, что патетика была Гамсуну чужда. Приведу в качестве примера, найденная мной при чтении Гамсуна и Генрика Ибсена, реакция Гамсуна на, видимо, достаточно знаменитое в то время стихотворение Ибсена (т. 4 из 4 тт., стр. 590):
«Творить — это значит все снова
С троллями в сердце бой.
Творить — это суд суровый,
Суд над самим собой».
В «Мистериях» (т. 1 из 6 тт.) (дореволюционное название «Тайны и загадки», предпочитаю читать дореволюционные издания, совсем иначе «ощущаются») Гамсун высмеивает патетику в двух последних строчках так:
«Однажды норвежец по имени Пер, кучер почтовой кареты, вез некоего великого поэта. Едут они, едут, и вдруг простодушный возница возьми да и спроси: «Прошу прощения, господин хороший, а что это означает: сочинять?» Великий поэт закусывает губу, выпячивает елико возможно свою куриную грудку и изрекает: «Сочинять, мой друг, это беспрестанно вершить суд над самим собой». Этим ответом почтовый кучер Пер был потрясен до глубины души…» (стр. 218).
Патетика в первых двух строчках высмеивается иначе. Сперва про одну из дам говорится:
«А если она намерена цитировать, то лишь затем, чтобы разнести меня в пух и прах. А если она намерена меня разнести, то скажет примерно следующее: «Гм, – скажет она, – никогда не встречала более скотского представления о жизни, чем у этого господина. И это он называет жизнью? Мне остается только предположить, что данный господин никогда не слыхал, как замечательно высказывался на эту тему один из величайших мыслителей современности. Жизнь, – сказал он, – это нескончаемая война с демонами в своем сердце и своем мозгу…» (стр. 218)
И потом эта дама приглашает Нагеля к себе домой.
«Короче говоря, выяснилось, что ей нужно было показать мне новое пушистое одеяло с народным орнаментом, вытканное в Халлингдале». (стр. 221)
С весьма прозрачным продолжением:
«Что-то стало жарко. Ах, солнце светит ярко…» (стр.222),
которое, видимо, было тогда также известно в Норвегии, как у нас «Что-то стало холодать», но имело явный постельный оттенок. Вот такая война с демонами. В постели…