Звуки ночной Хайфы

Олег Черняк
    Плотное безлунное небо сползло сумраком на прогретую дневным солнцем Хайфу. Утомлённый жарой город встрепенулся и задышал лёгким, прохладным воздухом. Илья Григорьевич вышагивал по балкону, измеряя его шагами.
«Восемь в длину и два с тапочкой в ширину, это примерно семь с половиной квадратов. Блин, да у меня дома кухня меньше! Живут же люди…— думал он. — Шикарную всё-таки квартиру сняли: второй этаж, три спальни и салон. Да и расположение великолепное. Нижний город. Закусочных полно, небольшие лавчонки, кальянная и рыбный ресторан. А рынок-то! Близость такая, что цены на лотках можно отсюда разглядеть».

Темнота густела. Зашуршали металлическими рольставнями окна и двери закрывающихся на ночь магазинов. Сигналы машин стихали. Разноцветные гирлянды, натянутые между близко стоящих домов, зарезвились радостными пляшущими вспышками, отражаясь от жёлтых каменных стен. Тянущийся с моря чуть влажный ветер, прихватив из переполненных кафешек ароматы жареного мяса, зелени и разных восточных специй, закружился и окутал балкон.
Илья Григорьевич сглотнул слюну и, прислушавшись к бурному урчанию в животе, усмехнулся.
«Да, надо что-то перекусить», — решил он и зашёл в комнату.
Осторожно, чтобы не разбудить родных, которые, измотавшись долгой дорогой, давно разбрелись по квартире и крепко спали, открыл холодильник. Взгляд шнырял по полкам, забитым едой, купленной в русском магазине.
«Чёрт возьми, как всегда! Хочется чего-то, и не знаешь чего, — подумал Илья Григорьевич. — Ладно, Восток есть Восток, а это значит хумус, пита и маслины. Положив всё на тарелку и прихватив салфетки, он снова вышел на балкон и уселся на стул возле круглого деревянного столика.
Глубоко вдохнув уличный аромат, Илья Григорьевич крякнул от удовольствия и, растягивая слова, произнёс:
— Ну-с, господа, приступим к трапезе!

Каких господ он имел в виду, неизвестно, но то, что ужинать в приличной, пусть и воображаемой компании намного интереснее, чем в одиночестве, это, конечно, факт.
Илья Григорьевич обмакнул подрумяненную, мягкую питу в густой хумус, откусил кусочек и сунул в рот крупную маслину, похожую на зрелый, сочный чернослив.
Закончив, он посмотрел на часы.
«Так, двенадцать пятнадцать, значит дома уже три. Глубокая ночь, засиделся что-то, пора уже и ложиться».
Спать Илья Григорьевич остался в салоне. Распахнув балконную дверь, он улёгся на просторный диван и повернулся на бок. Обычно, чтобы поскорее заснуть, он не пересчитывал перепрыгивающих через заборчик воображаемых овечек и не считал до ста. Он вспоминал интересные истории из своей незапамятной юности; выбрав одну, цеплялся за неё и засыпал, обогретый её теплом.
Но сегодня сон накатил сразу. Глаза, не устояв перед нахлынувшей дремотой, мгновенно закрылись.

Грохот двигателей мотоциклов захлебнулся визгом тормозов, и громкий крик на арабском заполнил тишину.
Илья Григорьевич подскочил с дивана, окинул комнату быстрым взглядом и пробормотал:
— Где я? Что это? Война? Танки?
Протирая глаза, он вышел на балкон.
Внизу стояли два мотоциклиста. Не слезая с блестящих хромом байков, они сняли шлемы и орали друг на друга, не переставая накручивать ручки газа. Мотоциклы то взрывались хлюпающим рокотом, выпуская из трубы клубы вонючего дыма, то затихали, сбавляя обороты.
«Ох, быть драке, как пить дать быть! — предположил Илья Григорьевич. — И в полицию не позвонить: ни номера не знаю, ни языка».
Наоравшись, парни натянули шлемы, стукнулись кулаками в кожаных крагах и рванули с места.
«Ничего не понял, — подумал Илья Григорьевич. — Это они остановились, чтобы поболтать? Такая у них спокойная беседа? Я в гневе в три раза тише ору, чем они просто разговаривают!»
Он посмотрел на часы.
— Чёрт, без десяти час!

Немного поворочавшись, Илья Григорьевич заснул. Минут через двадцать в квартиру влетел истошный, прерывистый звук автомобильной сигнализации. Илья Григорьевич закрыл голову подушкой и со всей силы прижал её рукой. Звук уменьшился, но не настолько, чтобы можно было не обращать на него внимания.
— Ты что, гадёныш, не слышишь, что у тебя сигнализация сработала?! — чертыхнулся он, и в очередной раз вышел на балкон.
На капоте пошарпанного белого «Рено» гордо восседал явно возомнивший себя царём зверей пушистый кот. В свете мелькающих фар у колёс и бампера сидело с десяток его сородичей, невероятно худых, с длинными крысиными хвостами и мерцающими глазами. Они, словно, боготворя вожака, горланили на разные голоса. Сигнализация заглохла. Главарь с лёгкостью заскочил на крышу, повернулся, подпрыгнул и плюхнулся на капот. Машина снова взвилась сиреной.
— Вот же устроили дискотеку! — занервничал Илья Григорьевич. — Чем бы в них кидануть?
Он уже снял со стоящей на балконе сушилки для белья прищепку, как из дома напротив вышел мужчина, что-то недовольно крикнул, пикнул брелоком, открыл дверь машины и выключил сигнализацию. Снова громко выругался и хлопнул дверью так, что перепуганные коты разбежались в разные стороны.
Илья Григорьевич посмотрел на часы.
«Два тридцать! Ну всё! С этим надо что-то делать, — рассудил он. — Ладно, закрою балкон».

В салоне стало значительно тише, но и намного теплее. Насквозь прогревшиеся за день стены радушно делились нерастраченным жаром.
Спать расхотелось. Мелкие капельки пота помчались по лбу. Они скапливались на бровях, стекали по вискам и щекам.
Илья Григорьевич включил торшер, похожий на поникший колокольчик, и посмотрел на потолок.
— Как я сразу не заметил! — едва сдерживая радость, прошептал он, разглядывая большой потолочный вентилятор. — А вот и пульт от него. Так, это пуск, это скорость, это ещё скорость. Всё понятно.
Он выключил свет, растянулся на диване и запустил вентилятор. Широкие лопасти вихрем закружили воздух. Поток был такой силы, что маленькие конфетки в керамической вазе на столе зашевелились, как встревоженные муравьи. В луче вызревшей луны вентилятор казался винтом небольшого одномоторного самолёта, вошедшего в глубокое пике. Через несколько минут к зловещему шелесту лопастей добавились монотонные щелчки, доносящиеся из механизма вентилятора. Илья Григорьевич напрягся: моментально вспомнились все просмотренные в «Ютюбе» ролики о крушении самолётов. Стало страшновато. Перспектива быть покалеченным рухнувшим с потолка вентилятором не радовала абсолютно.
«Нет, только не это!» — он поднялся с дивана, нажал кнопку, и поток прохладного воздуха начал медленно угасать.
Илья Григорьевич снова вышел на балкон. Город заснул окончательно. Ни шума машин, ни мурлыканья кошек, и даже прохладный ветерок продувал нежно, украдкой.
— Благодать! — улыбнулся Илья Григорьевич и посмотрел на часы. — Четыре двадцать, нормально. Дома я в это время уже встаю, но поспать всё-таки надо.
Где-то поблизости задорный крик петуха взорвался звуком торжественной фанфары.
Илья Григорьевич наклонился через ограждение в надежде увидеть возмутителя спокойствия, но на улице никого не было. Не успев закончить одну мелодию, петух затянул другую, потом ещё и ещё. С каждым разом его мерзкий крик всё больше наполнялся противной сиплостью и угрожающим скрежетом.
«Во сколько же ты ложишься, урод, если просыпаешься в такую рань?! — рассердился Илья Григорьевич. — Хотя сколько ты будешь орать? Ну не час же? Всё равно скоро иссякнешь!»

Так и получилось. Окончательно растратив силы, петух заткнулся, но не успел он захлопнуть клюв, как с разных сторон его кукареканье поддержали проснувшиеся собратья. Появилось ощущение, что весь Нижний город окружён петухами.
Илья Григорьевич вспомнил давние времена, когда всех первокурсников института отправили на месяц в подшефный колхоз собирать картошку. Весёлые были времена, задорные и беспечные. Ночами почти не спали, пили дешёвое вино с ласковым названием «Волжское», брякали на гитарах и орали песни до первых петухов. И почему-то их крики тогда не раздражали, а наоборот, лишь веселили, создавая живописный колорит русской деревни.
— Да-да, — пробормотал Илья Григорьевич. — Именно русской деревни, а не одного из крупнейших городов Израиля.
Он заварил чай и сел за стол на балконе.
В пять утра Нижняя Хайфа начала оживать. Забрызганные первыми лучами солнца, небольшие грузовички развозили товар по открывающимся лавчонкам. Свежая рыба, овощи, фрукты перегружались рабочими на небольшие тележки, которые скрежетали по выщербленному асфальту металлическими колёсами. Грузовички не могли разъехаться, гудели, сдавая назад, наезжали на грузчиков, те роняли ящики, хохотали и покрикивали на водителей. Легковые машины пытались объехать толчею, выезжали на узенькие тротуары, но прохожие не обращали на них внимания и аккуратно переступали через катившиеся по брусчатке авокадо, апельсины и картошку.
— Ну и ну! — улыбнулся Илья Григорьевич. — У нас бы давно повытаскивали биты, газовые баллончики и пустились бы в драку, а эти орут как потерпевшие и при этом улыбаются. И впрямь: Восток — дело тонкое!
— Как спалось, Илюша? — на балкон вышла жена.
— Да так! Как бы и не спалось совсем. А ты?
— Отлично! Только непривычно шумновато утром. Сейчас дети проснутся, позавтракаем и пойдём гулять. Да?
— Конечно! — ответил Илья Григорьевич и, прикрывшись ладонью, смачно зевнул. Ему показалось, что ещё чуть-чуть, и уголки рта разорвутся и разъедутся трещинами до самых ушей.

Весь день они бродили по городу. Но не по центру с новыми зданиями, бесчисленными магазинами и хорошими дорогами. Они гуляли по районам, которые старожилы называют арабскими. Где тихие, извилистые улицы, без единого прямого участка, по которым или в гору, или с горы, где брусчатые тротуары такие узкие, что и одному человеку не поместиться. Где всё замерло и не изменилось со времён сказок Шахерезады. И если бы в одной из лавок из глиняного кувшина, кашляя и чихая, вылез джинн, никто бы не удивился.
Ужинать Илья Григорьевич не стал. Выпив чаю, он приоткрыл балкон, лёг на диван и сразу заснул. Бессонная ночь и дневная усталость сделали своё дело. Звуки ночной Хайфы не беспокоили его.

Утром истошный крик петуха прервал сон на самом интересном месте. Илья Григорьевич нащупал рукой телефон и посмотрел на экран.
«Четыре двадцать. А ты пунктуальный, садюга! Решил меня извести? Не выйдет. Я выспался и бодр как никогда!» — хмыкнул он и вышел на балкон.
Петушиная перекличка продолжалась.
Илья Григорьевич огляделся: «Какое прекрасное утро! Хорошо, что разбудил меня, вчера-то я этого не заметил».
Солнце ещё дремало, но его проснувшиеся лучи уже освобождали небо от ночной хмурости. Белёсые тона рассеивались как туман, оставляя после себя нежно-бирюзовые разводы. Стены домов меняли грязно-жёлтый окрас на золотисто-песочный цвет бескрайних восточных пустынь. Прохлада слабого ветра наполнялась теплом и горьковатым запахом моря.
«А может, петух создан именно для того, чтобы человек просыпался вместе с природой и мог насладиться её чистотой и невинностью? — размышлял Илья Григорьевич. — А то я всё ворчу и ворчу…»

Без машины путешествие по Израилю — дело довольно утомительное. Многочасовые переезды на автобусах и поездах, посещение знаковых мест, быстрые перекусы в небольших кафе, набеги на сувенирные лавки — всё это требовало сил. К вечеру вернувшись в Хайфу, Илья Григорьевич чувствовал себя стахановцем, давшим родине тройную норму угля. Он быстро принимал душ, пил чай и, свалившись на диван, мгновенно засыпал. Ни грохочущие мотоциклы, ни кошачий хор у надрывающейся сигнализацией машины не могли его разбудить. Но в четыре двадцать бодрящий, хриплый крик петуха заставлял его проснуться, чтобы встретить рассвет. Более того, через несколько дней он начал вставать за десять минут до живого будильника. Заваривал кофе, разбавлял его пенистым взбитым молоком, устраивался на балконе и разглядывал притихшее небо. Так было и ранним субботним утром. Время шло, но соседский петух молчал, молчали и те, кто обычно поддерживал заводилу охрипшими криками.
Илья Григорьевич забеспокоился.
«Что могло случиться? — думал он. — Может, заболел? А может, соблюдает шабат и по субботам не поёт? Но мы же в арабском районе, и на религиозные законы здесь внимания не обращают. Да ладно, чёрт с ним! Проспал — значит проспал. Его проблемы. Главное, что я увидел, как поднимается солнце и зарождается новый день».

Вечером Илья Григорьевич стоял на балконе. Он смотрел, как Нижняя Хайфа готовится ко сну. Ароматы жареного мяса, зелени и прочих восточных специй снова витали в воздухе. Только сегодня их перебивал густой запах насыщенного куриного бульона.

03.12.2022