1.
Разбор в предыдущей главе гватемальской революции показал, что её характер был антиимпериалистическим. В обществе были и другие острые социальные конфликтности, связанные с противоречиями между немалым остаточным феодализмом и крестьянами, между остаточным феодализмом и капиталистической буржуазией, между капиталистической буржуазией и наёмными рабочими, между крупно-капиталистическими верхами и мелкобуржуазными низами, но империалистичность иностранных монополий так явно усугубляла все эти противоречия, представала перед обществом таким очевидным «утяжелителем» этих проблем, что все виды народного недовольства повернулись главным образом в сторону антиимпериализма.
Разумеется, если бы проблема этого внешнего империалистического гнёта была в ходе борьбы в какой-то степени решена, то сохранившиеся внутренние конфликтности обратились бы к своим собственным целям и антиимпериалистическая революция перешла бы в какой-либо другой вид революции. Частично, попутно некоторые проявления этого возникают и в ходе революции антиимпериалистической, но характер революции определяется всё же самой главной, самой ведущей её составляющей, и некоторые проявления других революционных тенденций оказываются подчинёнными прежде всего делу антиимпериализма.
Если же мы поставим вопрос: а на каких путях будет осуществляться эта антиимпериалистическая революция? – то понятно, что пути зависят от того, политические представители какого именно внутреннего противоречия этого общества и какой именно стороны этого противоречия окажутся руководящей силой антиимпериалистической революции.
Такое положение было (и продолжает оставаться) общим для всех стран Латинской Америки, вот почему революционные обострения в одних её частях оказывают заметное влияние и на остальные страны. В этом смысле мы можем сказать, что тенденция антиимпериалистической революции во всём латиноамериканском обществе уже имеется, и некоторые люди именуют это континентальной революционной ситуацией. Тут надо разобраться.
В предыдущей главе уже шла речь о революционной ситуации, и эту тему теперь нужно продолжить ещё немного. Для того, чтобы отличать период с наличием такой революционной тенденции от периода без неё, в современной марксистской теории введён термин «общая революционная ситуация». По-моему, это не совсем удачное выражение, желательно было бы выразиться как-то иначе, потому что такое выражение может порождать некоторое спутывание с той «революционной ситуацией», о которой говорил Ленин. Но поскольку эти термины уже установились в теории и, в отличие от «общей революционной ситуации», ленинская именуется «непосредственной революционной ситуацией», то эту терминологию придётся принять, ни в коем случае не забывая, что победоносная революция возможна только при наличии непосредственной революционной ситуации, что наличие только общей революционной ситуации такой возможности ещё не даёт.
Среди некоторых революционеров, и в частности – латиноамериканских (в первую очередь отметим взгляды Че Гевары), существует мнение, что если уже есть общая революционная ситуация, то активными действиями боевого меньшинства можно вызвать и революционную ситуацию непосредственную. Так ли это? Вопрос спорный и неоднозначный, и в коммунистическом движении есть и противники такого взгляда, называющие его «левацким авантюризмом».
Ни в кое случае не выставляя себя сверхумным корифеем (это было бы смешно и стыдно), всё же выскажу своё мнение по этому вопросу. Правильно оно или нет, уверенно утверждать не берусь.
Мне представляется, что при наличии общей революционной ситуации активные субъективные действия действительно могут привести к революционной ситуации непосредственной, а тем самым и к революции. Но… Но именно так и надо говорить – «могут». Потому что здесь нет обязательности положительного результата: могут привести, а могут и не привести. Вероятно, это зависит от состояния государственной власти и от степени связи активного меньшинства с народным большинством.
Если государственная власть находится в неустойчивом положении, если она достаточно близка к той кризисности, о которой говорят «верхи не могут», то субъективный толчок революционных активистов действительно может ввергнуть её в это кризисное состояние. Если же она пока достаточно прочна и имеет необходимые политические и идеологические ресурсы для своей устойчивости, то субъективный толчок окажется безрезультатным.
С другой стороны, если это активное революционное меньшинство настолько связано с настроениями и менталитетом народного большинства, что начатая боевая активность вызовет громадное сочувствие и поддержку в самых широких слоях общества, то этот широчайший общественный сдвиг вполне может сделать властный механизм верхов «не могущим» управлять таким обществом в необходимом для верхов направлении. Если же активная революционная горстка такой связи с народом пока не имеет (вспомним наших народовольцев), то при всём её героизме необходимая им непосредственная революционная ситуация не возникнет.
Таким образом, левацким авантюризмом следует именовать не вообще идею о такой возможности, а лишь тот взгляд, что это будто бы возможно всегда и при всех обстоятельствах, были бы только достаточно героическими действия вооружённых отрядов.
Почитаем ещё раз внимательно эти рассуждения у Че Гевары. Он пишет:
- «После революционной войны на Кубе проблемы ведения партизанской войны являются предметом теоретической дискуссии прогрессивных партий континента, причём предметом полемики стали и возможность и целесообразность ведения партизанской борьбы… Мы считаем, что не всегда нужно ждать, пока созреют все условия для революции: повстанческий центр может сам их создать. Возникает вопрос: может ли быть партизанская война единственным методом завоевания политической власти во всех странах Латинской Америки? Или, как минимум, ведущим методом? Применим ли опыт кубинской революции к реалиям других стран континента?.. В ходе развернувшейся полемики тех, кто намерен участвовать в партизанской борьбе, обычно критикуют за "пренебрежение борьбой масс". Мы отвергаем подобные представления. Пытаться вести войну этого типа без поддержки населения значит заранее обречь себя на неизбежное поражение… Партизаны должны пользоваться поддержкой крестьян и рабочих масс и в зоне своих операций и в масштабах всей страны. Без этих предпосылок идти на партизанскую войну нельзя.» -
И дальше: «Очевидно, что в таких странах, в которых уже налицо все условия, было бы преступлением не начинать борьбу. Там же, где этого нет, возможны альтернативы, и оптимальное для каждой страны решение должно быть найдено в ходе теоретической дискуссии. Единственное, чего история не приемлет, - это теоретиков и практиков, допускающих ошибки,.. и чтобы избежать ошибок, наш анализ должен быть глубоким и исчерпывающим.» -
Как следует из этих слов, оснований для обвинения именно Че Гевары в левацком авантюризме нет. Хотя я хорошо помню, что пусть и не громко, не прямо, но различными тоненькими намёками, это обвинение у позднесоветских пропагандистов звучало. Ну, это вполне объяснимо.
Че Гевара говорит лишь о том, что кубинская революция показала возможность этого пути, но он не утверждает категорически применимости его для любых условий любых стран.
Однако отношение к этому методу борьбы как к основному и необходимому, как к универсальному в любых условиях в короткое время очень широко распространилось в революционной среде почти всех латиноамериканских стран. Что способствовало появлению такого, действительно «чрезмерно левого» перекоса? Я считаю, что причиной его возникновения и распространения было соединение нескольких способствующих факторов.
Первым фактором, конечно, нужно назвать влияние кубинской победы. Вторым фактором стало заметное снижение влияния в левой среде официальных латиноамериканских компартий, занявших в то время по указке советского руководства явно оппортунистическую позицию. Третьим фактором стало значительное повышение авторитета маоистского Китая с его радикальнейшими призывами того времени. Четвёртым фактором следует назвать подъём в то время освободительного движения в других районах мира (алжирская освободительная война, борьба остаточных колоний Африки, палестинское сопротивление, вьетнамские события). Пятый фактор – резкое усугубление всех внутренних проблем латиноамериканских стран, увеличенных ещё установлением при помощи США антидемократических военных диктатур. Наконец, шестым фактором назовём преимущественно мелкобуржуазный характер латиноамериканских низов и связанные с этим настроения сумбурного радикальствования.
В результате партизанское движение возникло во многих странах Латинской Америки, независимо от того, благоприятны ли условия для превращения этого движения в действительную революцию. И, как и следовало ожидать, несмотря на героическую и долгую борьбу, успешными эти действия оказались далеко не везде, а лишь там, где такие условия имелись.
2.
Итак, те революционные организации Латинской Америки, которые не смогли правильно вписаться ни в настроения большинства народа, ни в объективную ситуацию в стране, не смогли и достигнуть своих намеченных целей, несмотря на всю свою героическую активность. Однако не надо понимать это как высокомерный упрёк этим активистам, ведь нахождение правильного соединения общей теории с конкретной реальностью – дело очень и очень непростое.
Для примера посмотрим на долгую и трудную борьбу перуанской революционной организации «Sendero luminoso» (обычно переводят «Сияющий путь», хотя возможны и другие оттенки перевода).
- - - -
Эта организация образовалась путём двойного отпочкования от коммунистической партии Перу. Сначала под влиянием известной советско-китайской идеологической распри от перуанской компартии отделилась часть, стоящая на позициях маоизма, а затем уже от этой части отделилась её максимально радикальная часть, руководимая Абимаэлем Гусманом, взявшим себе впоследствии революционный псевдоним «председатель Гонсало».
Такие максималистские разделения всегда дают повод задуматься: что это? подъём от оппортунизма к правильной революционной линии или же революционаристский перебор, преобладание максимального революционаризма над трезвым анализом общества? В случае с «Sendero luminoso» пока воздержимся утверждать что-то определённое, но вопрос этот всё же поставим и запомним.
Объявив себя авангардом коммунистического движения, а все другие левые организации – в той или иной степени «ревизионистским отребъем», эта группа сначала самоукрепилась в среде бунтарской части студенчества, а затем начала создавать партизанские отряды, согласно буквально понятому маоистскому выражению «винтовка рождает власть».
Выражение «винтовка рождает власть», несомненно, является правильным и хорошо применимо против действительно ревизионистских идей позднесоветской КПСС о возможности желательности «мирных» революций. Однако нужно помнить и другую правильную мысль, высказанную в замечательном старом советском фильме «Два бойца». Если помните, персонаж актёра Бернеса говорит такие слова: «Главная часть всякого оружия есть голова его владельца».
Применение оружия должно быть важным, но вспомогательным средством, прилагаемым к верному учёту состояния общества и настроений в нём и к толково разработанной программе, увязывающей практические действия со спецификой данного общества.
Ленин неоднократно говорил, что при всём международном значении Октябрьской революции и при всём богатстве её опыта революционеры других стран не должны слепо копировать конкретику её действий. Один из ценных уроков этого богатого опыта и состоит, между прочим, в том, что Октябрьская революция максимально успешно учла специфику тогдашнего состояния российского общества (из-за чего разные меньшевиствующие буквоеды до сих пор обвиняют ленинизм в отходе от «подлинной буквы марксизма»).
Успех китайской революции, как известно, тоже в громадной степени обязан нахождению китайскими революционерами правильной конкретики действий именно в условиях специфики Китая.
И если кое-какие радикалы Латинской Америки, с увлечением повторяющие китайский опыт, ошибутся в этом и начнут слепо переносить этот опыт на другую, латиноамериканскую, почву, то они, конечно, не смогут разработать и соответствующую толковую программу.
- - - -
Нам будет полезно более внимательно рассмотреть в этом аспекте программу организации «Sendero luminoso». Было бы хорошо найти её целиком, но с большим трудом в испаноязычном интернете удалось найти лишь часть программы, приблизительно 2/3 её. Из-за этого, конечно, возможны ошибки в оценках, но всё-таки постараемся осторожно оценить то, что имеем.
В плюс организации «Sendero luminoso» нужно поставить тот факт, что мысль о творческом применении чужого опыта ими в общем понималась и неоднократно озвучивалась. Впрочем, это и не удивительно, ведь об этом много говорил основатель компартии Перу Хосе Маритеги; об этом же много говорил и Коминтерн в своих контактах с компартией Перу в 30-х годах; об этом же предупреждал латиноамериканских коммунистов промаоистского направления сам Мао при посещении ими Китая в 60-х годах.
Уже в самых первых строках программы этой организации говорится, что она основана «на марксизме-ленинизме-маоизме, главным образом на маоизме, и в особенности на идеях председателя Гонсало, как на творческом применении универсальной истины к конкретным условиям перуанской революции.»
Далее программа ставит задачу – «осуществить милитаризацию партии, завоевать и защитить власть через народную войну».
К сожалению, в программе отсутствует логическая связка между конкретными «условиями перуанской революции» и ставкой на «народную войну», не показано достаточно убедительно, что этот путь к власти действительно однозначно вытекает из особенностей перуанского общества. Впрочем, может, об этом говорится в каких-то других документах организации, которые нам неизвестны.
Далее в программе отмечается, как пример учёта перуанской специфики, тот тезис, что будущая революция представляется ступенчатой, то есть сначала протекающей как революция демократическая и лишь затем переходящая в социалистическую. «В настоящее время, - говорится в программе, - партия выполняет демократическую революцию через народную войну с ближайшей целью завоевать власть по всей стране.» Нет, всё же программное признание такой ступенчатости не означает ещё полного учёта перуанской специфики, так как эта ступенчатость, безусловно, тоже взята из арсенала китайской революции. Учёт специфики требует не просто признания первоначальной демократической стадии, но и конкретизации политических приёмов и методов этой стадии в условиях Перу. Но что эта программа может сказать о приёмах и методах демократической революции, если она максималистски заявляет: «Как только будет завоёвана власть, демократическая революция сразу же перейдёт в социалистическую.»? Извините, но это уже сильно пахнет троцкизмом.
Фраза программы о «новой демократии» (выражение также взято из китайской революции), к сожалению, слишком общая («государство новой демократии установит новую экономику, новую политику и новую культуру»), тогда как надо было бы показать конкретно осуществление «новой демократии» в перуанском обществе.
Ещё в плюс этой организации нужно поставить тот факт, что она в своей программе прямо поставила вопрос о благоприятности или неблагоприятности объективного состояния перуанского государства и всего общества для успеха выбранного пути народной войны. Так это или не так, но далее программа отвечает на этот вопрос положительно. «Общий кризис перуанского общества усиливается, - говорится об этом в программе. – Усиливается реакционность государства, склоняющегося к фашистской диктатуре. Нарастает интенсивность классовой борьбы. Нарастает принятие массами необходимости народной республики.»
Не переоценили ли «сендеристы» действительное состояние? Разумеется, мы, не знакомые предметно с тем состоянием перуанского общества, не можем ответить на этот вопрос. Известно, что прочие левые организации Перу в своём большинстве были гораздо более скептичны в оценке слабости государства и боевитости народных масс, но документы «Sendero luminoso» прямо обвиняют эти организации в трусливом оппортунизме. Запомним и этот вопрос и постараемся вернуться к нему позже.
В доказательство правильного учёта ими специфики именно перуанского общества, а не слепого перенесения доктрины маоизма «сендеристы» приводят ещё и тот аргумент, что идеология «сендеризма» («идеи председателя Гонсало») являются не просто маоизмом, а соединением общей истины маоизма с идеологией Мариатеги.
Хосе Мариатеги, видный деятель антиимпериалистического движения Перу в 1920-х годах и основатель перуанской компартии, действительно немало времени и сил уделял изучению специфики Перу. Но его наработки касались форм переходного к социализму периода и методов такого перехода. Огромное преобладание в перуанском обществе крестьянства со своими запросами и огромное преобладание в этом крестьянстве индейского населения со своими обычаями и общинными традициями, конечно, требовало особой тактики на переходной стадии к социализму после революционного взятия власти. Но ведь мы говорим о необходимости учёта специфики перуанского общества не в строительстве социализма, а в вопросе о возможности взятия власти. Доказательств того, что именно путь народной войны в условиях Перу даст точно такой положительный результат, как и в условиях Китая, в программе «сендеристов» нет.
По этому вопросу и по некоторым другим важным вопросам великую помощь нам окажет очень ценный документ – большое интервью руководителя этой организации (самого «председателя Гонсало»), данное им одной латиноамериканской газете в 1988 году (то есть на восьмом году партизанской войны).
3.
В интервью 1988 года высказаны очень оптимистические оценки выбранного пути. Он уверенно говорит: «Председатель Мао научил нас, что страна, нация, народ, какими бы маленькими они ни были, могут победить самого могущественного эксплуататора и владыку на Земле, если осмелятся взяться за оружие». К этим словам сразу хочется дать уточнение. Да, конечно, если нация, народ возьмётся за оружие, победа достижима. Но отсюда не следует, что победа так же достижима, если за оружие возьмётся какая-то малая часть народа. Весь вопрос при этом упрётся в то, какова будет степень соединения этой части с остальным народом.
Далее Гонсало развивает мысль о необходимости революционного насилия: «Необходимость революционного насилия есть всеобщий закон без исключений. Председатель Мао создал теорию народной войны и претворил её в жизнь, он дал военную теорию и практику, которые имеют всеобщее значение и поэтому применимы повсюду в соответствии с конкретными условиями». Выражение «применимы повсюду в соответствии с конкретными условиями» не совсем ясно. Что имеется в виду? Что применимы повсюду и лишь то, как именно применять, зависит от конкретных условий? Или что само применение возможно или невозможно в зависимости от конкретных условий? Я не могу ручаться за точность перевода, но по-моему, Гонсало толкует это в первом смысле, - дескать, нужно только скорректировать тактику, а сама необходимость войны и её конечная победа имеют место всегда.
Далее Гонсало признаёт, что среди левых партий и организаций Перу к 80-м годам «Sendero luminoso» была единственной организацией, стоящей на этой позиции, прочие же оценивали необходимость и возможность этой войны отрицательно. «В 1979 году, - говорит Гонсало, - мы вели ожесточённую борьбу против правой оппортунистической линии, выступавшей против развязывания народной войны… Другие обвиняли нас, что мы не думали, а только действовали догматически. Первой проблемой, какая у нас была, стала борьба с правым оппортунизмом, противившимся народной войне. Нам приходилось яростно бороться, чтобы изгнать эти элементы из самого ЦК… Они считали, что в обществе существует стабильность и, следовательно, не существует революционной ситуации.»
В развитие этой темы дальше ему задают очень хороший вопрос: «Почему партия инициировала народную войну в 1980 году? Какой социальный, экономический и политический анализ провела партия, чтобы начать войну?» Ответ, к сожалению, несколько поверхностный: «Мы видели, что перуанское общество вступало в сложную ситуацию. Анализ работы правительства показал, что критические вопросы возникнут в 80-х годах. Мы пришли к выводу, что бюрократический капитализм созрел для революции и что наступило трудное десятилетие 80-х. Всё это создавало весьма благоприятную конъюнктуру для развязывания народной войны.»
Нам, не знающим конкретики того перуанского общества, трудно судить, правильна ли оценка Гонсало или она поспешна. Хотелось бы, чтобы он в ответе привёл аргументы других левых оппонентов, критикующих оптимизм «сендеристов», и опроверг их. Очень жаль, что в интервью этого нет.
В следующем вопросе его, очевидно, пытаются всё же вывести на этот подробный анализ: «Они говорят, что вы сумасшедшие, догматические, сектантские, что вы загнали крестьянство в ловушку…» Но он отвечает опять слишком кратко: «Враги революции никогда не смогут понять народной войны». Спрашивающий всё-таки желает большей определённости: «Как Вы видите перспективу народной войны в Перу? Какая судьба ожидает вас, если революция не восторжествует в ближайшее время? Вы верите, что правительство сможет найти выход из этого кризиса?» Ответ Гонсало: «Перуанский народ всё больше мобилизуется и борьба обостряется. Мы считаем, что у правительства нет выхода. Вся их система разваливается и выхода у них нет. У них вообще нет никакого выхода… Что касается времени, то председатель Мао говорил, что чем больше и лучше мы будем бороться, тем меньше времени потребуется. Условия общего кризиса, в который вступила дряхлая система перуанского общества, показывает нам, что в ближайшие годы дело может ускориться и разовьётся непосредственная революционная ситуация… В чём ключ? Поставить на первое место марксизм-ленинизм-маоизм, взяться с маоизмом за народную войну, которая применима повсеместно.»
Отвечая так, Гонсало ещё не знает, что через четыре года он и ряд других руководителей будут арестованы, главные очаги партизанского движения разгромлены, а во внутренней политике правительство сумеет в немалой степени стабилизировать политическую и экономическую ситуацию. Неспособность правительства стабилизировать ситуацию явно преувеличена. Перуанское правительство не только оказалось в состоянии предпринять успешные карательные меры (причём, обойдясь без военной помощи США), но и нашло возможность провести некоторые положительные изменения в демократической и земельной реформах и в деле общего подъёма хозяйства (здесь экономическая помощь США очень помогла).
Далее Гонсало развивает свои мысли о ближайшей тактике. «Развивающаяся революционная ситуация в стране, - говорит он, - позволила нам начать народную войну. Фактическое развитие опорных районов, развитие партизанской армии дают толчок дальнейшему развёртыванию революционной ситуации. Всё это ведёт к тому, что Ленин называл революционным кризисом. Когда мы достигнем этой точки, произойдёт восстание. Поэтому, поскольку процесс нашей народной войны должен привести нас к этому революционному кризису, мы должны подготовить восстание, которое сводится к захвату городов. Мы думаем об этом восстании и готовимся к нему, потому что оно является необходимостью. Без этого мы не можем одержать общенациональную победу.»
Спрашивающий уточняет: «Вы говорите о революционном кризисе. Вы верите, что это на горизонте, в краткосрочной перспективе?» Гонсало отвечает: «Это главным образом связано с тем, насколько больше и насколько лучше мы сражаемся. А восстание – это нокаутирующий удар, который мы должны подготовить, и мы серьёзно готовимся его нанести.»
Итак, мы видим из этих слов, что «сендеристы» считают возможным вызвать своими действиями непосредственную революционную ситуацию, то есть лишить правительство способности править и породить всеобщую активизацию большинства народа. При чтении этих слов невольно возникает некоторый скептицизм в отношении такого чрезмерного оптимизма. Очень хочется, чтобы он был не просто заявлен, а подкреплён серьёзным глубоким анализом. К сожалению, этого нет.
И тогда спрашивающий переводит разговор на тему о поддержке военного движения народом: «Ваши оппоненты говорят, что вы изолированы от масс. Что Вы можете сказать об этом?» «Спросите у оппонентов, - отвечает Гонсало, - чем они могут объяснить существование движения уже восемь лет, если оно не имеет поддержки масс?»
Ответ немного не по сути вопроса. Речь в вопросе идёт о степени широты такой поддержки. Безусловно, военное движение не может существовать абсолютно без всякой поддержки, но в том-то и вопрос: насколько всё же она широка, так как именно от этого зависит успешность дальнейшего развития вплоть до действительной непосредственной революционной ситуации.
Когда разговор переходит на степень связи партизанской армии с народом, с разными классами народа, Гонсало говорит следующее: «Мы развиваем силу только в сельской местности. В городах она развернётся на заключительном этапе революции… Крестьянство является главным участником в партизанской армии. Участвуют и рабочие, хотя процент рабочих в настоящее время недостаточен… Большинство наших членов – крестьяне, подавляющее большинство. И ограничение, которое у нас есть, это недостаточное количество рабочих. Это серьёзное ограничение, но мы прилагаем и будем прилагать больше усилий для его исправления. Мы должны всё больше и больше завоёвывать рабочий класс, пока он и народ не признают наше лидерство. Мы полностью понимаем, что потребуется время и опыт, учитывая, насколько обмануты массы. Мы не думаем, что пролетариат и народ в одночасье признают нас своим авангардом и единственным центром.»
Как видим, он всё же признаёт, что очень значительной поддержки и понимания в широкой части народа пока нет, что за это предстоит ещё долго бороться. Говоря же о факте большего участия крестьянства, он здесь ничего не говорит о том, что (как следует из других документов о «сендеристах») и поддержка крестьянства была лишь частичной, - колеблющихся, и тем более не понимающих и не принимающих по своем менталитету маоизм, было немало, благодаря чему властям даже удавалось организовывать из части крестьян анти-«сендеристские» отряды.
Тем не менее Гонсало уверенно заявляет: «Именно эта война, по нашему мнению, позволит нам захватить общенациональную власть в не столь отдаленном будущем».
Однако армия и полиция оказались значительно сильнее. Арестованный в 1992 году и приговорённый к пожизненному заключению, Гонсало (Гусман) умер в 2021 году после 29 лет тюрьмы.
Ни в коем случае не умаляя революционный героизм этого человека, всё же, по-моему, надо признать и преувеличенность его оптимизма в отношении возможности вызвать непосредственную революционную ситуацию в Перу путём партизанской войны.
После разгрома основных очагов партизанства формально организация «Sendero luminoso» не прекратила свою деятельность, но она сейчас уже несравнима с деятельностью 80-х годов. Отдельные, очень слабые акции отдельных, часто разрозненных активистов и малых группок – вот сегодняшний день этой организации. Нарастить хоть в какой-то мере былой масштаб в условиях стабилизировавшегося перуанского общества пока не получается.
* * *
История «сендеристов» приведена здесь не для осуждения их самоотверженной борьбы. Издевательски-высокомерное очернение их со стороны действительно оппортунистического лагеря должно вызывать у нас возмущение. Положение перуанских народных низов того времени и весь узел болезненных проблем не мог не порождать у части общества героического порыва. Попытка вооружённой борьбы в этих условиях, очевидно, была неизбежной, тем более – подпитываемая положительным примером Кубы, Никарагуа, Сальвадора. История «сендеристов» приведена здесь лишь как урок, как пример обязательной необходимости соединять практический героизм с правильным теоретическим анализом.
Быть авангардом большинства народа может лишь та политическая сила, которая является авангардом реально идущего в этом обществе объективного процесса. В противном случае одного самоотверженного героизма и красивых лозунгов будет очень недостаточно для успеха.
(mvm88mvm@mail.ru)