Детей в нашей семье было четверо, все красавцы, в меру послушные и в меру хулиганистые. Меня как самого маленького и наглого отправили в Вологду к бабушке на перевоспитание.
Пока дедушка работал с утра до ночи, он у нас трудяга, фронтовик, мы с моей бабушкой Асей вели домашнее хозяйство. Бабушка у меня была очень строгая, по крайней мере, она так думала. Страшно не любила, когда меня лупцевали соседские мальчишки, если мне доставалось она говорила:"Эх ты, тюря". И вот однажды произошел конфликт с моим самым главным обидчиком, статус кво был установлен в мою пользу. Мама мальчика пришла на меня жаловаться, бабушка кивала молча головой будто бы извинялась, однако после ухода соседки сказала: "Правильно, за себя надо уметь постоять".
В мои обязанности входили покупка хлеба и молока.
Проживали мы на Советском проспекте.
В то время широкий Советский проспект как часть московского тракта состоял из двухэтажных деревянных домов дореволюционной постройки, принадлежащих бывшему местному купечеству. Дорога начиналась от Вологодского Кремля (того самого с которого упал кирпич, чуть не убивший Ивана четвертого,если бы не этот злополучный случай, быть бы столице в Вологде), от знаменитой Золотухи, шла параллельно главной водной артерии города реке Вологда, через гостиницу Якорь,домик Петра Великого на высоком берегу реки.
Булочная располагалась на нашей улице, напротив кружевной фабрики и представляла собой одиноко стоящее одноэтажное каменное здание.
В магазине вкусно пахло пирогами. Мне очень нравились булочки в форме птичек с глазами из ягод изюма, говорили, что они похожи на жаворонков, правда жаворонков я никогда не видел, поэтому до сих пор не знаю какие они. После выбора самых вкусных "жаворонков, я просил продать мне хлеб с прожаренными, но не сгоревшими бочками. Знакомая тетя-продавец улыбаясь упаковывала покупку в вощеную бумагу и я с чувством выполненного долга, положив свертки в "авоську", шел домой.
Отправляя меня за молоком, бабушка вручала мне бидончик со словами «смотри не разлей». Деньги под расчет зажаты в кулаке,
Купив молоко я шел мимо кружевной фабрики, где на валиках были приколоты кружева, стучали коклюшки и работницы пели негромкие песни. Однажды я засмотрелся на работу одной из тетенек, случайно зацепился ногой за асфальт. Бидончик упал и молоко разлилось. У меня началась истерика: «Что же мы теперь будем есть». Но дома меня бабушка просто успокоила.
В свободное от обязанностей время я с дворовыми друзьями собирал все что можно сдать старьевщику за небольшие деньги: бутылки, тряпки,бумагу, всевозможные металлы. За собранное богатство мы получали небольшие деньги, которых хватало на мороженое в вафельном стаканчике, а иногда еще и на стакан газировки из устройства с двумя колбами: одна с вишневым сиропом, другая с малиновым.
В нашей квартире было две комнаты, круглый стол, шкаф, на стене висел большой портрет Сталина во френче. Были уже шестидесятые годы, а бабушка все сдувала пыль с портрета Вождя. На другой стене висели часы с маятником, по этим часам бабушка Ася учила меня определять время."Когда широкая стрелка находится на большой цифре, а худая - на цифре 12, который час?"
Окна нашего дома выходили в маленький парк. Вечерами в парке часто собирались тройки любителей зеленой конференции, иногда они стучали в окно с просьбой дать стаканчик, за это в конце мероприятия бутылка стоимостью 18 копеек передавалась бабушке в качестве оплаты за сервис.Деньги не малые.
Парк был старый, летом с утра я оббегал его, собирая с нежные беленькие шампиньоны с розовенькими перепоночками, которые были такие сильные, что ломали асфальт толщиной в несколько сантиметров.
Дедушка как профессиональный охотник ставил силки для ничего неподозревающих голубей.
Наш дом назывался Дом артистов. В основном здесь проживали пожилые одинокие, как мне тогда казалось, странные люди, работавшие в местном драматическом театре.
Помню соседку тетю Шуру, у которой была красивая поджарая на высоких лапах непоседливая собака - русский спаниель, Барсинька. Когда хозяйка выпускала ее во двор, казалось, что их несколько и каждая чем-то занята: кто бегает кругами, кто что-то обнюхивает, кто-то из кучи мусора или снега достает какую-нибудь какашку.
Обязательно ловила птичку или крыску и душила ее ради спортивного интереса, после чего теряла к ней интерес.
Дедушка иногда брал эту собаку на открытие охоты, она доставала из воды уток, иногда ей приходилось нырять под воду, при этом она не закрывала глаза, уши и нос. Как ей это удавалось?
Когда собаки не было, дедушка сам плавал за утками.
Однажды я спросил у тети Шуры: «Почему вы называете меня Борис, а собаку Барсинька». Не помню что, она мне ответила. Но на следующий день, в тот день как на Первое мая люди ходили с флагами и кричали : «Гагарин, Гагарин…», тетя Шура в качестве примирения принесла легкую сладкую сахарную вату, больше у меня к ней вопросов не было.
Вечерами тетя Шура зазывала собаку: «Барсинька, Барсинька…», пока любви-обильный Барсинька не прибегал домой, она так и стояла на крылечке дома.
Рядом с нашим домом была больница Водников. На ступеньках больницы сидел, молчал и курил Паша, он все время о чем-то думал или у него что-то было с головой,но я тогда был плохим аналитиком.
Когда тетя Шура звала собаку, Паша вторил ей как эхо в горах.
Через много лет, после армии я приехал к бабушке с дедушкой, тетя Шура давно умерла, Барсиньку задавила машина. Каково же было мое удивление, когда вечером я услышал : «Барсинька, Барсинька …». Как будто голос из детства.
Паша еще жив.