В это хмурое утро в сыром лесу не было никого, кто мог бы заметить, как один лист кружа в своем падении замедляется, и в полуметре от земли зависает.
Тропа усыпана листьями. По тропе медленно, словно в задумчивости, идет тянутая фигура в брезентовой штормовке со станковым ермаком за спиной. Кто в этих диких местах мог узнать в этой фигуре, знаменитого, когда-то академика Зелёного - звезду академических раутов, любимца утонченных симпозиумов и милых салонных физинь.
После статьи “Гипотетические признаки жизни на планете Венера” в журнале “Успехи физических наук” - том 189 за номером 4 - карьера академика Зелёного пресеклась.
Научный мир отвернулся. Все что у него осталось - это одиночные походы в горы, вдоль Большого Зеленчука, да редкие теперь беседы со старым другом, известным востоковедом и писателем фантастических рассказов.
Зелёный поставил предельную академическую ставку и проиграл. Жизнь на Венере, очень смешно - спасибо хоть не на Марсе. Ставь на красное!
Ради шутки его сослали на большой азимутальный телескоп, что в Зеленчукской - всюду эта цветовая юмореска в стиле опухловатого академика Сомова, который долго ждал своего часа и месть его была прекрасна. Впрочем, на телескопе он познакомился с “специалисткой по азимутам” и их платоническая пока дружба, надеждой согревала еще молодое сердце академика.
Сегодня маршрут обычный: вдоль реки и в горы, но уже к полудню Зелёный что-то стал, и вроде как необоснованно тревожиться. Причина тревоги была непонятна и от этого становилось еще тревожней. Зелёный уже давно шел медленным, почти индейским шагом. Индейским - если бы конечно не эти нелепные для такого дальнего похода рыболовные сапоги, но Зелёный твердо верил в саму идею сапогов, несмотря на то, что набивал себе ноги, как ни мотай он архаичные портянки.
“Чёрт, как такое вообще возможно?” - эту фразу Зелёный произнес вслух. Звук собственного голоса, если не испугал, то во всяком случае обнажил уже давно проснувшийся страх. Шум реки в одно мгновенье стал холодным, чужим, враждебным, беспощадным.
Лесной дух, был неподвижен, и тяжел мокрой листвяной нотой, а вот река, внизу и что важно слева, как заведенная водяная машина несла вперед. Неподвижность и неистовство, всегда так гармонично сплетались и радовали в горных путешествиях, но сейчас скорей готовили какую-то страшную ловушку. Всплески реки дыбились, гипнотически путали мысль, становились речью, текли неостановимыми акустическими ручьями. Стало довольно скользко. Вжух! Скользнул на этих проклятых листьях. Встал, залез на тропу.
Без паники, без панки! Я точно не на Венере. Топология на Большом Зеленчуке предсказуема. Небо не может оказаться тверже почвы, иначе как работал бы радиотелескоп РАТАН-600. Капитан Зелёный, ведь так тебя зовет Алиса в этих рассказах, мысли логически! Я шел по лесу в сторону горной гряды, вода несла свои буруны и коряги мне навстречу, как так оказалось, что вода теперь несет вперед, к горам?
Реку я не переходил, не разворачивался, но и развернувшись, я бы получил реку справа.
Развернуться и домой, потом в гости к Ленке. Но куда собственно идти? И что самое интересное, как я поменял берега? Чушь, конечно. Иллюзии воды. Какой-то сверхтекучий водоворот может быть. Но какой же длины этот водоворот. Может я перешел подвесным мостом? Но тут нет моста. Сюда бы её, у нее в голове встроен компас или вообще гироскоп для межзвездной навигации. Она азимутный специалист. Специалист в во всем зелёном. Во всех смыслах хорошая Ленка. Река стекает с гор. Горы, гравитация, всё должно работать как часы. И работает! А что бы мы делали - дети кукурузы - если бы не было гравитации? Как бы мы…? Я помню теплый пирс, мы с сидим с Ле. Пирс - это недостроенный мост, я не против. Не всюду нужно проникать, не все нужно достраивать. Подвесной звездный пирс, я не против.
Ловить сома в июньских горных реках непросто. Вода в этот период находится на высоком уровне. Реки выносят огромное количество взвесей, много чего несут и выносят реки. Поди поймай сома.
Академик Зелёный, в зеленой брезентовой штормовке, неудобно лежал у реки. Река сняла один из его сапогов и забрала с собой. В его больших сжатых ладонях листья. Сотни спрессованных сильной рукой листьев. Большие зеленые глаза осмысленно, неподвижно, стеклами смотрели в черное освобожденное небо, полное больших кавказских звезд, про которые известно только то, что каждая из них вращается вокруг другой. Сломанная о раму походного рюкзака “Ермак” шея словно бы вытянулась и посинела, отчего лежащее тело обрело какой-то особо венерианский вид. Шум реки для всех уже был родным и близким. Река несла злополучный лист высоко в горы, только некому было наблюдать этот редкий чертовый феномен.
***
Как всегда плотно, желто и горячо в облаке этого пира!
Когда юные мобильные стеблоиды, по особому знаку, перестали записывать за Великим Четырехлистником, пир воодушевленно зашевелился, готовясь к традиционной второй части, когда гости могли расслабиться на горячих облачных камнях и больше не мудрствовать жидким зеленым туманом, Амисад Венеры побыстрее снял маску Бесцветного человека, в которой уже почти задыхался, и приготовил свой поэтрий для хорошей порции расплавленного пирита, которым так гордился венерианский симпосиум почем зря. И тут Великий Четырехлистник, впрочем как и всегда, нарушая обычай закрутил свою змейку вокруг руки и вознес поэтрий со словами:
Великий Четырехлистник: Я хочу расплавить пирит за Амисада Венеры, мудрейшего из амисад, благо теперь он выбрался из маски земного человека и мы, наконец, видим его красивый соглавый лик.
Амисад Венеры: Великий Четырехлистник, ты мне льстишь! Объясни досточтимым стеблоидам и мне, почему же ты, считаешь меня мудрейшим из амисад?
Великий Четырехлистник: Потому что ты единственный из амисад, кто сделал ничего не делая!
Амисад Венеры: Что за дело ты имеешь в виду, Великий?
Великий Четырехлистник: Пролететь миллионы километров, на другую планету чтобы отомстить за нашего доброго Толстяка, раздавленного варварскими зубчатками, прилетевшими с презренной Бесцветной планеты и при этом ничего не сделав, не увеличив зла, свершить миссию! Это истинный путь Венеры. Истинный путь единения блага и красоты.
Амисад Венеры: В таком случае, Великий Четырехлистник, я действительно мудр. И теперь, пребывая в такой мудрости я хочу спросить тебя, Великий Четырехлистник, справедливо ли, что и после таких возвышенных слов, мой поэтирий пуст и пирочерпий не спешит угодить ничего несодеявшему?
Великий Четырехлистник: В свою очередь я спрошу тебя, дорогой Амисад, какого цвета по твоему справедливость?
Амисад Венеры: Справедливость, Великий Четырехлистник, красного цвета, чтобы воздавать каждому человеку, то, что ему причитается. Зелёный человек был в шаге от разоблачения великих облачных семейств Венеры, да простят мне этот венерианский жанр, в секунде от раскрытия наших добрых цветущих камней колонизаторам с зубчатками, но в итоге он получил то, что ему причитается - перелом змейки и пусть мы потратили теракубоиды ценнейшего пирита!
Великий Четырехлистник: Не могу с тобой согласиться, Амисад Венеры. Справедливость - имеет квалиа зеленого цвета - цвета мести, мыслимое, чтобы отомстить за нашего доброго Толстяка, раздавленного..
Юные стеблоиды (хором): Зубчаткой! Зубчаткой!
Великий Четырехлистник: Зубчаткой! Да, это цвет такой справедливым, которая зовет ничего не делать чтобы покарать того, кто тебе ничего не должен.
Амисад Венеры: Ох, не зря Великий Четырехлистник называет тебя скользским листом! Но я вижу, что диалексемами ты просто тянул время и вот пирочерпий наполнил и мой поэтрий, который я с радостью плавлю в ответ твоим мудрым речам, наш великий Великий Четырехлистник! Мудрейший из четырех!
Пьем сомчака Амисада, вскипятившего мозг владыке Зубчаток! Пьём Четырехлистника, тянущего воды рек и скользящего над Бесцветной землей!
Над Бесцветной! Над Бесцветной! Зашумел пир.