Глава тридцать первая. А если сват прав?

ЖИЗНЬ,КАК ДЕНЬ.
Книга первая.
Глава тридцать первая. А если сват прав?

 Василий Иванович Сизов привык рано вставать. Возможно это повелось у него от его фронтовой привычки или же осталось с давней крестьянской юности, когда приходилось не только ему учиться, но и помогать родителям в их нелёгких домашних трудах. Впрочем, над тем он никогда не задумывался, а просто вставал да шёл и делал, что ему было положено.
 В их семье из всех шестерых детей один лишь только он был мальчиком, отцу помощником, остальные же были девчонками. Но как же ему очень хотелось брата! Очень даже хотелось, но не довелось. Впрочем, над этим он тоже особенно-то не печалился, в доме всегда хватало забот и для девчонок.
 Но сейчас-то ему почему-то вдруг подумалось-вспомнилось далёкое его детство- юность, вспомнилась вся прежняя его жизнь?
 Осторожно поднявшись с постели, чтобы не разбудить жену, Василий Иванович отбросил все свои воспоминания-мысли вместе с остатками сна и пошёл как обычно заниматься своими делами. Так поступал он всегда в течении всей своей жизни.
 - Опять ты спать мне не даёшь, неугомонный!-сонным голосом проворчала Клавдия Максимовна, переворачиваясь на другой бок,- когда же ты... угомонишься?",- и тут же уснула.
 Василий Иванович промолчал. Он был человеком молчаливым, слов лишних не любил. "Пусть спит,- думалось ему,- у неё-то всегда так много всяких дел по дому...".   
 По характеру же Василий Иванович был человеком не столько добрым, сколько рациональным-прагматичным, умел ценить чужой труд и чужое время. Хотя жена его была вроде бы своя, привычная, но такие-то слова его немного обижали.
 Но он молчал. Дел у него было тоже всегда немало. Вот и сейчас-то предстояло ему пробежать ещё свои конспекты-записи предстоящих ему уроков, чтобы освежить свою память, подумать над тем, как лучше преподнести ребятам новый для них материал.
 Да так, чтобы был им он интересен, сразу же запомнился. Учителем он был отличным, настоящим и любящим своих учеников. И они в ответ тоже его любили.   
Василию Ивановичу шёл уже пятьдесят первый год, хотя выглядел он значительно моложе. Однако же это была его если не старость, но уже и не молодость.
 В тоже время,как бы и самый расцвет его творческих сил, мужской активности и энергии. И хорошо это он чувствовал.по себе. Ростом был он довольно высок, строен, худощав и жилист. На него и сейчас обращали внимание женщины. Такие люди как он бывают обычно очень физически сильными, крепкими и здоровьем. И он чувствовал в себе эту силу и мужскую крепость.
 Чтобы не разбудить окончательно жену Василий Иванович тихонечко вышел из залы, где спали они с женой на обычной раскладной диван-кровати, перешёл затем в небольшую и узковатую проходную комнату, служившей,порой и гостиной. Дом этот у них был не очень большим, однако же довольно крепким, сложенным из прочного вечного местного кирпича замечательного белого цвета, как и вся эта местная улица ведущая школе.
 Ему здесь всё нравился: и этот его маленький домик, само село с палисадниками подле них, всегда цветущими до поздней осени. Василию Ивановичу нравилось здесь жить, хотя он много где побывал за свою жизнь, да и места теперь в доме явно уже не хватало для всей его разросшейся семьи.
 Не зажигая света Василий Иванович глянул в небольшое окошко в этой проходной комнате, за стеклом которого только-только начал заниматься рассвет. Он любил этот тихий час наступающего утра. Затем он чуть-чуть пригнувшись приоткрыл форточку, из которой на него пахнуло утренней свежестью осени. Вдохнув её всей  грудью, а вместе с ней и запах влажной листвы ещё не опавших деревьев да благоухающих до первых морозов осенних цветов.
 И только тогда обрёл он окончательно свою обычную физическую форму, всегдашнюю свою бодрость, которая была ему сегодня очень даже нужна, просто  необходима. Ночью ему плохо спалось.
 Взбодрившись Василий Иванович прошёл  к рукомойнику, который находился на кухне, что была рядом с проходной комнатой. Кухня же эта была довольно просторной, уступающая лишь чуть-чуть залу. Однако же разделённая почти пополам большой русской печью. За печью была ещё одна комната, меньшей половины, где спала его тёща Матрёна Ивановна.
 Она была уже стара, постоянно мёрзла, потому-то и любила сильно тепло, спала на печи,а сейчас-то вот в начале сентября уже и ходила в овчинной безрукавке. Из её комнаты Василию Ивановичу послышалось мерное похрапывание. Ему тоже не хотелось будить старую женщину, так что и здесь старался он быть предельно осторожным.
 Умываясь Василий Иванович ощутил под рукой едва заметную жёсткость небольшой щетины и решил побриться. Был он рус волосом, потому и щетина не особенно-то выделялась на его лице. Но он любил всегда быть чисто выбритым. Когда же взглянув в небольшое зеркальце, висевшее над рукомойником, он увидел отросшую щетину, то сомнений никаких не осталось.
 Однако же сейчас Василий Иванович несколько дольше задержал свой взгляд на своём отражении: на него из зеркальца смотрело не старое ещё, но довольно утомлённое и озабоченное лицо типичного сельского интеллигента. Каких обычно показывают в кино. И это ему не очень нравилось. Но сегодня он остался доволен собой - вовсе он не играл роль интеллигента, а был именно самим собой.
 Лицо было его слегка удлинённым, европейского типа с тонкими и правильными чертами, прямым носом и острым взглядом серых, почти стального цвета, глаз.Именно этот взгляд да ещё тонкие его губы с правильно очерченным ртом и придавали его лицу некоторую суровость и мужественность.
 Голову же Василия Ивановича венчали тщательно расчёсанные на косой пробор волосы. Однако же, начавшие кое-где уже и серебриться, они были не очень длинны, прямы, ещё довольно густыми, с лёгкой волной.
 Можно было бы назвать Василия Ивановича и красивым человеком, если бы он чаще улыбался. Вот и сейчас он так строго смотрел на себя в зеркало, словно выступал на педсовете. Именно вот этакое выражение его лица и говорило о суровом его характере, что и настораживало людей.
 Василий Иванович побрился старой своей опасной бритвой, затем почистил зубы, умылся и было уже совсем готов к работе. Но что-то ему мешало. Но он не знал что?! Такое редко с ним бывало. Он опять посмотрелся в зеркальце - лицо его имело всё то же выражение строгости.
 Повесив махровое полотенце на крючочек, что был рядом с рукомойником, Василий Иванович вернулся назад в проходную комнату, где он и собрался заниматься. Привык он к ней и она ему нравилась, здесь по утрам он никому не мешал. В  импровизированной этой комнатке-гостиной стоял лишь один узкий и длинный стол. Правда, довольно вместительный за которым в праздничные дни хватало места не только всей его семье, но и нежданным гостям этого дома.
 Однако же бывали здесь гости не часто. Да и вся их семья тоже не всегда здесь вместе собиралась. Василий Иванович аккуратно включил небольшую настольную лампу в виде мухомора, вынул из выдвижного ящика стола свою толстую общую тетрадь синего цвета и ещё несколько небольших тоненьких книжечек, и было уже собрался что-то писать, как тут призадумался. К нему невольно лезли в голову всякие ненужные сейчас мысли.
 А ему же нужно было сосредоточиться?! За окном становилось всё светлее и светлее. Наступало утро И нужно было поторопиться. Увидев это Василий Иванович,собрав всю свою волю и отбросив прочь все свои лишние мысли, принялся за работу.
 Вот так и начался для него ещё один его учебный год. Сколько же их минуло в его жизни? Много, очень даже много! Сейчас-то Василий Иванович и призадумался было над тем, а раньше-то такие мысли ему даже и в голову не приходили: работа и только работа!
 "Старею,что ли?",- усмехнулся он вдруг сам себе и продолжил писать. Но эта мысль никак его не оставляла. Педагогика стала для него настоящим призванием, история же - любимейшей наукой, которой он увлёкся ещё в школьные годы. Жил он с тех пор всегда больше прошлым, чем настоящим.
 Хотя и сегодняшняя жизнь его не менее занимала, всегда он активно участвовал в общественной жизни села, избирался членом райкома, председателем районного Совета ветеранов войны и труда, став же коммунистом ещё в 1945 году, он ныне занимался военно-патриотическим воспитанием молодёжи, поисковой работой, сотрудничал с местной газетой, создал районный музей, а краеведение для него переросло теперь из увлечения в почти что и профессию.
 Это занимало у него много времени, что и не нравилось Клавдии Максимовне. Она опасалась за его здоровье.
Включённый свет, шорохи тетради да шелест страниц вновь пробудили Клавдию Максимовну. Недовольным сонным голосом она строго ему произнесла:
 - Имей же уважение, дорогой, к спящему человеку! Хоть шторки-то получше сдвинь...".    
 Дверей внутри дома не было. Они заняли бы много места. Василий Иванович беззвучно встал, молча выполнил просьбу жены. Давно он привык уже к такому её обращению. Однако же он не любил пререкаться, уступал ей всегда и во всём, выполняя без лишних разговоров все её просьбы-поручения.
 Никогда он ей не перечил, считая это слишком глупым и ненужной, никогда ничего ей не докажешь, что это только лишняя потерей времени. Проще будет если всё выполнить, исполнить без нервов и стрессов с пользой для дела. Ведь это самое важное для него.
 Ежели же что-то касалось важного и принципиального, нужного для него и необходимого, то тут-то он становился просто железным. Особенно если это затрагивало его работу,его дело,которому он отдал всю свою жизнь,всего того,что касалось педагогики и воспитания, истории и исторической правды, то здесь он шёл до конца.
 Да и сегодня тоже если дело касалось правды и справедливости, он становился стальным и непробиваемым, как танк. Здесь-то никто не мог противостоять ему, он умел добиваться своей цели. Потому-то некоторые считали его сухарём, занудой, не желая с ним связываться сторонясь его.
 Тридцать лет как уже живут они вместе с Клавдией Максимовной. Давно попривыкли друг к другу и уже на многие "мелочи" в их семейной жизни они даже и не обращают внимания. Василий Иванович в этой их совместной жизни обычно молчал, она же могла разразиться сильным криком, настоящей бурей, вспылить и долго не успокоиться.
 Характер-то у неё был не мёд да и у него тоже не сахар.Но он всегда уступал. Теперь-то они друг без друга просто не могли жить. Были они как бы единым целым и если даже был,кто-то из них не был прав, то они всё равно стояли бы друг за друга стеной. Это знали все и никто с ними не желал связываться.
 Трёх детей нажили они за эти годы. И все они - девчонки! А он-то как мечтал о сыне?! Как мечтал! Не было у него никогда братьев, так пусть бы был хоть один сын! Но не получилось. Жаль! Была потом у него надежда на внука, когда Людмила вышла замуж, а тут-то опять получилась у них внучка! Просто какое-то тут фатальное невезение, хотя внучка Света просто красавица, любимая его внучка.
 И все говорят, что он любит её просто до ненормальности. Сумасшедшей любовью. Наверное, так и должно быть?
 "Но,ничего,- успокаивал себя Василий Иванович,- Света же это просто чудо, прелесть да и красавица какая". Будут тебе ещё и внуки! Девчонки же это тоже неплохо. Всегда они при матери, хлопот с ними намного меньше, особенно в подростковом возрасте. Сыновей-то не успеешь и вырастить, как тут же их на службу призовут. А после службы их невесты сразу же из дома уводят.
 А дочка-то это не невестка, в старости-то не оставит. Хотя что о старости-то ещё думать, коль она и далеко, к тому же ещё не известно: что с ними, с кем и как, что будет? Даже уже и сегодня! Так лучше об этом вообще не задумываться, а просто надо жить!
 Разве кто-то знает свою судьбу? Никто! И он тоже не знал свою. Кто знал, что он Василий Иванович будет всю свою жизнь жить в этом селе, что он здесь женится на Клавдии Васильевне? Сама судьба их соединила-определила быть вместе навсегда. И это он твёрдо теперь знает, хотя не верит ни в какую теперь судьбу.
 Будучи в армейском своём отпуске и находясь в своей родной деревеньке Сосновка он встретил здесь неожиданно красивую молодую девушку Клаву. Да так в неё влюбился, что и решил немедля жениться. А вернувшись в свою часть на Сахалине, то узнал, что скоро станет он уже отцом. Это-то всё и решило-ускорило его демобилизацию и возвращение к гражданской жизни, по которой он успел не только соскучиться,но и совершенно её позабыть.
 Вот такая случилась у него судьба. Так вот она и случилось-приключилось у него, что и службу-то он свою ещё не успел окончить, как влюбился-женился на Клавдии, поселившись в доме её матери - Матрёны Ивановны. Да и возвращаться-то со службы ему было некуда.
 Будучи ещё в Сосновке, он узнал, что дома-то его родного по сути теперь и нет:отец его погиб ещё на фронте в сорок третьем, сёстры повыходили все замуж, а мама живёт теперь у одной из его сестёр. Так пришлось ему тогда прибиваться к... иным берегам.
 Так это ведь от века ведётся! Так было и так будет.. Но не теперь, не как в добрые старые времена, когда приводили в дом сыновья невесток, сейчас-то всё ведь наоборот. По другому. Меняются времена, меняются и обычаи. Теперь-то Матрёна Ивановна живёт вместе с ими, как когда-то он жил у неё.
 Вот таким образом, лишь только в 1950 году, он окончательно и бесповоротно завершает свою службу и возвращается на свою родину в деревеньку Сосновку, но начинает работать уже не в ней, а в Медунской средней школе.
 Там предложили ему место учителя истории. В этом же году он оканчивает свой исторический факультет в Орловском педагогическом институте, где он учился заочно служа в армии. В том же году у них с Клавдией рождается старшая дочь Лариса. Незабываемым был для него этот год, наполненный важными событиями, меняющими его судьбу.
 К гражданской жизни тогда Василий Иванович был совсем не привычен, хотя война лет как пять уже окончилась. Можно даже и так сказать, что вся жизнь его до этого года прошла вся в армейских сапогах и в солдатской шинели.
 Да, нелёгкая жизнь выпала на долю Василия Ивановича, не лёгкая. Но он ею вполне доволен, потому что добился всего, чего хотел. Есть у него любимое дело, есть семья и уважение окружающих его людей. А вот счастлив ли он на самом деле? Вот этого-то он, конечно, не знал. Человеку-то ведь для полного счастья всегда чего-нибудь не хватает? Но в целом судьбой он доволен.
 Родился он в большой многодетной семье в самые тяжелейшие для страны времена, когда шёл уже шёл пятый год после гражданской войны. А жизнь-то в ней всё не налаживалась.
 Василий был шестым, младшим ребёнком в семье. Вокруг лютовали  разруха, голод, бандитизм. По всей территорий бывшей Российской империи бродили недобитые белогвардейские банды, вокруг заговоры, вредители, саботажники, а там начался НЭП.
 Заводы стояли, поля зарастали травой. В двадцать четвёртом году, за год до его рождения умер Ленин. Тяжелые времена переживала тогда не только семья Сизовых, но и вся страна. Да и последующие годы тоже были для страны не легче.
 Прошло семь лет и Василий пошёл в школу. Он оказался способным учеником. Всё схватывал он быстро и на лету, легко с увлечением учился. Учителя им были довольны. Но больше были довольны его родители.
 После окончания школы-семилетки Василий, за полтора года до начала войны, поступает учиться в школу крестьянской молодёжи, где учиться ему тоже нравилось. Но тут-то война и порушила все его планы-мечты.
 Уже осенью сорок первого года он вместе с ребятами из школы крестьянской молодёжи строит оборонительные сооружения, роет противотанковые рвы, а это ведь совсем не детская работа. Но они-то, дети войны, не ныли, не скулили, а старались не уступать в работе взрослым.
 Нехватка же грамотных кадров вынуждала соответствующие службы привлекать молодых грамотных ребят к работам требующим знаний, определённого уровня образования. Комсомол направляет Василия работать инспектором районного отдела социального обеспечения, с чем он успешно справляется.
 Война же все шла и шла, становясь она всё ожесточённее, напряжённее. Сводки с фронтов шли тревожные. Отец где-то их воевал. На войну он был призван с первых её дней. Вся семья за него переживала. Вести от него приходили слишком редко и скупо.
 В июле же сорокового второго года подошёл призывной возраст и у самого Василия. Его мобилизуют в армию. Направляется его вначале в полковую школу одного из запасных стрелковых полков. А затем, после завершения в ней обучения, его направляют уже в артиллерийское училище.
 Таким вот образом он и становится артиллеристом. Война же всё продолжалась и продолжалась. Шёл сорок третий год. Именно в этом году в их дом и пришла похоронка о гибели их отца. Василий подаёт тут же рапорт о досрочном направлении себя в действующую армию. В этом ему отказывают. Только лишь с третьего раза рапорт был удовлетворён. К сорок четвёртому году дивизия, к которой он был приписан, наконец-то была сформирована и отправлена на фронт.
 Враг был ещё силён, хотя военная инициатива перешла уже полностью к Красной Армии. Наши войска уже выходили к довоенным границам. Василий вначале участвует в боях на Ленинградском фронте, затем на первом и втором Прибалтийских фронтах, а после разгрома самой Германии он уже участвует в разгроме японской Квантунской армии в Маньчжурии.      
 После её разгрома он ещё пять лет служит на Сахалине. Продолжает он здесь своё дальнейшее образование, что приветствовалось армейским начальством. Василий Иванович поступает и оканчивает на Сахалине педагогическое училище. Это стало его первым шагом в педагогику, которая уже только потом стала его призванием, делом всей его жизни.
 После окончания училища Василий поступает учиться заочно в Орловский педагогический институт на исторический факультет. История становится с тех пор его вторым призванием. После, конечно, педагогики. Он любит общаться с детьми, они привлекают его тем, что были всегда чисты и открыты.
 Но и на этом он уже никак не может останавливается, стремится и дальше учиться. Спустя несколько лет Василий подает документы и сдаёт экзамены, поступает учиться в Московский пединститут на факультет русского языка и литературы.
 После его окончания он тут же сдаёт экзамены в аспирантуру. Поступает, но... учится-то не стал. Показалось ему тогда, что хватит учиться, пора и знания свои передавать детям. На селе он может принести большую пользу родному краю. К тому же у него была уже своя семья - трое детей. И это требовало тоже немалых забот и внимания.
 Василий Иванович вздохнул, закончив свои записи, окунулся на некоторое время в  конспекты. Быстро пробежал их глазами, восстанавливая всё в свей памяти. А память у него была крепкая, всё в ней вмещалось, в том числе и вся его жизнь.  Много было в ней всякого-разного, радостного и не очень. Помнил он всегда с радостью рождение своих дочерей, и то как они росли-учились в школе, в институтах-университетах.
 Хорошо они учились ,доволен он им был всегда и даже гордиться. И было чем ему гордиться: все они школу окончили с золотыми медалями, в институтах-университетах тоже учились хорошо. Старшая дочь стала врачом, как и мама, средняя стала экономистом, младшая - инженером. Но вот только одно было плохо: внука он себе так и не дождался.
 Старшая и младшая дочери пока что и не замужем. Хотя и пора бы. Он за это тоже переживал. Нет теперь видно надежды и на среднюю дочь Людмилу, да и на Сергея, пока что единственного его зятя.
 Конечно же хорошо что есть у него внучка Света, а вот внука-то уже, наверное, от них не будет. Нехорошо у них там как-то всё получилось. В семейной жизни. Очень даже нехорошо! Нашла у них там, видно, коса на камень.
 Что там у них случилось-произошло? Дочка-то постоянно жалуется на него маме, а это совсем уже плохо. Они же должны сами решать свои вопросы, не маленькие дети. Но видно не получается. Так это же совсем плохо! Вот потому-то ему и не спится, тревожно на сердце.
 Василию Ивановичу довелось тоже испытать точно такую ситуацию в молодости. Вот и вспомнилось. Всё было в их семейной жизни с Клавдией, но обошлось. Так он рад этому.
 Обойдётся и у них. Однако он в этом почему-то сильно сомневается. Как они справятся там со своею бедой? Для него это большой вопрос. Но его решать только им двоим, вряд ли им здесь может кто-то помочь. В благоприятном исходе ихнего разлада он очень сильно сомневался. А почему? 
 Василий Иванович очень хорошо знал свою дочь, ну копия своей мамы! Хотя внешне-то похожа вся на него. Клавдия Васильевна ни в чём никогда никому не уступала. И это он прекрасно знал. Людмила тоже вряд ли уступит Сергею. Вот это-то и плохо.
 А ведь каким,вначале-то Сергей тихоней был. Тише воды, ниже травы. Уважительный такой, культурный да внимательный, моя-то Клавдия Васильевна даже говаривала:
 - Забитый он какой-то? Очень странный! Вежливый больно да слишком культурный.
Перед нами, как маленький ребёнок робеет? Просто не от мира сего! 
 И правда: блаженный какой-то, краской заливается аж до самой шеи, чуть-ли ни заикается, когда к нам обращается. "Стеснительный что ли очень?-размышлял и Василий Иванович,- хотя лет-то ему от роду уже немало".
 - Не ребёнок,чай?- продолжала Клавдия Васильевна,- а он всё:"Вы да "Вы",-и она сплюнула,- неужели же ему трудно нас по имени-отчеству назвать? Без спроса он, даже во двор не выйдет!. Скромен он до невозможности, как она жить с ним будет? Не знаю...!


Василий Иванович тогда промолчал. А тут сейчас неожиданно подумал: "Может это и хорошо?!". Он сам никогда не возражал своей жене, особенно в бытовых семейных вопросах, тем более сейчас,когда она так сильно раздражена. Это он ощущал всем своим телом.
 По-правде сказать, он и сам не знал: хорошо это или плохо?! Видел же он, как Людмила вертит Сергеем как хочет,а он это позволяет. Видно любит он её очень. Это хорошо, но и плохо! Однако жизнь покажет. Разберутся они сами, если судьба, а если нет, то что делать. Вот этого он не знал.
 Как-то Клава сказала:
 - Из него можно верёвки вить!
 Но зачем? Какие "верёвки" могут быть в семейной жизни! Он этого не понимал. Должно ведь быть всё обоюдно в семье, да в согласии... Но вот у них-то не получилось! Что же там у них всё-таки произошло? Руку на неё поднял?! Вот этого-то прощать никак нельзя. Нельзя!
 Василий Иванович, как лишь только услышал плач дочери по телефону, так сел и тут же в сердцах написал письмо-жалобу директору Крутояровского металлургического комбината Литвинову, он был с ним хорошо знаком, в очень близких отношениях, надеясь на него просил разобраться с Сергеем и сохранить их с Людмилой семью.
 Конечно, если это возможно. А то и наказать его по некуда, как сотрудника заводской газеты, всыпать по первое число. Василий Иванович никогда не прощал никаких обид и неуважения в свой адрес,не терпел никакой несправедливости в отношении своей семьи.
 Но в данном случае он не знал что ему делать: кто из них там прав,а кто и виноват?..Но дочь-то ближе и он ей верил безоговорочно.
 Василий Иванович закончил писать-просматривать свои тетради-конспекты. Это заняло у него совсем немного времени. Предмет свой он знал отлично, всё в памяти его было живо: времена, события, даты. Конспект же теперь ему был совсем ненужен.
 Он аккуратно всё опять сложил в стол, оставив общую тетрадь на всякий случай. И тут только почувствовал из приоткрытой форточки лёгкий сквознячок. Он был ему приятен, но вот простудиться-то ему никак не хотелось. Он поднялся, но не стал здесь закрывать форточку, а повернувшись назад вошёл,в находящуюся у него за спиной крохотную комнатку, расположенную как раз между кухней и залом. И форточка там в окошке тоже была несколько приоткрыта. Василий Иванович подошёл к окошку и прикрыл эту форточку. Стало тише.
За окном было ещё темно,окошко выходило в сад-огород. Да это была та самая комнатка в их доме, где выросли все его дочери. А вот теперь-то она пустовала, все его дочери разъехались по разным городам, да весям. Вначале уезжали учиться,а затем, - жить и работать.
 Василий Иванович не стал зажигать здесь верхнего света, как и настольную лампу. В комнатке было светло и уютно от от настольной лампы, что была зажжена в проходной комнате. Двери тоже здесь, как и во всём доме, не было. Вместо неё -  занавес-штора.
Оглядев всю комнату Василий Иванович как бы и ощутил исходящее от её стен тепло, получил неожиданную радость. Он любил своих дочерей, заботился о них, растил и воспитывал.
 Но его только одно не радовало, что они не всегда понимали друг друга, часто ссорились. Даже ему иногда казалось, что у них была какая-то странная ревность по отношению к нему, хотя всех он их любил одинаково сильно.
 Комнатка же эта была совсем крошечной. Он сейчас удивлялся, как они все в ней помещались. Но он забыл, что тогда они были совсем маленькими. В комнатке стояла небольшая,неширокая кровать с ковриком на стене, что с оленями. Но кровать пышная с пуховой периной, такие же были подушки горкой, разного калибра, той же пышности.
 Под окном же притулился совсем крошечный столик-тумбочка, в углу же маленькая и очень низкая самодельная этажерка, что со школьными учебниками. Вдоль же противоположной от кровати стены опять же небольшой деревянный деревенский сундук, прикрытый ярким лоскутным самодельным ковриком. Сундук служил здесь и сиденьем, что-то вроде диванчика. Вот и всё. Оставалось совсем немного свободного места для находящегося здесь человека. Теперь эта комнатка будет Светы.
 Взгляд Василия Ивановича упал на фотографии, что висели в рамочках над этим сундуком. Упал он конечно не совсем случайно, так как подсознательно Василий Иванович искал эту фотографию, где и были сняты все вместе три его дочери. Взгляд всегда её искал, когда он входил в эту комнату. Сёстры стояли рядом и весело улыбаясь ему со стены.
"Да, быстро пролетело детское их время,- подумалось Василию Ивановичу,- теперь-то у них совсем уже другие заботы!". И он вздохнул, теперь в этой комнате редко кто ночевал. Дочки стали всё реже приезжать. Ночевал здесь Сергей, когда они с Людмилой сюда приезжали.
 Однажды ночевал здесь и директор Крутояровского комбината Литвинов. По приглашению, конечно же, самого Василия Ивановича. Свела их вместе поисковая краеведческая работ хозяина этого дома. Вместе со своими учениками-следопытами его школы ему удалось установить, что отец Михаила Ильича погиб в этих местах и захоронен в братской могиле в Медунах. А сын павшего защитника села директор крупного металлургического комбината. Они и написали ему. Он приехал, посетил место захоронения отца, встретился с ребятами в школе и рассказал им о своём отце, о себе тоже.
 Именно сидя на этом сундучке и беседуя о жизни,он попросил директора завода, указывая на фото своих дочерей, принять Людмилу на работу экономистом после окончания Воронежского университета. На предприятии, как говорил сам  директор, неплохие зарплаты, включая премии.И он ему не отказал в просьбе. А сейчас-то Сизов думал: "Не зря ли?".
 Но,разве,можно предугадать свою судьбу? Значит,так и должен быть! Василий Иванович присел на сундучок, да и призадумался:"Правильно ли, что он написал письмо самом у директору комбината с жалобой на Сергея? Не лучше бы ему самому написать?"  Попытаться понять его аргументы. Вот этого-то он не знал. А что он мог написать Сергею? В таком состоянии он мог его только отругать. Это ещё более напрягло бы ситуацию между Сергеем и Людмилой. Или же: что он мог ему посоветовать?
 Здесь-то в своей семье не всегда и он мог порой разобраться:что к чему?! Как наладит мир и согласие. А может быть и они родители здесь тоже в чём-то виноваты? Не нашли возможно с молодыми общего языка, не почувствовали их родство и близость душ? И это ему, как педагогу, конечно, не простительно.
Он понимал это. Вспомнилось ему ещё и то, как сразу же после своей операции приехал к ним сюда Сергей с отцом своим Семёном Савельевичем. Как он унижено и просительно пытался ему с женой,Клавдией Максимовной доказать-объяснить: почему Сергей не мог к ним приехать, когда у них здесь в Медунах заболела его дочь, а их внучка Света?
 Но они не захотели его слушать. Всё это они уже слышали от Сергея. Особенно Клавдия Максимовна. Она постоянно перебивала его, переходя на крик, а сват все оправдывался и оправдывался, показывая им все свои камни, вырезанные у него из мочевого пузыря.
 Как бы подтверждая правдивость своих слов,если ему они не верят, доказывая, что действительно была эта операция, что он был на грани жизни и смерти. А Сергей-то с Аркадием ухаживали за ним в больнице. Даже рассказывал о том с каким трудом его выводили из наркоза, трепля по щекам и говоря:"Гончаров, почему ты свою машину не в тот ряд поставил?".
 И дружески-смущённо им улыбался. А они-то его просто не слушали и не слышали! У Клавдии Максимовны была уже наезженная дорога и она с неё сворачивать не собиралась. А он Василий Иванович ходил позади неё, за спинкой её стула, и негромко говорил:
- Ты не о том говоришь?
  Он ходил взад и вперёд по проходной этой комнатке-гостиной, хмурился, но не смел остановить свою жену, пока сват,Семён Савельевич не сказал ему:
 - Да,останови ты её, сват, бабу-то свою, давай с тобой без неё потолкуем!   
 Но именно эти-то слово про "бабу" и обидели самого Василия Ивановича. Ему было унизительно это слышать. Да и без Клавдии Васильевны ему, Василию Ивановичу, такие вопросы решать было несподручно. Такие вопросы были в её компетенции. И эти слова он просто пропустил мимо ушей.
 Так что тот разговор между ними так и не состоялся, а за столом в гостиной закончился скандально, в полном непонимании. После того неоконченного разговора Семён Сергеевич с Сергеем немного помолчав, вскоре с ними распрощались.
 Василий Иванович без жены один провожал их на вокзал к поезду. Попрощались сухо, не передав привет Тамаре Васильевне. Это был последний приезд Семёна Савельевича к ним в Медуны.
 С тех пор он его не видел. А вот сейчас-то сидя на жёстком этом сундучке в детской комнате Василий Иванович думал с тоской: "А может быть сват-то и был прав?!".
Но что он мог Василий Иванович тогда поделать? Что! Он же знал свою жену и не хотел скандала в своей собственной семье. Сват-то вот с Сергеем уехали, а ему-то здесь жить! К тому же, как всегда, ему катастрофически не хватало времени, чтобы тратить его на такие вот разборки да и нервы трепать. 
 Из залы ему послышались звуки пробуждающейся жены. Вот он видит привычную для него картину, как она встаёт-поднимается, на ощупь ищет ногами комнатные свои тапочки, подходит затем к трюмо и причёсывается. Потом мажет кремом лицо и шею, растирает руки и движется в проходную комнату. За окном ещё не очень светло.
 Взглянув в него, Василий Иванович быстро поднимается и опережая свою супругу выходит на кухню. Затем быстро через террасу он выходит во двор. Здесь было ему хорошо и просторно, вольно.Василию Ивановичу быть здесь нравилось поутру.
 Немного постояв в дверях, он сел на лавочку под кустом жасмина, что под самым окном гостиной. Вздохнул всей грудью. Затем положил одну ногу на другую и обхватив её руками чуть-чуть стал покачиваться. Это его успокаивало. Он любил свой этот сад, любил этот дом. Это было самим дорогим для него на свете.   
 Пусть этот его домик был небольшим, даже несколько тесноватым для его семьи, но по тем временам, когда они здесь с женой поселились он считался достаточно хорошим. И ему они тогда очень радовались. Правда, в нём совсем не было тогда ни водопровода, ни канализации, которой и сейчас-то нет, как и во всём в этом прекрасном селе.
 Но как обещают ныне местные власти, а им Василий Иванович,конечно, доверял, неудобства все эти будут в скором времени устранены.Но тогда в начале пятидесятых таких неудобств для бывшего фронтовика просто не существовало. А для его женщин всё это было, конечно, более значительнее и сложнее.
 Сам же дом этот он не строил. Приглянулся он ему ещё когда получил здесь в Медунах место учителя истории в средней школе. Да и цена-то его была для них тогда приемлемая.
 Василий Иванович встал, обошёл дом с левой стороны. С обратной же стороны дома был разбит большой старый сад. А за ним уже и огород, значительно больший, чем сам сад. Со стороны кухни и до самого соседского забора была отгорожена совсем небольшая территория, где и были расположены сарай, летний душ, баня да ещё и"скворечник", в который, как говорят, и царь ходил пешком. Баню-то он так с тех самых пор и не отремонтировал. Всё не было времени. А жаль. Очень жаль.
 Василий Иванович любил попарится. Собирались они это сделать с Сергеем да видно не судьба. Из живности-то у них здесь были: куры, гуси, утки. Они уже все проснулись и бродили в поисках корма в огороженном пространстве. Когда же Василий Иванович вернулся в дом, то на кухне его уже ожидал завтрак. Открыв дверь он привычно тихо сказал не глядя на жену:
 - Такие вот пироги!
 Жена усмехнулась и спросила:
 - Много напёк! Вкусные?
-  У тебя видно вкуснее,- совершенно серьёзно произнёс Василий Иванович, а заметив блинчики с мясом на столе, посветлел лицом. В теплое же время года они здесь печь не топили, а пользовались электрической плиткой, что была на терраске.
"Значит ещё вчера приготовила, а сейчас-то только разогрела",- одобрил её Василий Иванович. Блинчики он любил.
 Помыв руки он тоже присел к небольшом кухонному их столику за которым его уже ожидала Клавдия Васильевна. Кухарничать она особенно-то и не любила, но вот блинчики-то у неё получались отличные.
 Позавтракав они молча разошлись по своим делам. Направляясь к своей школе Василий Иванович так и не знал: правильно ли он поступил с тем письмом или нет? У него болела голова.
А.Бочаров
2020.