Ранним утром 9 июля 1979 года вблизи Хованского входа ВДНХ было людно. Спецнабор в ряды Вооруженных Сил - священный долг и почетную обязанность предстояло исполнить выпускникам техникумов и некоторых институтов. Провожающие стояли мелкими группами, никто не шумел, да и откровенно пьяных видно не было. Буйные уже вовсю служили.
Остриженные призывники глядели хмуро, их жизнь менялась бесповоротно. Армия, почти неизбежность, большинство мужчин проходит через это испытание. Но, этим утром особого энтузиазма никто не выказывал. Но, и грусти особой не было. А провожающие веселились, хотя и сдержанно.
Подошел автобус, всего один, спецпризывников в Дзержинском РВК было немного. Все стихло. Представитель военкомата, безвестный капитан шагнул вперед.
«Прощайтесь, товарищи призывники и в автобус! Спиртного с собой не брать!»
Вроде и не волновался, а комок к горлу все же подступил. Впервые так надолго я уезжал из дому. Провожали меня мать и дед.
Дед, чтоб поддержать, увидев, что волнуюсь, сказал:
-Я, когда вспоминаю службу в армии, понимаю, что это были лучшие годы…
Лет тридцать понадобилось мне, чтобы оценить эту фразу.
И руку пожал. Прощались без слез, не принято в нашей семье плакать.
Все, пошел.
Офицеры, для верности, перед погрузкой проверили наши вещички, нет ли бутылок. Ага, дураки мы такие. Мы свое еще наверстаем.
Путь мы держали на Угрешку, к ставшему уже легендарным, ГСП. До сих пор испытываю трепет, проезжая мимо тех мест.
Но, начала надо было заехать на улицу Шепкина, сдать паспорта и получить военные билеты. Дело нехитрое и к обеду за нами закрылись железные ворота сборного пункта.
Несколько тысяч будущих бойцов заняли площадь перед зданием ГСП, напоминавшим чудовищно переросшую школу. Несколько этажей, длинные коридоры, классы и огромный спортивный зал в цокольном этаже. В те теплые июльские дни все расположились во дворе, кто на скамейках, кто просто на асфальте.
Мои однокашники из техникума уже были здесь. Забрали многих с нашего курса. Нам повезло, удалось занять скамейку.
Начали с портвейна. Закусили домашней жареной курицей, последние домашние харчи. Служба пошла, затикали часы, отщелкнули первые минуты.
Кому-то из ребят удалось вино прихватить с собой. Не все офицеры оказались достаточно бдительными. Да и невозможно на сборном пункте было удержать такую ораву, вырвавшихся из дому парней, еще не скованных армейской дисциплиной. Гонцы, собрав деньги прыгали через забор. Оцепление было редким, тем не менее мой приятель, Саня Титов, попался милиционеру. Он не растерялся, включил такого домашнего юношу, сказал, что уже соскучился по дому и хочет позвонить маме.
Не знаю уж, как, здоровенный парень с усами смог прикинуться робким юношей, но, получилось.
Милиционер, вот, что значит плоть от плоти народа – проявил сочувствие, успокоил, как мог, и помог перебраться через забор, обратно на ГСП. Следующая ходка была более удачной.
Пойло перебрасывали через забор родственники, друзья и знакомые. А доброхоты угощали и незнакомых, если своего призывника не удавалось вызвать.
Гуляли и веселились все. Но, нашлись и особо одаренные. Призывник Боря, хорошо его помню, полный такой белокожий блондин, получил переброс: буханку белого хлеба пропитанную водкой. Сожрал ее в одиночку и вырубился. Понятно, что даже при всей лояльности к нам офицеров сборного пункта, Боря этот, в назидание всем, был наказан.
Весь красный, опухший, мрачно и одиноко, мел он центр плаца. Спасибо, что не ломом. Об этом способе воспитания нам еще было рано знать. Нам еще многое предстояло…
Три дня мы гудели на призывном. Нас разбивали на команды, кого-то увозили покупатели, ребят из нашего техникума становилось все меньше и меньше. Петя из моей группы попал на флот, Саня и Витек в Забайкалье, в Читу.
Команду в которую попал я все никак не могли никуда пристроить. Прошел даже слух, что мы никому не нужны и отправят домой, оставят на осень.
Сидение в классах уже начало утомлять, несмотря на то, что мы все перезнакомились, и даже алкоголь не скрашивал скуки. Тем более, что условия нашего содержания были довольно спартанскими - спали на скамейках, стульях, да на чем придется. Повезло тем, кто располагался в спортзале – там были маты.
Наконец объявили, что нашелся покупатель, и отправят нас в Среднюю Азию. Покупателем был загорелый капитан. Сопровождал его такой же загорелый сержант с красными погонами.
Капитан и сержант нас сопроводят в Сары-Озек, там призывников раскидают по полкам и служите на здоровье.
Чуть позднее к нашей команде присоединился прапорщик. Он набирал команду медиков, для службы на погранзаставах, двенадцать человек их было, кстати тут же нашелся знакомый, в стройотряде были вместе. Мир тесен, особенно, когда сжимается до размеров сборного пункта.
Оставался нам еще один вечер на ГСП. Прощание с друзьями переросло в неслабую попойку. Полночи колобродили. Забавно, что в ту ночь перед отъездом, странным образом, я встретил много знакомых- ровесников, еще из младшей школы, пионерлагерей, а одного и из детского сада, и этот спецнабор явился единственной возможностью с ними еще раз пересечься.
С другой стороны, не так это и странно – сборный пункт на то и есть, что бы собрать там всех в нужный момент.
Армия взяла нас под свое крыло- нам выдали сухпай. Сахар, пакетики с чаем, банки с кашей и галеты. Да-да, те самые, каменной твердости, галеты. На вкус они были как пропитанный казеиновым клеем картон, предположу, что и составом мало от картона отличались. Тем не менее, в последующие дни они нам показались вполне съедобными, несмотря на слова прапорщика:
-Не пробуйте, вам не понравится!
-Ага, это только ему должно нравиться! Сам все хочет сожрать!
И мы из принципа взяли коробки с пайком.
Долго гужевались на Ярославском вокзале, непонятно отчего, видимо, проездные оформляли. Вокруг призывников вились темные личности, пытаясь купить или отжать хорошие вещи, понятно, что пропадут. Какой-то пропойного вида, бродяга, приклепался ко мне:
- Отдай пиджак, все равно отнимут!
- Щас, десять рублей и он твой!
-Вот тебе на бутылку!
-Нет, сказано - десятка!
Огорченный хроник отошел в сторону.
Пиджак был отличный, но, далеко не новый, я его со второго курса таскал. Но, это не повод отдавать его престарелому задрыге за бутылку.
Наша компания вселилась в купе рядом с сопровождающими. Внимания на нас никто не обращал, офицеры тихо пили. Не знаю, наливали они сержанту или нет, но, вот проводницу они ему уступили, как наиболее изнуренному тяготами и лишениями воинской службы. Временная семья скромно выгородила себе куток на боковой полке, напротив офицеров.
Мы тоже тихо пили, стараясь не светиться. Удивительно, мы находились ближе всех к офицерам, а они на словно не замечали. Время от времени прапорщик подрывался, бегал по вагону и командовал. Собственно, а командовать особо нечего было и это его здорово смущало. Тогда он кричал:
- Сейчас у меня весь вагон заплывет стилем «барс»!
Что это за загадочный стиль никто не знал, а призывники, незнакомые с армейскими реалиями просто потешались. Предположу, что они потешались бы меньше, зная, что на гарнизонной гауптвахте в Термезе арестованные плавали по цементному полу. Правда более известными стилями.
После каждого подобного выступления сержант уводил прапорщика отдыхать.
Расслабившись в пути, офицеры несколько потеряли бдительность – из их купе к нам перекатилась бутылка портвейна. Мы, хорошенько подумав, откатили ее обратно - военные про портвейн не забудут.
Дни пути пролетели незаметно, в угаре. Мы веселились, ржали, бесконечно пересказывая анекдоты и разные истории. Я удачно вписался в компанию, все ребята были не из нашего района, но, тоже с северо-востока столицы, были общие темы.
Предположу, что веселье это носило несколько защитный характер, мы все понимали, что едем не в пионерский лагерь и будет трудно. Гуляли, как в последний раз.
Станции, дорожные перегоны мелькали за окнами, березы и ели сменились тополями, а потом деревья и вовсе почти исчезли. Началась степь. Стало жарко.
В Казахстане поезд раскалился, воды не хватало, особенно с бодуна.
-А вот и знаменитый Отар! - произнес сержант, глядя в окно.
Поезд остановился на незнакомой станции.
-Проклятое всеми место, продолжил он, но, вы все там обязательно побываете…
Что бы ознакомить нас с местной спецификой, он купил бутылку кумыса и полиэтиленовую колбаску с кимчи. Капуста скорее понравилась, хотя была непривычно острой. По-настоящему острой, в средней полосе так не принято. А кумыс оказался совершеннейшей мерзостью- послевкусие имело привкус рвоты.
-Вот- обнадежил сержант- привыкайте, здесь вы будете жить два года.
Под вечер прибыли в Алма-Ату. Выгрузились на перроне, теперь надо было ждать поезда на Сары-Озек.
Ну, а как ждут поезда? Гонца решили отправить за вином. Вызвался доброволец, ушлый парнишка из нашего купе, взял рюкзак и умчался на такси. Надо сказать, проходящие граждане, приняли живое участие и всячески нам помогали.
Минут через двадцать подали состав, загрузились мы со своими пожитками, а гонца все нет. Думали, уже, уедем без него.
Но, плохо вы знаете медведковских пацанов. Успел, вскочил в уходящий. И полный рюкзак вина.
Скидывались многие, поэтому пойло исчезло быстро. Вот тут-то и пригодился мой пиджачок. Загнал я его за две бутылки «Имбирной» и что-то закусить нам дали.
Надо сказать, поезд местной линии от Алма-Аты до Сары-Озека, лишь отдаленно напоминал тот поезд дальнего следования на котором мы ехали раньше. Скорее, состав времен Гражданской войны, уже подвергшийся атаке басмачей. Но, нас эта бытовая неустроенность мало смущала. Да и времени у нас оставалось все меньше. О скором прибытии в часть никто и не вспоминал. Успешная, с нашей точки зрения, торговая сделка вызвала цепную реакцию - многие кинулись продавать проводникам все мало-мальски ценные вещи – одежду, часы, у кого что было.
К моменту прибытия поезда в пункт назначения, вся команда была вдребезги пьяна. Сопровождающие выглядели ненамного лучше Поддерживая друг друга мы брели куда-то вдоль рельсов. Не знаю каким уж образом, но, мы с прапорщиком оказались лучшими друзьями. Шли в обнимку и он кричал, что сейчас договорится и меня переведут в его команду. В погранцы.
В тупике нас остановили, завели в какое-то пустое пространство за колючей проволокой. С одной стороны стояла сторожевая вышка. Не помню, был ли часовой, но, кто-то из солдат воды нам принес. Спать повалились прямо там, где стояли. Несмотря на лето, ночи были прохладные, вспомнил я не раз свой пиджачок. Но, в те ночные часы нас еще грел алкоголь.
Мы ночевали на земле, сержанта сразу определили на гауптвахту, офицеров под домашний арест. Ничего-ничего, будет, что вспомнить.
Утро было непростым даже для наших молодых организмов. Солнце пекло, выпаривая последнюю влагу из и без того обезвоженных тел. Нас построили и завели в часть. Началось распределение по полкам дивизии.
Несколько часов ожидания под солнцем, в попытках найти тень и, наконец, распределение – я и еще семь человек едем в Алма-Ату. В столичный, 186 мотострелковый полк.
После распределения новобранцев повели в столовую. Столовая светлая, пустая, нас встретил приветливо улыбающийся прапорщик с добрыми глазами и три киргиза из наряда. Те стояли с непроницаемыми лицами.
Хочется верить в хорошее, думаю, что тот пустой бульон и перловка были поданы нам, чтобы унять похмельные страдания, а не в целях экономии.
Короче, Армия приняла нас с материнской нежностью.
Нашу группу, восемь человек до места назначения сопровождал сержант. Элитная, дембельская командировка за молодыми.
В ожидании автобусы мы сидели на автовокзале. Небольшой, окрашенный белым домик, скамейки, несколько жалких, иссушенных деревьев. Опохмелиться было не на что, да и похоже, наступало время принудительной трезвости на неопределенный срок. Сам не захочешь.
Отпивались водой.
Сержант рассказал о житье в полку, осторожно избежав темы неуставных отношений, да мы и не спрашивали. Понятно, что нам предстояли трудные дни. В основном обсуждали климат, сам сержант был русский из средней полосы.
- Привыкнете – сказал он – Все привыкают. Зима здесь легче, чем в России.
А потом неожиданно добавил:
- Осенью поедете в Афганистан – немного помолчал и добавил, а я на дембель…
Никто не спросил его, откуда он знает. Я лишь подумал, вот, классно, за границей будем служить. И память услужливо прокрутила кадры из фильма о туркестанских пограничниках, они бегут в облегченной форме, в панамах, задерживать нарушителя. Ничтоже сумняшеся, я думал, что группы войск есть в ГДР, Чехословакии, Венгрии, наверное и в Афганистане есть.
Напрасно я прогуливал уроки географии, истории и обществоведения, не химией единой…
Наконец подали автобус. Автобус междугородний, но, понятно, что не Икарус. Главное, мест хватило всем. Мы заняли сиденье в конце салона. Местные жители, признав в нас новобранцев с любопытством смотрели, а сидевшие рядом молодые казашки непринужденно затеяли разговор. Угостили куртом, с пивом говорят хорошо.
-Ну, до пива нам девочки еще дожить надо.
- Доживете! Все доживают… А если в самоход пойдете, можете у нас гражданскую одежду оставить!
И одна оставила Юрке Коршунову и Андрюхе Логунову адрес. Жаль, что не успели мы воспользоваться этим адреском. Забегая вперед, скажу, что не довелось мне за два года побывать ни в увольнении, ни в отпуске.
За окном мелькали местные красоты - степь с чахлой выгоревшей желтой растительностью и редкими тополями, все это быстро поглощалось опускающимися сумерками.
К семидесятому разъезду прибыли глубокой ночью, прошли КПП, сержант отвел нас в карантинную роту, где нам предстояло проходить курс молодого бойца.
Нас завели в пустой отсек, почти сразу пришли старослужащие в надежде поживиться гражданской одеждой.
Берите, что хотите, все уже пропито до вас…
Что-то выбрали, не все у нас так бесшабашно пропивали, может, кто-то домой собирался эти вещи отправлять. Я взял то, что не жаль выкинуть.
Родина оденет во все новое.
-РОТА ПОДЪЕМ!
Со всех коек вокруг нас вскакивали бойцы и спешно одевались. Мы продолжали лежать, формы у нас не было, да и собственно, с чего бы нам вскакивать так поспешно…
В отсек зашел офицер, присутствовавший на подъеме. Увидев спящих на подъеме, он было онемел от возмущения, а потом закричал:
-Подъем!
- Почему гражданские в казарме?!
Да во гости мы зашли и припозднились, извините.
Дежурный сержант доложил, что мы прибыли поздно ночью.
Подъем сыграли и нам. Восемь человек в гражданском в воинской части выглядели примерно так же, как голые на оживленной улице. Все смотрели только на нас.
Впрочем, недолго нам пришлось быть этим бельмом, в армии все делается быстро. Мы получили обмундирование. Оно было непривычным, да и не совсем по размеру, намного труднее было его оборудовать – пришить погоны, петлицы, подворотничок. Это сейчас кажется, что это было легко. Игла не лом конечно, и не кувалда, но, управляться с ней тоже надо наловчиться. Первый подворотничок казенный, сшитый, а потом каптеры дают материал на подшиву. Правильно и красиво все сделать тоже надо было уметь, это не вдруг получается.
В форме мы более или менее вписались в состав учебной роты, остальные прибыли лишь на день два раньше. Впрочем, это очень немало. Курс молодого бойца, проходило более трехсот человек. Три больших партии новобранцев из Чечни, Азербайджана и Западной Украины, остальные национальности, всех понемногу молдаване, осетины, армяне, русские терялись в этой массе. Всем вместе нам предстояло постигать эту непростую науку – быть солдатом, а главное, тут, в карантине закладывались знакомства и дружба на весь срок службы.
Старшиной роты был дед, казах огромного роста, широченный в плечах, настоящий батыр. И такой же добродушный. Помогал ему, черпак, младший сержант узбек, со смазливым, похожим на мордочку мартышки, лицом. (Черпак – солдат третьего периода обучения, дед – четвертого). Началась муштра.
Мы выпали из привычной среды. Неважно, кем ты был, важно, кем ты будешь здесь.
Армейская среда сразу испытала на прочность. На одном из первых построений после команды «Вольно!» и «Разойдись», мы курили недалеко от казармы. В этот момент, ко мне, стоявшему чуть в сторонке от нашей компании, подвалили четверо азербайджанцев, нашего же призыва, приехавших на неделю раньше. И предложили поменяться сапогами(вот она, главная беда нового обмундирования – всегда найдется кто-то, кому оно нужнее). Я слегка опешил от этой наглости и молча смотрел на них, пытаясь понять, насколько все серьезно, придется ли драться в первый день или так отстанут. Молчали и земляки, узнать, собирались ли они вмешаться, мне так и не пришлось. Помощь, как это часто бывает, пришла с совершенно неожиданной стороны. Несмотря на то, что азеры не проявляли явной агрессии, видимо, их стиль некоторым был уже знаком – вдруг между нами оказался высокий усатый парень, один из западенцев, из нашего взвода. Он жестко толкнул в грудь, стоявшего впереди.
- Ты человек?
-Человек…- подтвердил азербод.
- Ну и он человек! Хуле ты к нему при…бался, он первый день в армии, только форму одел!
Кавказцы, явно не пристыженные, но, тем не менее поджавшие хвост перед таким напором, отступили, по обыкновению бормоча свои, всей стране уже известные проклятия:
-Сч-сч-сч-сч…
Усатый солдат, звали его Олег Возняк повернулся ко мне.
- Вот, что москвич! Мы все славяне. Но, мы не братья! Мы не братья, но, в трудной ситуации нам нужно держаться вместе. Сейчас мы попутчики, и когда-нибудь наши пути разойдутся.
Я ничего не ответил, удивившись такой откровенной риторике, звучавшей дико в разрез с интернациональными и коммунистическими лозунгами звучавшими из каждой радиоточки и телевизора, не говоря уже об опубликованном на страницах газет. Интернациональное братство народов разбивалось о суровую повседневность, историческую память, а в основном, наверное, о темное мракобесие. Но, тем не менее, столь зрелое и недоброе суждение от ровесника, вполне надо сказать, искреннее, я услышал летом 1979 года.
-А за помощь спасибо!
Звали этого парня Олег Возняк. Замечательный человек, талант - музыкант-мультиинструменталист, певец, в батарее был водителем тягача шестого расчета. И, как мы уже убедились, его отличало обостренное чувство справедливости. Позднее я об этом расскажу.
Началось наше обучение. Многое было уже знакомо из курса НВП, но, сравнивать уроки из гражданской жизни с реальной армейской службой даже в карантине не буду- грешно, несравнимые это вещи. Однако, многое оказалось знакомым- какой школьник не может быстро собрать разобрать автомат Калашникова, да любой. Автоматы, кстати, были новые АК-74 калибра 5,45. Что в армии самое главное? Делать все по команде.
Как говорил один знакомый дрессировщик – собака все умеет сама: и ходить, и сидеть, и лежать. Наша задача научить и заставить делать это все по команде. Только теперь в роли дрессируемых оказались мы.
Строй марширующих новобранцев в необмятой толком форме вызывал нездоровый интерес и оживление в подразделениях - народ высыпал из казарм, пытаясь понять, есть ли среди новичков земляки, выкрикивая насмешки, и каждый раз подобная вакханалия завершалась дружным «Вешайтесь!»
Традиционное армейское пожелание салагам, к этому просто надо привыкнуть, главное, не воспринимать буквально.
- «У солдата выходной
Пуговицы в ряд!
Ярче солнечного дня
Золотом горят!» -яростно орали мы, не менее же яростно отбивая шаг по асфальту. Да, на уроках НВП, да и раньше, в школах, в пионерских лагерях, уроках физкультуры мы ходили строем, но, это уже был совсем другой, новый уровень.
Бойцов КМБ по понятным причинам не использовали в хозяйственных работах, лишь строевая и физическая подготовка. Всем и этого хватало, казахстанская жара усиливала любую нагрузку многократно. После многочасовых строевых занятий, так называемой свободное время было тоже организовано - среди новобранцев находились таланты, один уж точно – Серега Коновалов, пел и сам же аккомпанировал на аккордеоне. Хоть какое-то развлечение. Все здорово уставали, поэтому сил на конфликты не было. На полноценные. А мелкие конфликты, естественно, возникали. В основном все присматривались друг к кругу и разбивались на группки, по землячествам, по интересам, да для дружбы может быть любой повод. А для вражды повод порой и не нужен.
Старослужащих в карантин старались не допускать, поэтому с дедовщиной пока мы не познакомились. Хотя…
В какой-то из вечеров, наш старшина отсутствовал и мы занимались в казарме под присмотром узбека. Отработка команд «Отбой!» и «Подъем!» отличное завершение дня. За неимением секундомера использовалась спичка.
Да-да, старинная армейская традиция, основанная на ничем не подтвержденной уверенности, что спичка горит 45 секунд. Получалось у нас уже вполне сносно, но, спичка сгорала все же немного быстрее.
Внезапно, а в армии все происходит внезапно, даже демобилизация, которую так долго ждешь, а уж про неприятности и говорить нечего…
Внезапно, в отсеке появился здоровенный, агрессивного вида, молдаванин. Черпак. Удря по фамилии. Земляк Коли Катруцы, из нашего учебного взвода.
Ни слова не говоря он стремительно приблизился к младшему сержанту и сходу врезал ему по шее. Узбеченок сжался и не пытаясь оказывать сопротивление. Смазливая мордочка приобрела печальное выражение и сморщилась.
Удря, неторопливо, по-хозяйски влепил ему еще несколько небрежных оплеух.
Видимо, всерьез наказывать такое чмо было скучно.
Бросив на прощанье:
- Не дай бог тронешь еще раз кого-то из ребят… - он так же не спеша, удалился.
Молодежь в полном изумлении наблюдала за происходящим.
Потрепанный младший сержант не стал продолжать занятия, и, незаметно смылся.
Катруца на наши вопросы усмехнулся, но, распространяться не стал. Был какой-то конфликт, видимо.
Узбек заметно притих, не знаю уж, что там произошло, не выглядел он лютым беспредельщиком - тупой лентяй, безусловно, но, на хулигана он никак не тянул. Скорее всего, хотелось самоутвердиться и выбрал, кто поменьше ростом, а получилось неловко.
Постепенно мы о адаптировались к новому нашему быту, втянулись, насколько это возможно в распорядок, перезнакомились. Кавказцы держались от всех довольно отстраненно, но, между ними тоже было все непросто – чеченцы отдельно, азербайджанцы тоже, причем они еще и притворялись , что не понимают русского языка.
Ничего, им выделили переводчика. Это, братцы, только потому, что присягу не вы еще приняли, потом не захочешь, а все поймешь. Тем более, что мат понимают все, а других слов вам никто и не скажет.
На общем собрании новобранцев на рассказали об истории полка, коротко упомянули об апрельской кампании 1978 года, когда наш, 186 мотострелковый полк, поднявшись по тревоге, выдвинулся к афганской границе. Недалеко от Термеза остановился и некоторое время ожидал дальнейших приказов. Помощь полка не понадобилась, провели учения с местной дивизией и вернулись домой. Не домой конечно, на военном языке это называется в пункт постоянной дислокации. Рассказали так же, что наш полк – полк приграничного прикрытия, у нас есть рубежи на китайской границе, в случае чего мы должны занять их и держаться сорок минут.
Не довелось мне на рубежах побывать, хоть посмотреть…
Познакомили в первом приближении с нашим бытом, как писать и получать письма и посылки, где магазин, и где библиотека. Офицер поведал, что в среднем, солдат за службу прочитывает около десяти книг. Наверное, речь шла о тех, кто читать умеет по русски.
В воскресение в полку был жуткий ажиотаж – в солдатском клубе показывали фильм «Афоня». Понятно, что я его смотрел, и не один раз, но, пропустить в армии такое зрелище невозможно. Тем более, что это полтора часа вполне законного отдыха.
Гражданским не понять, они ходят в кино в любое время, когда захотят. Даже поздно вечером, и билеты еще себе покупают на места для поцелуев.
А некоторые и вовсе прогуливают учебу или работу, а сами в кино.
В армии конечно все не так. Рота строится, проверяется внешний вид бойцов, форма одежды, чистота сапог. Подворотничок обязательно! Наряд, понятно, на службе, а нарушители и залетчики в кино не идут. Для них свое кино: внеплановая уборка территории или занятия на турнике.
Возможно, все вместе и много.
Остальным:
-Равняйсь! Смирно! Нале-во!
И в колонну по два, с песней рота идет в кино.
На плацу уже пыль до небес, таких колонн со всего полка уже собралось много. Подразделения беспорядочно перемещались, маршируя на палящем солнце, останавливались, перестраивались бесконечно, пытаясь как-то прорваться в закрытые еще клуб. С трибуны всем этим действом пытался управлять малиновый от ярости и жары старший лейтенант. Его худое, вытянутое лицо было искажено злобой. В адрес сержантов управлявших колоннами несся мат и угрозы.
Впервые я видел такого злобного офицера, одновременно было и смешно и страшно. Сумел завклубом страху нагнать.
Досмотреть удалось лишь до «Солнечного острова», остальное проспал.
Это был единственный за службу организованный кинопросмотр, следующее культурное мероприятие – в день принятия Присяги всех салаг отвезли в Дом офицеров на концерт. Роза Рымбаева выступала, так-то!
Вот и все официальные развлечения, которые удались нашему призыву. Да, кое-то сходил один раз в увольнение, кто-то в отпуск, но, это были исключительные случаи.
Курс молодого бойца шел своим чередом, что-то стало получаться – маршировали и пели мы вполне бодро, подворотнички тоже пришивать удавалось, хотя, настоящее мастерство во всем придет конечно позднее, намного. Физически было тяжело - нагрузка намного выше, чем дома, рацион новый, непривычный, плюс жара. Лето в Казахстане очень жаркое.
Рацион… К армейской пище это слово особенно применимо. У человека, даже привыкшего к общепитовской еде практически с детства – с пионерских лагерей, закаленного в стройотрядах и студенческих столовых армейская трапеза вызывала некую оторопь своей утилитарностью – главное накормить, а что уж там почувствует солдат во время приема пищи, дело десятое.
Не буду, впрочем, наговаривать, к чаю, компоту и супам, претензий как бы не было. Компот - один из немногих военных деликатесов, а вожделенные лакомства - масло, сахар и белый хлеб.
Алма-атинское лето обдавало жаром, а в столовой творился настоящий ад- брутальная атмосфера, отбивающая аппетит даже у непритязательных к пище молодых солдат, запах множества разгоряченных тел, сапог, толкотня. Каждый глоток горячей пищи вызывал волны пота заливавшие глаза и пропитывавшие наши гимнастерки.
Многонациональный гвалт, гул голосов на всех языках нашей огромной Родины, окутывал огромный зал со стоящими в два ряда столами, рассчитанными каждый на десять человек. Во главе каждого стола два бачка с простой солдатской пищей - щи или борщ, как правило и какая-то каша, чаще перловая, иногда пшено пополам с горохом, иногда сечка, вызывавшая особенное отвращение. Хлеб, каждому по кружке компота. Вишенкой на торте являлась миска с мясом. Тоже порционно, каждому по куску.
Увы, вместо мяса, как правило подавалась бацилла - плохо побритое вареное сало, с редкими, почти невидимыми прослойками мяса. Подавалось ли это блюдо, чтобы молодые бойцы из мусульманских республик, вливаясь в интернациональное братство, отбрасывали и религиозные предрассудки?
Возможно, но, скажу честно, мало кому удалось отведать сие кушанье более одного раза, а большинство так и не прикоснулись.
Ну, а кто обещал нам эклеры?
Действительно, никто.
Прошел месяц. Был ли он самым трудным? Не думаю, что это был самый щадящий из армейских режимов, об этом нам говорили, но, и сами мы понимали, что в подразделениях будет сложнее. Мы познакомились с основами армейского быта, научились ходить строем, маршировать, петь строевые песни. Главное, мы сплотились, приобрели новых друзей, с большинством из которых прослужим все два года.
Раскидывали по подразделениям, скорее всего по формальному признаку – образование играло роль лишь отчасти.
Слава Богомолов попал в третий батальон, Коля Фокин и Серега Коновалов в роту связи, Юрка Коршунов и Андрей Логунов в зенитную батарею, нас с Витей Ходыревым в артдивизион. В артдивизион попали и мои новые друзья Володя Усатый, Валерка Мисулев и еще несколько человек. Дима Нэк отправился в танковый батальон.