Мифы и реальности Балаклавского сражения - 8. 2

Алексей Аксельрод
Апофеоз дилетантизма. Второй акт трагедии и второе фиаско кавалерии Рыжова

Командир первого дивизиона донцов-артиллеристов сотник А.М. Ребинин приказал ставить орудия на передки и увозить с поля боя, но его команда явно запоздала. Одни батарейцы вступили в схватку с уланами, другие пытались увозить пушки. Часть улан проскочила батарею и врезалась в массу уральских казаков и киевских гусар, видимо, испытавших сильнейший стресс при виде вражеских всадников, выросших перед ними подобно привидениям.
Вскоре английских улан поддержали поредевшие эскадроны 13-го драгунского и 11-го гусарского полков Легкой бригады. Силу их удара увеличили лошади, потерявшие седоков: повинуясь «стадному» инстинкту, они старались сохранить свое место в строю, что придавало какую-то апокалиптичность картине боя. Со всей неумолимостью подтвердились известные аксиомы кавалерийской тактики того времени: атаку конницы противника следует встречать контратакой, и быстрая атака снижает потери от неприятельского огня.

По признанию одного из офицеров Ингерманландского гусарского полка, «англичане атаковали во фланг 7-й эскадрон нашего полка, сбили его и ударили на уральцев». Казаки и не думали сопротивляться – ведь их командир «знал свое дело» - уклоняться от соприкосновения с неприятелем. Всей полковой гурьбой они устремились к Трактирному мосту через канал, соединенный с Черной речкой, - единственный путь, дававший им шанс на спасение. За мостом, на противоположном берегу Черной, располагался наш перевязочный пункт. Беглецы-уральцы увлекли за собой 12-ю конную легко-артиллерийскую батарею и тут же врезались в плотные ряды бежавших ранее  пяти эскадронов киевско-лейхтенбергских гусар.

Предоставим голос русским очевидцам этой бойни:
«Стоявший в первой линии Уральский полк, по весьма близкому расстоянию от батарей, не только не мог броситься вперёд и приобрести в момент столкновения такую же силу стремительности, какую имел атакующий, но задержанный и расстроенный отступавшими коноводами, принужден был ожидать нападение, не трогаясь с места…»;
«Все это случилось так неожиданно и так быстро, что никто еще не успел даже достаточно уяснить себе, что именно такое совершается в нашем центре, как наша кавалерия была уже смята. Гусары первые не выдержали натиска, за ними казаки, и все четыре полка, бросив артиллерию, которую прикрывали, начали беспорядочно отступать. Суматоха произошла страшная… В пять раз сильнейшая наша кавалерия, смешавшись еще больше при отступлении, торопливо и в беспорядке направлялась к Чоргуну. За ней по пятам, проскакав линию наших войск, безумно неслась уцелевшая от картечного и батального огня английская кавалерия. У перевязочного пункта все эти беспорядочные массы остановились, потому что отступать далее нельзя было…»;
«… Когда вся эта масса кавалерии ринулась на нас, мы (Лейхтенбергские, бывшие Киевские гусары – А.А.), как стоявшие в развернутом фронте, были сбиты и поневоле должны были отступить к каналу. При совершенном безветрии густо стоявшие в воздухе между гор пороховой дым и пыль от скачущей кавалерии были до того непроницаемы, что нельзя было ничего рассмотреть в самом близком от себя расстоянии»;
«… на маленьком пространстве... теснились четыре полка гусар и казаков, и между ними, как редкие пятна, виднелись красные мундиры англичан, вероятно тоже не менее нас изумленных тем, что так неожиданно случилось…»;
«…отступая, киевские гусары почему-то кричали «Ура!» и опрокинули стоявшие за ним эскадроны гусарского полка Его Высочества герцога Саксен-Веймарского (бывшего Ингерманландского – А.А.)…»
«… с моста показался к нам раненый гусар Веймарского полка. Проезжая мимо перевязочного пункта он глухим голосом прокричал: "Убирайтесь скорее отсель! за мной бежит неприятель!". Полагая, что он пьян либо рехнулся, многие оставались на месте… Вдруг понесло к нам с моста облако пыли, затем послышался топот лошадей, бряцанье оружия, и в густом облаке надвигавшейся на нас пыли мы ясно стали различать цвета мундиров неприятельских войск. Это неслась по дороге в Чоргун, проходившей по краю нашего перевязочного пункта, густая колонна неприятельской кавалерии… Несколько (неприятельских – А.А.) всадников заехало на перевязочный пункт, они спешили своих двух раненых и оставили их, уведя лошадей в колонну. Другие же тяжело раненые (неприятельские всадники – А.А.) носились по перевязочному пункту, пока, потеряв равновесие и силы, не попадали с лошадей. Таким образом на нашем перевязочном пункте осталось 14 раненых всадников из отряда Кардигана»;
«… Наша кавалерия представляла самую разнообразную кучу, в беспорядке скакавшую по направлению к водопроводному каналу. Англичане стремительно преследовали отступавших, рубили беспощадно и буквально наседали на плечи. Совершенное безветрие, густой дым орудийных выстрелов, стоявший между гор, и пыль скачущей кавалерии были до того непроницаемы, что вокруг ничего не было видно»;
«…мы (ингерманландские гусары – А.А.) были поставлены на слишком маленьких дистанциях между линиями, причём наш полк, находясь в четвертой линии, был в развёрнутом фронте, а не в густой колонне. Понятно, что при таких условиях наши эскадроны не могли пропустить мимо себя отступающих лейхтенбергцев и уральцев и затем броситься на неприятеля, а должны были уступить натиску всей массы кавалерии, обрушившейся на их фронт…»;
«… в этом положении они (казаки и гусары – А.А.) скакали более полуверсты назад, имея неприятеля на хвосте своих лошадей… Позор нашей кавалерии…».

Последняя отстраненная констатация принадлежит генералу Рыжову, место и роль которого в этом, действительно позорном, деле вновь оказались покрыты клубами дыма и пыли. Предполагают, что как только его подчиненные стали беспорядочно отступать, он оперативно перебрался по Трактирному мосту на противоположный берег – подальше от неприятеля.
Однако в некоторых отечественных описаниях эпизода встречаются проникновенные строки, которым (посвященным главному кавалеристу Чонгарского отряда) не слишком веришь: «… офицеры гусарских полков пытались задержать беспорядочно отходившие эскадроны и сотни, многие при этом погибли.  Генерал Рыжов с двумя ординарцами  отходил последним. Судя по всему, он искал смерти, события последних часов он расценивал как трагедию. В недостатке мужества никто не мог обвинить этого заслуженного воина. Генерал объяснял случившееся большой убылью опытных офицеров в предыдущем деле с Тяжелой бригадой и неопытностью молодых командиров, занявших их место».
Не винит Рыжова и штаб-ротмистр ингерманландцев Арбузов, посчитавший поражение «…просто одною из тех военных случайностей, которые нельзя предусмотреть заранее, нельзя своевременно предотвратить никаким гением и которые, однако, часто дают неожиданный и неотразимый оборот сражению, блестящий или гибельный, смотря по обстоятельствам, слагающимся, опять-таки большею частью случайно, во время самого сражения».

Более объективные исследователи корили Рыжова за беспечность и нераспорядительность. Дескать, он, посчитав, вероятно, сражение оконченным, не принял никаких мер на случай атакующих действий противника. В частности, ему поставили в вину то, что он не перевел казачьи сотни во вторую линию...

Впрочем, непосредственно после боя звучали и более жесткие выводы:
«Общее мнение всего нашего кавалерийского отряда единодушно обвиняло тогда не офицеров и даже не солдат, а начальников кавалерии».
Почему ни Рыжов, ни Халецкий (но тот ведь страдал от причинявшей сильную боль раны), ни заменивший Халецкого полковник Войнилович (но тот ведь погиб в неравной схватке на батарее, пытаясь остановить бегущих)  не заметили атаки Легкой бригады и не приняли никаких контрмер?..

… Тем временем на Донской батарее хозяйничали неприятельские всадники. Драгуны 13-го, а затем и 4-го полков захватили два орудия, перебив канониров. Британцев контратаковал отряд казаков (считается, что это было подразделение 53-го Донского казачьего полка), завязалась жестокая схватка. Под прикрытием казаков уцелевшим артиллеристам удалось увезти с батареи два орудия и несколько зарядных ящиков. Остальные пушки британцы попытались заклепать, но, как оказалось, неудачно.
Затем на многострадальную батарею добрались гусары 8-го Ирландского полка. Правда, от него к тому моменту осталось 55 человек. В итоге Легкая бригада захватила Донскую батарею, а донцы-батарейцы потеряли здесь убитыми и ранеными 33 человека.
Но и вражеским драгунам пришлось несладко: батарейцы Студенкин и Шерстюгин ударами банников уложили девять человек, шестерых взяли в плен и спасли жизнь раненому сотнику Ребинину. Им помогли не поддавшиеся панике товарищи-казаки из сотни войскового старшины Порфирия Конькова. Когда вражеские кавалеристы окончательно покинули батарею, отправившись восвояси, донцы вернулись к орудиям и дали залп шрапнелью и картечью по уходящим.
Главный мифолог и борзописец лондонской «Таймс» У. Расселл так написал об этом залпе в спину: «…но тут у нас на глазах свершилась жестокость, не имеющая аналогов в современной истории цивилизованной войны». По логике мистера Расселла, батарейцам, очевидно, следовало помахать «партнерам» платочками, спеть что-то вроде «Good-bye, my love, good-bye» или «See you later, alligator!», или, на худой конец, пожелать им «Have a nice day» за то, что «Легкие» цивилизованно перекололи на батарее их товарищей.

Примечательно, что все раненые британские кавалеристы, оставшиеся на перевязочном пункте за Трактирным мостом, получили медицинскую помощь наравне с русскими солдатами и офицерами. Но об этом британский борзописец молчит как рыба – здесь ведь вам не красивая мифология, а непричесанная реальность. Кстати,  на своей батарее донцы захватили (переловили арканами) в качестве трофея 45 отличных драгунских лошадей, продав их впоследствии нашим кавалерийским офицерам по 20-30 целковых за голову (по тем временам – задешево)…

… Вновь вернемся к толчее на Трактирном мосту. С большим трудом пробились сюда передки Третьей Донской и Двенадцатой конной батарей. Им отчасти помогли наши гусары, попытавшиеся хотя бы здесь отразить неприятеля. Однако, приведенные в расстройство в бою против Тяжелой бригады, они так и не смогли успешно противостоять Легкой. Британцы и здесь преодолели их сопротивление и погнали чуть ли не до наших кавалерийских лагерей, расположенных за водопроводным каналом. Как ни странно, вся эта эпическая фантасмогория, вся эта легендарная Light Brigade Charge (атака Легкой бригады) длилась не более двадцати минут…